Коан Янг 2

Девушка улыбнулась перед уходом. Ее обувь и колени промокли и перепачкались, но ей будто было без разницы. Она просто помогла и ушла. Букер чувствовал столько же недоумения, сколько стыда. Закрыв за ней дверь, он вернулся в ванную и покрутил в руке пробку. С цепочкой, из нержавеющей стали. Интересно, откуда она? Может, пока он заснул перед телевизором, в дом кто-то пробрался? Решил его подставить? Хотя… нет, какая-то уж глупая подстава. Из дома ничего не пропало, дверь была на замке. Тряхнув головой, Букер выключил телевизор и отправился спать.

Наутро зазвонил будильник. Переосмыслив случившееся ночью, парень понял, как сильно чувство стыда в нем возросло. Он даже не знал ее имени. И не додумался спросить. Вот же тормоз. До начала первой пары оставалось немного времени, и Букер решил загладить вину. Цветочных магазинов в городе не было, пришлось импровизировать. Срезав одиннадцать прекрасных белых роз в саду, что неподалеку от дома, он поднялся к квартире, расположенной ровно под его собственной. Позвонил один раз. Через минуту дверь открыла она. На белоснежном лице явное удивление, она улыбнулась.

– Привет, – сказал Букер. – Мне очень неловко из-за вчерашнего, это как страшный сон, который я бы хотел забыть. Ты столько корячилась у меня в ванной, убирая воду, а я даже имени не спросил… В общем, прости. Это тебе.

Он протянул ей букет белых роз, и девушка улыбнулась еще шире. Поднесла к лицу, вдохнула и мягко ответила:

– Никогда не говори девушке, что она «корячилась». Это обидно.

– Оу, – заерзал Букер на месте. – Я… я тебя не хотел обижать…

– А я не такая, как все девушки, – пожала та плечами. – Цветы, кстати, классные. Как ты понял, что мне нравятся белые розы? Обычно дарят красные.

Букер, искренне обрадовавшись совпадению, криво улыбнулся и оперся локтем о дверной проем.

– Пожалуй, чутье.

– Чутье? – резко отстранилась девушка, будто почувствовала неприятный запах. – Я вроде не похожа на собаку.

Букер нервно сглотнул и растерялся. Убрал от проема локоть, пытаясь подобрать слова. Вдруг девушка рассмеялась, разрядив напряженную обстановку.

– Это была шутка, – дружелюбно сказала она. – Мне всегда любопытно ставить людей в неловкое положение и наблюдать за их реакцией.

– Смешно, наверное.

– Бывает смешно. Меня зовут Обри.

– Букер. Я не видел тебя раньше. Ты недавно живешь здесь?

– Переехала из соседнего района неделю назад. Здание объявили непригодным для жилья, и нас переселили. Так что теперь я твоя новая соседка снизу.

– Это приятно. Ну, что ты моя соседка.

Обри еще раз вдохнула запах белых роз и словно растворилась в их нежном аромате. Букер сверил время на наручных часах.

– Мне надо бежать, работа не ждет, – торопливо сказал он. – Не хочешь как-нибудь прогуляться? Скажем, сегодня вечером?

Обри улыбнулась и кивнула.

– Я не против.

В институте, как обычно, никого не было. На самом деле, Букеру казалось, что в городе он давным-давно один. Разве что совсем недавно появились профессор истории и Обри. Вся его жизнь казалась словно прожитой, оставленной где-то далеко позади. Его воспоминания ощущались не так, как надо. Не так, как привык среднестатистический человек. Они больше походили на автобиографию, на обложке которой поставили жирную печать «прожито» и убрали на самую дальнюю полку. Сейчас Букер просто существовал, проживая, по большей сути, приблизительно один и тот же день.

И ничего особенно не менялось.

Кроме… да, пожалуй, кроме Обри.

Жизнь Букера делилась на «до» и «после». Вот, что она из себя представляла.

Когда он был маленьким, погибла его мать. События до ее гибели в голове паренька не задержались. Да и не представляли особой важности. Мать выбросилась из окна шестого этажа. Пожалуй, со дня ее смерти все мечты Букера пошли ко дну, а жизнь превратилась в извечно подавляемые желания, обусловленные замкнутостью, нераскрывшимся самовыражением и злостью на несправедливый мир.

Один случай перечеркнул человеку будущее, и никто не появился, чтобы его спасти. Не было ни психолога, ни директора с его пламенными речами, ни близкого человека. Только отец, за содеянные грехи лишившийся родительских прав и на радостях уехавший в закат с новой возлюбленной. Под свое попечительство его забрала бабушка, которая, будучи женщиной далеко не мягкой и ласковой, обеспечила бедолагу едой и крышей над головой, но никак не теплом и заботой. Так, все его внутренние страхи и душевные раны «впитались» в душу и ни что уже не могло вывести их наружу.

Круг будто бы замкнулся. Удивительно, как жесток мир. Букер откровенно не видел смысла жизни. Он существовал. Потому как… привык. Но вдруг он вспомнил о том пожилом профессоре, что приезжал на днях с блестящим материалом по истории города, и боль словно угасла. Чужой, совершенно не знакомый ему человек одной только мыслью о себе сумел сделать то, что ни у кого не получалось за всю жизнь Букера – случайно подарить мечту.

Вечером ему в квартиру позвонила Обри.

– Не хочу никуда идти, – сказала она безо всяких приветствий. – Может, у тебя посидим? Я вино принесла.

Парень перевел взгляд на бутылку сухого красного и безразлично пожал плечами. Провел в кухню, усадил за стол, а сам открыл холодильник. Вытащил замороженные грибы, сливочное масло, пармезан и бутылку белого вина. Подготовил рис, лук, чеснок с зеленью. Зажег плиту, поставил кастрюлю с водой, высыпал сушеные грибы для бульона. Обри лишь наблюдала, как его спина скачет из одного угла кухни в другой.

– Ты всегда молчаливый? – спросила она.

Букер оглянулся через плечо, оторвавшись от мыслей.

– Да… В смысле, нет. Не всегда. Обычно говорю парочку предложений.

Обри рассмеялась.

– Утром ты был очень учтив и мил. Свежее лицо, в глазах огонек, – заметила она. – А сейчас… что-то не так. Поделишься?

– Мелочи, – заверил парень и натянул улыбку.

Обри сверила его недоверчивым и пытливым взглядом.

– Ну, ладно. А что это ты там готовить собрался?

– Грибное ризотто. Ты ведь ешь грибы?

– Да, с удовольствием. Вообще, итальянская кухня мне страшно нравится.

– Увлекаешься итальянской кухней? – с интересом обернулся Букер.

– Честно сказать, не задумывалась. Просто оттуда в мою книгу рецептов столько перекочевало, и сколькие блюда я ни пробовала, полюбила, наверно, все. Ну, большую часть. Еще французская кухня любопытна. Тонкая, изящная, романтичная и весьма строгая. Как, наверное, и любая кухня строгая. Иначе традиции были бы давно стерты.

– Согласен.

Он обжарил на сковороде грибы, нарезанный лук с чесноком и рис. Добавил белого вина и хорошенько перемешал.

– Главное не допустить слипшейся консистенции, – добавил он. – Она должна получиться нежно-сливочной.

Он вновь открыл холодильник, и Обри заметила в двери шесть банок пива. Выдержав паузу, спросила:

– Где ты работаешь?

– Преподаю историю. В институте.

– Любишь студентов?