Как я был чиновником

В живом воплощении написанных на плакатах слов о верной дороге можно запросто убедиться, прочитав страницы дневника одного из жителей города Клёво.

«5 октября 1989 г. В нашем доме тепла ещё нет. Жжём электричество в „камине“. В продаже нет никаких обогревающих агрегатов. Утюгов тоже нет… Хоть бы ими согреться. Холодно в школе №4, где учится Таня. Холодно и в детском садике, куда мы водим Дину».

«17 октября 1989 г. город по уши в грязи. Смотрю по ТВ на зарубежные города, которые нам не показывали до перестройки, поражаюсь их чистоте и ухоженности. У нас, как всегда осенью, там и сям началось укладывание труб в траншеи и рытьё всевозможных канав. Некоторые улицы стали не только непроезжими, но и буквально непроходимыми из-за грязи…

В сентябре в Клёве забастовка совершилась. Бастовали шофера автопредприятий по поводу резкого снижения зарплаты, плохих условий работы и плохих же жилищных условий.

Один из директоров одного из автопредприятий в адрес забастовщиков изрёк: «Это – сброд. Давить их надо». (Фамилия этого директора известна в городе – его многие знают, как очень «доброго человека», депутата Зекства).

«23 марта 1991 года. Наша бабуля с раннего утра, ещё семи не было, пошла в очередь за хлебом. Сейчас 9 часов 36 минут. Она всё ещё в очереди. С ней Дина проводит свой законный день весенних школьных каникул: без неё бабуле «в одне руки» дадут только одну буханку ржаного хлеба, а нас в семье пять человек. Таня ходила в молочный магазин за молоком. Молока нет… Зато есть магазин, слава КПСС.

Опять очереди за хлебом, громадные и терпеливые.

Вчера по областному ТВ объяснили причины этих очередей. Первая, разумеется, – «возросшая потребность населения» – «ажиотажный спрос». Вторая причина… И не причина даже, а так себе – пустячок: нехватка зерна и муки…

Вчера же в нашем тресте «Клёвомежрайгаз» «давали» итальянскую обувь по заранее составленному списку и заранее собранным деньгам. Обувь получена через благодетеля – Бензопромзавод. Источник его благодеяний – экспортируемое за рубеж горючее. Из очень компетентных источников известно: дело не обходится без контрабанды, но последствий для генерального директора Завода нет.

(Кое-что мне известно, как депутату Горзавета)».

8 апреля 1991 г. Очень весенняя установилась погодка над нашим погрязшим в грязи городом. Грязь везде. Под ней даже асфальта на тротуарах не видно…»

Интерьер магазинов не заслоняли докучливые покупатели – нечего было покупать. Прохожие праздно не шатались по улицам, а только по неотложным делам – обильная грязь налипала на обувь – портила её, а обновить было нечем. Жители не сидели, расслабившись, перед телевизорами, а бодро ёжились под тёплой одеждой – холод в квартирах призывал к поступательному движению вперёд. Люд ругался и возмущался, но за годы заветской власти и к подобным явлениям, и к собственной ругани привыкли, как к норме жизни. Всё равно от брани в четырёх стенах никакого толку. Только душу отведёшь… Куда отведёшь? Зачем? Прямых обвинений в адрес руководящих персон разнокалиберного ранга через средства так называемой массовой информации, через листовки и митинги ещё не имелось. Всё это было где-то в будущем. А пока страна продолжала идти всё той же «верной дорогой». Вскоре, когда эта чудесная дорога привела к тому, что стало происходить в ней к концу 80-х годов, те, кто управлял сим путешествием в будущее по намеченному непогрешимой партией курсу до 1991 года, принялись красноречиво утверждать: в России всё рухнуло только в результате реформ, начатых после девяносто первого года – после гибели правящей партии. До того народ ежедневно кричал этой партии славу, потому что всё в стране шло на высочайшем уровне и имело устойчивую тенденцию подниматься ещё выше.

