История Мишеля Боннара. Куранго

– Нет, месье, вы не просили меня об этом, – не раздумывая, солгал я.

– Так немедленно найди!

Я в спешке покинул особняк. Спустя несколько часов я вернулся, ведя за собой девушку по имени Анна. Она с улыбкой и нескрываемым восхищением оглядывала убранство дорогого дома.

Я постучался в кабинет доктора и вошел. Он стоял возле окна. Даже не повернувшись ко мне, он приказал:

– Иди в свою комнату.

Я вышел и закрыл за собой дверь, однако не ушел. Вместо этого я остался и тихо присел у замочной скважины. Слышно было плохо, я не всё смог разобрать, лишь приглушенные слова Брута и возглас Анны:

– Это мне? Спасибо, месье. Со мной никто еще не был так добр, как вы.

Брут ответил что то неразборчивое. Послышались шаги в сторону двери. Я метнулся в чулан рядом и затаился.

Они вышли из кабинета и направились к лестнице.

Я еле дождался следующего дня. К моему удивлению, ничего сверхъестественного не произошло. Анна выглядела так же, как и вчера, и Антуан ничуть не изменился. Как и на следующий день, и через день, и через неделю. Анна в самом деле помогала на кухне и казалась вполне довольной. Я уже начал думать, что ошибся и Арно была чем то больна, а всё произошедшее не более чем совпадение, пока однажды утром не столкнулся в коридоре с женщиной.

– Доброе утро, Поль, – весело поздоровалась она.

– Анна?

– Почему ты так странно на меня смотришь?

– Всё хорошо, извини, я плохо спал.

Пройдя мимо меня, Анна закрылась в туалетной комнате, а через пять минут вышла оттуда и направилась к кухне, а потом я услышал ее крик и бросился вниз по лестнице.

Анна сидела на полу с кастрюлей в руках, и из отполированного до блеска бока кастрюли на неё смотрела тридцатилетняя женщина со всеми признаками неизбежного увядания.

– Что со мной? Поль?

Конечно, я все понимал. Вернее, видел.

На крик выбежала Милена. Она попыталась поднять Анну, привести ее в чувство, умыла холодной водой из кадки. В дверях кухни появился Брут. Окинув пренебрежительным взглядом творящийся вокруг хаос, он заявил, что мы мешаем ему работать. Анна обливалась слезами.

– Что случилось? – спросил Антуан.

– Месье Брут, я не знаю.

– Что именно, Анна?

– Я увидела своё отражение, месье, посмотрите на меня: вчера и сегодня мне было и есть семнадцать лет. А сейчас мои зубы гнилые, по коже ползут морщины, и волосы… В них седина.

– Я врач, Анна. Ты больна. Пройди в мой кабинет, я попробую помочь.

Девушка со всех ног кинулась за доктором.

– Милена, что всё это значит? – задал я кухарке давно волновавший меня вопрос.

– Почему ты спрашиваешь меня? – Пожилая женщина отвела глаза. – Узнай у нашего хозяина. Он же доктор. Наверняка разберется в этой напасти.

– Не уходи от ответа. – Я чуть повысил голос. – Когда ночью я привел к тебе Арно, ты умоляла её бежать, я слышал это, а потом она за неделю превратилась в дряхлую старуху. Теперь такая же история с Анной. Не сомневаюсь, ты что то знаешь.

– Поль, я знаю не больше твоего, – отрезала кухарка и вышла во двор.

Я отправился на поиски месье Брута, но в доме ни его, ни Анны не оказалось. Густав сказал, что месье с девочкой уехали в клинику.

В тот момент я снова подумал о нелепом совпадении и что если бы случившееся было злым умыслом Антуана, он бы не стал так заботиться о девушке. Мои вопросы так и остались без ответов, а Брут не появился ни этой ночью, ни следующей.

Спустя несколько дней я, сидя на крыльце дома и от нечего делать забавляясь лягушкой, услышал звук приближающегося экипажа. У наших ворот остановилась повозка. Брут спрыгнул на землю и легкой походкой пошел к дому. Я не хотел с ним сталкиваться, поэтому проскользнул за угол и замер. Когда Антуан подошел ближе, я смог его рассмотреть и обомлел, увидев перед собой подтянутого молодого мужчину в модном костюме тройке, щегольской шляпе, перчатках и с тростью. Перепрыгнув через ступеньки, Брут легко взлетел на крыльцо и отворил дверь. Анны с ним не было.

С того момента я уже не сомневался, что между резкими изменениями девушек и Антуана есть связь. Чем старше становились женщины, тем свежее выглядел Брут. Я не понимал, как это работает и каким образом месье руководит процессом, но цена его молодости равнялась двум человеческим жизням, которые он забрал, в том числе с моей помощью.