В августе 1991 года вспышкой короткого замыкания блеснул и тотчас же угас, перегорев, «путч» ГКЧП.

Из дневника того же автора. 23 августа 1991 года. Аббревиатуру ГКЧП Денис Николаев расшифровал так: государственная коммунистическая чекистская партия».

На площади Пира возле аптеки все три дня «путча» стояла плотная масса людей – митинговали против ГКЧП, объявившего себя хозяином страны, кто только в ней не хозяйничал, и против возвращения к власти коммунистической партии. Были и сторонники гекачепистов. Кто-то из толпы гаркнул: «Да ведь Янаев – это же наш родной земляк!» Освистали: «Знаем, знаем этого пьяницу!»

В первый же день путча областная газета, орган Правящей партии, с торжеством опубликовала статью против религии, вновь назвав её «опиумом для народа». Закоренелые атеисты посчитали, возликовав, что вновь наступают их славные времена освобождения человечества от церковного влияния.

«Путч» подгадали как раз к дню, намеченному для подписания Союзного договора, который мог сохранить великую страну в целости. Сразу же догадка: какие-то силы хотят сорвать подписание и развалить Союз. И сорвали, и развалили.

Первая после путча сессия Городского Завета была названа внеочередной. Необходимо было обсудить ситуацию и как-то на неё прореагировать. Решили проявить лояльность и действия путчистов осудили… После того, как они были подавлены. Перед перерывом в работе сессии демократ номер один Клёвского района Олег Полощук произнёс объявление: депутаты «на демократической платформе» собираются в кабинете таком-то. Депутатов таковых в Горзавете имелось с десяток. Они свободно умещались в том указанном кабинете в допутчевые времена все и даже место оставалось. На этот раз не уместились: на «демократическую платформу» вдруг полыхнули желанием встать депутатов с полсотни. Даже те, кто был известен, как ярый член коммунистической партии, демократов ругаючи через шаг или на каждом – по обстоятельствам.

Вскоре стало известно, что сразу же после подавления путча демократ, без номера, правда, Ефим Немцын помчался в Москву к самому Президенту и в нужный момент преподнёс себя почти на блюдечке с золотой каёмочкой в количестве и качестве самого преданного режиму и передового борца с путчем в Вехнестарогородской области. Вернулся в свою область Ефим наместником Президента и в скором будущем был избран губернатором той же области.

Потом уже к нему, наместнику Президента, гордой и мужественной поступью вшествовали клёвские демократы Олег Полощук и Юрий Таткин, и представились неукротимыми противниками путчистов – они действительно организовывали все митинги в Клёве. И – получили должности. Полощук возглавил департамент сельского хозяйства, будучи историком по высшему образованию и инструктором районной молодёжной организации по прежней работе, а Таткин – департамент же, но внешней торговли, высшего образования не имея вовсе, но зато с опытом мелкого предпринимательства. История пребывания их на государственной службе оказалась краткой и следов прогресса не оставила – их раскритиковали и сняли. Но не на фотографии для памяти восхищённых потомков. И чисто демократическим путём – по протестам «снизу» и статьям в областных газетах, а не по воле высшего руководства, как такое случалось раньше в крайне исключительных случаях. Издевались над хорошми парнями за то, что они занимали высокие должности не по профессиям и не по образованию. Возможно, что и справедливо. Но. Те, кто встал «у руля» страны после переворота 1917 года, тоже очень далеки были от образования ни «штурманов», кораблей, ни их «капитанов», да и их «улыбки» взамен флагов корабля были далеко не всегда признаком смелости, «покоряющей моря». По их примеру, в уже далёком от путча времени, должность министра обороны страны занял сугубо штатский человек, воинственно торговавший, мебелью…

«Протестую! – внезапно и гордо встал во весь рост Любопытный, стукнув для пущего эффекта кулаком в свою выпуклу грудь. – Протестую против слов „преворот 1917 года“! Так хотят приуменьшить значение, всемирное и всемерное, Великой Октябрьской Социалистичикой революции! Какя это, дескать, революция – так себе – переворотик. Зачем? Чтобы демократов оправдать?!» «Ой, да не пылил бы ты, пылкий „революционер“, тоже мне нашёлся, – поморщился Знающий. – Словом переворот о событиях октября семнадцатого года пользовались сами большевики довольно много лет. Троцкий – был такой: знаешь?» «Знаю, конечно, знаю – правая рука левой революционной ноги Ленина», – выпятил грудь колесом Любопытный. «Это как?.. Ну, да ладно. Он, уж это-то ты не станешь отрицать, книги писал. „К истории русской революции“, например. И в этой книге слов о „революции“ семнадцатого года в октябре месяце – нет. Есть слово переворот. Так что, вот – протесты по этому поводу, пожалуйста, – к нему и к большевикам». «А почему же вдруг стали называть иначе?» – не сдавался Любопытный. «А потому что потому оканчивается на „У“: у нас слово переворот подразумевает что – перемену власти во дворцах. Вот Павла первого ухлопали вилкой – власть переменилась – свершился дворцовый переворот, а тут перевернулось всё в целой стране: как это назвать, чтобы звучало помощнее? По образцу и подобию французской революции. Вот и придумали три слова и два из них – с заглавной буквы. Но давай вернёмся к рассказу о Клёве».

23 августа 1991 года страну потряс указ Президента «О приостановлении деятельност коммумистической партии Страны Заветов (КПСЗ)». Не о прекращении, а приостановлении, то есть давалась надежда на будущее возобновление.

Дневник. 26 августа 1991 года. Понедельник. Подходя к зданию райкома ещё издали увидел на красной вывеске с надписью: «Городской комитет ППСЗ» наклеенную какую-то бумажку. Бумажка оказалась объявлением: «Помещение горкома опечатано в силу президентского указа №79».

В груди появилось какое-то странное и острое чувство восприятия чего-то очень необычного и важного. Внутри здания перед опечатанной дверью, ещё вчера ведущей в святая святых города и района, растерянно переминались с ноги на ногу бледные чиновники горкома партии. «У нас же там наши вещи! Документы! Что же делать?» Делать нечего – горком закрыт и не потому, что все ушли на фронт, а просто закрыт. Можно было ожидать и действительного ухода на фронт борьбы с врагами коммунистической власти её верных рыцарей. Однако «рыцари» вели себя благоразумно, воинственности не обнаружили, забрала защитные не опустили, щитами не брякнули, мечами не сверкнули, на фронт не пошли, а тихохонько разошлись по домам. Вещи свои и кое-какие документы всё-таки из-за опечатанных дверей утащили, каким-то образом. Дверей в горкоме было много и какую-нибудь кто-нибудь запереть позабыл. Или вспомнил, что нужно позабыть…

Система рухнула, как подгнившая крепостная башня. Но и перед её падением верёвки и наручники идеологии, стягивающие свободу самовыражения, начали ослабевать. Узлы развязывались и ослабевали. Если руководители района так или иначе поддерживали ГКЧП, то у населения уже сложилось совсем иное настроение. Люди поняли: теперь можно протестовать открыто даже против действий даже правительства. Даже издеваться над ним. Даже над Президентом. Не говоря уж о местном начальстве. Это вам не анекдотики из под полы рассказывать про генерального секретаря Правящей партии: теперь можно встать во весь рост и в упор сказать: наш Президент пьяница, валяется голым под забором и падает с моста, не угадав на него обеими ногами потому, что не может понять: который из двух ему мерещится спьяну, а который настоящий. Да всё, что угодно теперь можно сказать. И сделать.

После указа Президента, решившего судьбу Правящей партии далеко не в её пользу, политическая и моральная обстановка в стране резко изменилась. Исчезла беспредельно могучая сила, державшая всё и вся мёртвой хваткой, всё и вся решавшая, всё и вся направлявшая по «единственно верному пути», в чём она десятилетиями пыталась убедить слушающих главным образом словами и «наглядной агитацией» в виде плакатов и лозунгов. Закрылись обкомы, райкомы и горкомы Правящей. Вынуждены были оставить свои, казавшиеся вечными и незыблемыми ещё совсем недавно, посты партийные секретари всех рангов, калибров и дальнобойностей. «Ушли» и многих председателей исполкомов – по политическим, идеологическим, экономическим и прочим причинам…

Глава III. История выбора перед выборами или «Власть переменилась – скидовай сапоги!»