Теперь я просил Антуана пояснять, что он делает, проговаривать вслух во время экспериментов. Я обосновал свою просьбу тем, что мог бы сразу записывать за ним. Это сэкономило бы время, ведь ему не пришлось бы делать заметки, а мне разбирать их и переписывать. Не сказать чтобы идея пришлась Бруту по душе, но он вынужден был признать ее удачной. Так мы и работали. Он проводил опыты, иногда удачные, чаще – нет. Я записывал его пояснения. Антуан пытался получить новые вещества, верил, что еще не всё изучено, иногда откровенничал со мной о том, как коротка жизнь и будь у него в запасе ещё лет триста четыреста, он бы создал множество полезных лекарственных средств, которые помогли бы людям защитить здоровье и обеспечили бы долголетие. Порой мне казалось, что я понимаю, зачем медик присвоил чужие жизни. Иногда я даже испытывал к нему жалость, но затем вспоминал глаза Арно и слезы Анны и ненавидел его с новой силой.

Прошло пять лет с того момента, как я впервые оказался в этом доме. Мне было двадцать, я твердо решил стать врачом и часто напоминал об этом Антуану, уговаривая позволить мне учиться. Брут всегда отвечал одинаково, уверял, что мне нигде не получить больше знаний, чем под его руководством.

Я старательно осваивал книги, описывал его опыты, всё увереннее и увереннее справлялся в лаборатории. Антуан заметно состарился, и вскоре я стал узнавать в нем того месье, которого увидел, будучи пятнадцатилетним мальчишкой. Я уже догадывался, что совсем скоро вновь услышу его приказ – искать помощницу Милене. Так и случилось.

С тяжелым сердцем я отправился на поиски. Я специально высматривал некрасивых девушек с каким нибудь дефектом, будто полагая, что им меньше хочется жить, нежели прекрасным созданиям, юность которых станет лишь вспышкой в руках Брута.

Вскоре я привел хромую Эльзу. Она плохо слышала и мало говорила. Через неделю она пропала. За ней последовали Франсуаза, Мария, Полет, Эстер… Череда не совсем здоровых девиц дарила Бруту от силы год. Однажды он аккуратно намекнул, что у меня плохой вкус и что в моем возрасте пора бы быть избирательней. Карин, Сесиль и совсем безобразная Клаудия. Восемь девушек за полгода омолодили Брута до его любимых тридцати пяти. Он уже почти не скрывал передо мной целей поиска и предложил сократить мои старания парой отменных красавиц, а не толпой дурнушек. Я сухо отвечал: «Какие попадаются» – и с горечью понимал, что вновь ищу жертв для своего хозяина. Если он в нашей паре был палачом, то мне была определена роль жандарма.

Наступили два года тишины. Антуан тратил силы украденной молодости на эксперименты. Я же тратил свои – на обучение и практику. В какой то момент я стал понимать все действия, совершаемые Брутом во время его исследований, и даже позволил себе несколько раз дать ему совет. Сначала он снисходительно усмехнулся, в следующий раз раздражённо отмахнулся, но вскоре молча прислушался.

Так мы и жили, пока после долгой череды неудач Антуан не совершил большое открытие. Он получил новый химический элемент, который, в свою очередь, вел к созданию нового лекарственного препарата. С горящими глазами Брут сбивчиво объяснял мне, что он сделал, требуя немедленной записи. Затем схватил листок, закупорил мензурку и в спешке куда то уехал.

С того дня он редко бывал дома. Иногда заезжал, только чтобы переодеться. Иногда прихватывал с собой запас одежды на несколько дней. Я по прежнему учился, ставил опыты, ловил лягушек и познавал анатомию.

Мне уже было двадцать два. Еще пару лет, и мое заточение должно было закончиться. Я смело мог бы уйти и всё забыть. Неминуемо приближалось время очередного допинга. Я заранее привел домой Патрис, чтобы она успела освоиться у нас. Девушка была тихой, милой, замечательно готовила и штопала. Милена же вовсе сдала и, сославшись на болезнь, попросилась на время переехать к своей сестре. Мы с Густавом видели, что ей действительно хуже с каждым днем, и не имели права запретить ей покинуть дом. Перед тем как уйти, Милена в последний раз оглядела свою кухню, сняла с мизинца тоненькое кольцо и вложила его в руку Патрис:

– Теперь оно твое.

Милена посмотрела на меня, обняла и прошептала на ухо:

– Дай Бог, ты справишься лучше меня. Я больше не могу. К несчастью, больше мне нечего ему дать. Я попала сюда ребенком и все двадцать шесть лет верой и правдой служила ему.

Я схватил ее за плечи.

– О чем ты говоришь? Тебе же семьдесят восемь. Мы отмечали каждый твой день рождения.

– С шести лет я помогала матери на кухне и к двенадцати годам уже хорошо готовила и умела вести хозяйство. С тех пор работала на Брута. Мне всего тридцать восемь лет, малыш. Отпусти меня, мне пора.

Я стоял посреди кухни. Юная Патрис нацепила кольцо Милены, что то напевая себе под нос, и ловко управлялась с тяжелыми сковородками.

– Отдай мне кольцо, – выпалил я.