В Клёве осенью 1991 года на должностях председателя Городского Завета народных депутатов и председателя исполкома оного в едином лице, в результате бурления и клокотания обстоятельств, вдруг оказался всего один человек – Фёдор Иванович Лапкин, высокий человек с приятным лицом провинциального интеллигента средних лет, соединив в себе и украсив себя, таким образом, обеими то ли ветвями, то ли рогами, власти. Долго такое украшение оставаться на одном человеке не могло, и вскоре естественно встал на дыбы вопрос о кандидате на пост уже не председателя исполнительного комитета при Горзавете, а главы администрации района. Должность, не имевшая аналогов во всей предыдущей истории Клёвского района. Руководитель администрации получал гораздо большую самостоятельность при решении всех вопросов, и ответов на них, имеющих отношение к городу и району, но и большую ответственность за результат. В то же время сохраняя и некоторую зависимость от власти представительской.

Полной независимости не было потому, что полномочия, права и статус народных депутатов, и самого Горзавета в те времена были очень высокими. Их перечисление на страницах газеты занимали шесть полос. В Клёвском районе от решений Горзавета зависело утверждение кандидатуры председателя исполкома, а позднее – главы районной администрации, директоров департаментов: финансов, образования, культуры, здравоохранения и председателя спортивного комитета. Горзавет утверждал бюджет района и его расходы по статьям. На запросы депутатов по всем, интересующим их проблемам, все руководящие работники исполкома или администрации обязаны были дать ответ не позднее, чем через месяц. Пренебрежение к их высочествам депутатам в любой форме чревато было отстранением от должности… Правда, это пункт только чреватостью и оставался, не вооружаясь практикой, но всё-таки угрожал.

Позиция председателя Горзавета выглядела более выгодной и благородной: он ставил перед исполкомом задачи, мог требовать их неукоснительного выполнения, утверждал или не утверждал с первого захода бюджет, принимал отчёты о работе исполкома, и при всём при этом не нёс прямой ответственности за состояние дел в городе и в районе. И Федор Иванович предпочёл оставаться на том посту, к которому уже привык он сам и пост к нему… Хотя логично на должности руководителя района смотрелся именно Лапкин – он уже находился в курсе всех проблем и «лапку» имел, как у кошки: мягка, но с коготками – сродни тигриной… На занимаемый пост его избрали депутаты и это было прекрасным поводом встать в позу и отказаться от должности другой. Пусть более почётной и весомой, но имеющей и свойства иного сорта: знание проблем и их решение – далеко не одно и то же.

Нужен был человек, не боящийся неизбежных трудностей, сложностей, неурядиц, способный справиться если не со всеми, без исключения, задачами, то с самыми необходимыми и неотложными. И – не пугающийся ответа за нерешённое. Впервые проблема поисков такого универсального человека встала не перед партийным аппаратом, всегда имевшего под рукой взращённого в своих родных рядах кандидата на любой пост. Впервые человек, который должен был стать первым лицом района, не назначался сверху. Впервые вводилось понятие глава районной администрации вместо председателя исполкома. Впервые в постсоветской России вводилась должность мэра. Впервые человека, который мог бы совместить в себе одном весь набор необходимых для новой должности качеств, должен был найти, а затем и утвердить на своей сессии Клёвский Городской Завет народных депутатов.

Хозяйство будущему мэру предстояло принять большое, сложное, нельзя сказать, что идеально отлаженное, и капризное. Проблем имелось достаточно для последующего уличения мэра во многих грехах, оставшихся от светлого прошлого. Политическая обстановка в городе напоминала шкуру ежа с вкраплениями пучков игл дикобраза. Настроение людей ему под стать. Коммунисты, нежданно-негаданно лишившись необъятной власти, чисто по-человечески, а подавно и политически, к новым властям могли относиться только ревниво, ехидно и злорадно, даже исподволь желая им всяческих неудач и провалов: поглядим, мол, как вы теперь справитесь без нас. Отрицательные результаты наглядно показали бы населению преимущества Заветской власти, как власти коммумистической, и пагубные качества пришедших на их место демократов. Им вскоре те же коммунисты несколько переменили наименование: стали называть «дерьмократами». Правды ради, и само слово без экзотических изменений, в отношении некоторых, так себя назвавших представителей новоиспечённой власти справедливо будет взять в кавычки. Но об этом несколько потом…

25 сентября 1991 года в одну из комнат здания городской администрации, где бурно заседала группа депутатов «на демократической платформе», в седьмом часу вечера буквально ворвалась толпа разъяренных жителей восьмого микрорайона. Среди возбуждённых лиц мужчин светились гневом глаза женщин над завёрнутыми в пелёнки грудными детьми. Платформа затрещала, но выдержала. Изготовившиеся к обороне демократы успокоились, услышав о цели ворвавшихся. Целью был протест: во всём микрорайоне уже три месяца нет горячей воды и есть серьёзные опасения предполагать, что долго не будет и тепла – зимние холода подпирают, а в домах грудные дети.

Поняв, что бить не будут, депутаты-демократы оживились и дружно поднялись на защиту гражданских прав народа на горячую воду и тепло в квартирах. Прежде всего позвонили главному, по мнению толпы, виновнику всех бед – Федору Ивановичу Лапкину. Видно было даже по телефону, как побледнели его голос и лицо. Но предгорзавета оказался человеком мужественным. Несмотря на тусклость лица, он довольно скоро вышел на трибуну актового зала и бледный голос его окреп перед другим лицом – толпы. Он заверил это лицо: «все меры примем – будет и вас и вода горячей, и батареи такими же в самом, по возможности, близком времени». Лицо толпы смягчилось.

На следующий день немедленно и срочно состоялось внеочередное заседание исполкома – совместно с выдержавшими первый удар депутатами-демократами. Официальная районная газета «Маячок» 1-го октября 1991 года: «Работы по подготовке к зиме ведутся крайне плохо… Из 600 с лишним домов, в которые должно быть пущено тепло, отапливаются сегодня лишь 400». Эти слова заместителя предгорзавета Матвея Юрьевича Куранова были чистой правдой. Оставалось неясным одно: что это за дома, не попавшие в число шестисот и названные «лишними»? Но прямо и самоотверженно названы причины задержки пуска тепла и горячей воды.: плохое материально-техническое снабжение и такая же по качеству организация работ по подготовке города к зимнему сезону. По традиции и привычке зима в Клёво нагрянула именно в то время, когда её никто не ждал – то есть, зимой. Кроме граждан, лишённых некоторых благ цивилизации. Для возвращения их в блага исполком создал «Оперативный депутатский штаб по содействию организации подготовки жилого фонда и коммунальных объектов города к работе в зимних условиях. Короче и проще – «ОДШПОСОПЖФКОГОРАЗИУС». Далее «Маячок» утешал граждан информацией о членах штаба поимённо и количественно: шесть депутатов под председательством Станислава Козлова, вовремя вспомнившего где можно взять трубы для замены вышедших из строя. Почти все – твёрдо стоявшие на «демократической платформе» в виде незыблемого объединения.

Этому же объединению Горзавет поручил взять на себя щекотливую задачу поиска кандидатов на должность главы администрации Клёвского района. Озадаченных и озабоченных набралось одиннадцать. Лидерами среди них стали: Денис Николаев, Алексей Липин, Олег Полощук и Владимир Врублевский. Самой же экзотической фигурой оказался Сергей Жариков – курсант военно-командного училища, совмещавший учёбу военному делу с депутатством в Горзавете и мирным сотрудничеством в одной постоянной депутатской комиссии с начальником этого же училища генерал-майором Чмыревым на абсолютно равных правах и безусловной демократичности.

Поисковая группа изначально приняла решение не обращать внимания на бывших, и настоящих, работников аппарата прежнего исполкома, подозреваемых депутатами в поддержке ГКЧП. Не из соображений лояльности, а по причине несовместимости позиций и возможных осложнений по работе в будущем. По этой же причине отверглась кандидатура Лапкина. Да и с его стороны не было никаких телодвижений в сторону кресла мэра. От самого названия этой должности его коробило. Так же, как от звуков голоса тогдашнего премьер-министра Егора Гайдара, не говоря о его манере говорить. «Он всю Россию прочмокает», – морщился Лапкин. Но мог бы претендовать на должность мэра не без успеха. Депутаты скорее всего поддержали бы именно его.

Работники аппарата райкома бывшей Правящей партии даже не подразумевались. Не из каких-то враждебных чувств, а потому, что слишком свежи были в памяти приёмы и результаты их далеко не праведного руководства. Выбирать решили среди клёвских руководителей предприятий: и опыт хозяйственный, и работа с кадрами, и с производством – всё пригодится будущему мэру.

Среди депутатов, вошедших во временную комиссию по выборам главы администрации, находился лишь один человек, имеющий какой-то опыт вращения в среде руководителей города и района – Олег Полощук, подвизавшийся некоторое время на почётной должности инструктора райкома ВЛКСМ и по этой причине относившийся крайне саркастически ко всему партийному аппарату вообще и к каждому его «винтику» персонально. Был десятка два лет членом Правящей и Денис Николаев, тоже не очень-то жаловавший бывших своих «партайгеноссе». Все другие впряглись в активную общественную работу в районном масштабе только после избрания депутатами Горзавета.

После вдумчивого вникания в перечень тех или иных руководителей клёвских предприятий и учреждений, споров об их предполагаемых, и существующих, деловых и моральных качествах решили: лучшего мэра, чем директор УМ-5 Михаил Иванович Карельский, быть не может и не должно. Всем хорош: опытом, умом, способностями и авторитетом, статью, ростом и лицом. Пригласили кандидата на заседание, расхвалили, сделали официальное предложение. Михаил Иванович похвалы терпеливо выслушал и попросил времени для обдумывания, взвешивания и ответа. Выполнив все процедуры, то есть, взвесивши и обдумавши, ответ дал на следующем заседании. Очень многословный, но суть которого можно выразить кратко так: «Спасибо за оказанную честь, но – нет, потому что сомневаюсь». Да и было в чём…

Морока началась вновь. Менее сомневающимся и более уверенным в себе кандидатом стал Виктор Иванович Ясных – вышедший на пенсию начальник пожарной части Завода. Плотно сложенный человек с очень добрым, приветливым и умным, что более важно, лицом. Внешние и внутренние качества, тем не менее, не помогли. Сам Ясных не отказывался – отказали члены комиссии: хоть и пожарный, но – офицер, стало быть – зашорен службой в узкой специализации, а мэр должен иметь более широкий кругозор во всех сферах жизни города и района.

Третьим кандидатом стал сам себя выдвинувший Алексей Иванович Липин, рыжеватый мужчина под шестьдесят с орлиным носом на лице актёра в роли пирата, депутат, считавшийся среди участников «демократической платформы» демократом номера два Клёвского района. Странно взглянули на него члены депкомиссии: человек хороший, но очень уж темпераментный и временами чересчур взвинченный. Но зато принципиальный, вдумчивый и въедливый в конструктивном смысле этого слова. Опять же – демократ на твёрдой платформе… Не пошатнётся даже при сильном шторме. Только вот вряд ли он выдвинулся по своей собственной инициативе – не просматривается ли за ним более солидная фигура генерального директора Завода Юрия Егорищева? Фигура сия, безусловно, имеет интерес видеть на ключевом посту района своего верного подчинённого – почти самому и стать «мэром». Отрицать Алексея Ивановича не стали, оставив как альтернативу. Главной же фигуры найдено не было. Не просматривалась ни в ближайшем, ни в дальнем пространстве.

Казалось, комиссия забрела в тупик и вот – вот не оправдает возложенного на неё высочайшего доверия. Без мэра Клёво не останется, но он уже не будет делом совести и стараний депутатов. (Впоследствии выяснилось: предполагалась ещё одна, весьма весомая кандидатура, но оглашать её почему-то воздерживались).

Где-то в середине ноября 1991 года кто-то из депутатов, кажется, это был Олег Полощук, на одном из заседаний группы, напоминавшем потуги выбраться из вязкого болота, вдруг просветлел лицом и свежим голосом воскликнул: «Эврика! Нашёлся! Есть в Клёве очень клёвый, умный, порядочный и трудолюбивый, грамотный и образованный человек. Ему народ доверял уже дважды: избирал народным судьёй и народным же депутатом областного Завета. Кроме того, он дружит с самим Немцыным. И трудится аж в четырёх постоянных депутатских комиссиях. Лучшего нам не найти!» Кто же этот замечательный человек, единственный и неповтоимый? Это – Владислав Иванович Волик.

Кто-то вспомнил: судья этот имеет в Клёве очень хорошую репутацию – многим помог добрыми делами. Кто-то фамилию эту услышал впервые. Ну, что ж, – давайте поглядим, послушаем. Там оно и видно будет.

Приглашать Волика на встречу с комиссией и говорить зачем нужна встреча сия отправились Полощук и Врублевский. Приглашали и говорили не один раз. Волик колебался. Наконец, встреча с депутатами состоялась. Судьи, тем более умные, говорить умеют и знают что. Тем более те, кто выдерживал выборные марафоны и не вылетел из седла. Вопрос был решён: предложить сессии Городского Завета избрать Владислава Волика главой администрации Клёвского района.

На первой встрече депутатов с будущим мэром присутствовать мне не довелось – занят был какими-то делами. Помнится, разбирался с бесконечными жалобами преподавателей ПТУ №36 на своего директора… О персоне Волика до столь знаменательного события в жизни города и его населения я не только ничего не знал, но и фамилия его была не знакома. Судьба моя судебных дел в то время миновала – я, в свою очередь, миновал всех судей. Тем не менее, доверяя своим коллегам по депутатскому корпусу, к их выбору присоединился.

Глава IV. История начала борьбы или «Вихри враждебные веют над нами»

С Олегом Полощуком к ноябрю 1991 года у нас сложились отношения не вполне тёплые даже для насквозь промёрзшего пингвина. Иногда не только спорили, но и ссорились. Он, высокий худощавый парень с прямыми тёмнорусыми волосами вокруг обширной залысины и продолговатым внимательно умным лицом, не мог, всё-таки, быстро избавиться от выработанных в райкоме комсомола стереотипов… Кажется, он даже в партии состоял. Я же членом Правящей никогда не был и от работы в райкоме комсомола в своё время наотрез отказался. На окружающее мы смотрели одинаковыми глазами, но через разные призмы. Причиной ссор, не частых – надо сказать, стало несоответствие мнений в деле о конфликте, разгоревшимся диким пламенем в политехническом училище. Полощук, для ублажения агрессивно настроенных преподавателей ПТУ, «пожирателей директоров», как их называли коллеги, настроен был убрать во что бы то ни стало директора училища. Я же видел в этом рвении коллеги по депутатству всего лишь жажду популизма: распутывание змеиного лабиринта интриг, ползущих в училище, серьёзных причин для увольнения директора не обнаружило.

Дневник. 18 ноября 1991 года. Г. А. Золотников (мы оба состояли в одной постоянной депутатской комиссии) посоветовал мне с Полощуком не ругаться, потому что, того и гляди, он, Полощук, станет главой администрации города… Значит – уже не Волик?.. А ведь Полощуку такое вполне светит – он с Немцыным очень даже дружит…»