Мангуп

Александр улыбнулся в темноте и пожал плечами. Он почувствовал, как в его ладонь легла холодная, дрожащая ладонь Софии.

– Ты боишься?– спросил он её шёпотом?

– Немножко. Но с тобой я становлюсь отважной. Просто, в пещере прохладно, а ещё мне нужна твоя рука,– прошептала она в ответ.

Монахи по верёвочной лестнице опять стали спускаться куда-то вниз, и вместо сильно коптящих факелов зажгли несколько ламп.

Павел, Александр и София спустились следом.

Это был огромный грот, вырезанный в цельной скале в виде изумительного храма. Его стены были расписаны сценами из Библии. Некоторые сцены целиком были вырезаны из камня, поэтому казались почти живыми. Одежды царей, глаза святых сверкали драгоценными каменьями. Сверху в темноте парил в облаках страшный Бог Иегова, Отец.

Свет ламп отражался от золота, ярким блеском слепил глаза. Монахи подошли к алтарю, под которым стоял сундук, покрытый листовым золотом с тончайшей резьбой. Митрополит вложил ключ в замок, и тот открылся. Все монахи пали ниц, бормоча молитвы. Александр, София и Павел осенили себя крестными знамениями. Митрополит вынул из сундука и поставил на землю Золотую Колыбель филигранной работы, с крупными красными рубинами, отшлифованными в виде капель, как символ пролитой крови Христовой. Поднявшись на колени, монахи запели греческим многоголосьем «Христос воскресе», непрерывно осеняя себя при этом крестными знамениями.

Князь нагнулся и вынул из колыбели Чашу из жёлтого солнечного камня Оникса, обрамлённую золотом с изумрудами. В свете ламп казалось, что чаша излучает неземной свет. Митрополит Арсений достал из Колыбели серебряный сосуд с виноградным вином, отлил немного вина в Чашу и, под пение монахов, Александр медленно выпил из Святого Грааля. Вино показалось ему напоённым ароматными травами родного Мангупа. Александр ещё раз перекрестился, поцеловал чашу, и протянул её Павлу. Тот бережно взял Святой Грааль и, поцеловав, передал митрополиту. Монахи опять пали ниц. Митрополит поставил Святой Грааль в Золотую Колыбель, поместил Колыбель в сундук и запер замок.

Обратный путь прошли молча. Каждый переживал в душе потрясение от увиденного. Монахи шли впереди, сматывая клубок.

Наконец, отворили дверь и вошли в знакомое помещение монастыря с ликом Иисуса Христа, и им навстречу поднялся игумен.

– Покажите, какие меры приняты для того, чтобы в случае опасности, предотвратить попадание реликвии в руки врагов,– сказал Александр игумену.

Игумен показал им керамическую трубу, наполненную порохом, которая уходила в стену. Рядом с трубой на стене висел горящий факел.

– В стену замуровано достаточно пороха, чтобы обрушить гору на вход в пещеру.

– Сделаете это только по условному сигналу из города или если враги ворвутся к вам на гору, сказал князь.

Поднялись к крепости. Весь небольшой её гарнизон выстроился в линию под стеной крепости. Князь прошёл вдоль строя солдат, приветствуя каждого и благодарствуя за службу.

Потом все сели на коней. Монахи с митрополитом и Павлом направили лошадей к Городу, а князь с женой и вестиаритами поскакали по яйле в сторону Палат Горы и Фуны.

Глава 16. Падение Каффы

За два дня Александр с Софией объехали почти всё княжество. София знакомилась с жизнью и обычаями феодоритов, молилась в церковных храмах, а князь Александр занимался вопросами подготовки к войне. Обстановка в княжестве была напряжённая. Там, где преобладало греческое и готское население, ремонтировались стены, возводились новые укрепления, формировались отряды, воинам со складов выдавалось оружие, проводились учения, с утра до ночи работали кузни. Мусульмане, армяне, евреи создавали лишь видимость подготовки к войне.

За невыполнение распоряжений, явный саботаж и уклонение от призыва несколько человек, в том числе из высшей знати, были публично казнены по приказу князя. После таких суровых мер зашевелилась местная аристократия, а вновь назначенные чиновники демонстрировали перед князем кипучую деятельность.

Завершая объезд княжества, Александр с вестиаритами подъехал к стенам древнего Херсона.

День был жаркий, и все с жадностью напились воды из ещё действовавшего водопровода, который, за четыре мили посредством подземных труб, высеченных из камня, проводил воду в город. Стены и башни города изумляли искусством и роскошью. Ещё был цел царский дворец с огромными стенами, башнями и великолепными воротами, прекрасными колоннами из мрамора и серпентина. Когда-то русский князь Владимир отнял этот город у Константинопольского императора Иоанна Цимисхия, но взяв в супруги Анну, сестру императоров Василия и Константина, и приняв веру греческую, возвратил его обратно.

Сквозь пролом высокой стены въехали в город, и копыта лошадей зацокали по уложенной камнем мостовой. Зияли пустые проёмы окон. Крыши высоких зданий прогнили и рухнули, погребая под собой удивительную мозаику дворцов. Ещё сохранились купола нескольких церквей, но кресты с них были сбиты во время последнего взятия города Тохтамышем, и валялись на заднем дворе.

Опалённые пожарами стены домов казались гигантскими могильными плитами на могиле Великого Города с древней историей. На каменной горе стоял монастырь святого Георгия.

Кое-где из подвалов выглядывали живущие здесь беглые рабы. Татары иногда просили князей Феодоро выдать беглецов, но те всякий раз недоумённо пожимали плечами, и уверяли татар, что покинутый город пуст. Никто не хотел расстраивать татарских друзей, но и участвовать в продаже православных в руки мусульман каждый князь считал делом невозможным.

Заросшие лица беглецов были угрюмы. Десятка два детей высыпали на улицу и побежали следом за всадниками, прося милостыню. Женщины полоскали в море бельё, стирая его в морской воде с помощью особой мыльной глины, по-татарски кил, которую добывали вблизи Авлиты греки, продавая её по всему побережью. Через Каффу глина – каффакелит, продавалась в другие страны.

Недалеко от берега на мелком месте в воде лежали буйволы. Из воды торчали только их тёмные носы и крутые рога. Они жевали свою привычную жвачку, блаженно чавкали, наслаждаясь купанием и прохладой. Стадо коз паслось на выгоне. Во дворах на верёвках и прутьях деревьев сушилась рыба. В полуразрушенном храме с алтарём из белого мрамора беглецы молились Иисусу Христу, черпая в молитвах надежду вернуться в свои края, благословенную Русь, Великую Литву…. Их проблему надо решать, но сейчас было не до того.

Проехав весь город, князь с женой спустились к небольшому песчаному пляжу, окружённому невысокими холмами. Вестиариты остались наверху, и, окружив бухту по периметру, исчезли за вершинами холмов, чтобы не мешать князю.

Удивительно уютным показался Александру и Софии этот пляж. Они разделись, и впервые в этом году вошли в воду. Море лежало перед ними тёплое и прозрачное, как огромный кристалл. Между ног плавали мальки ставриды, а над пустым горизонтом летали чайки и нырки. София тихо поплыла по хрустальной воде, почти не нарушая зеркальную гладь. Александр нырнул, подплыл снизу к Софии, и слегка ущипнул её за голую попу. Она вскрикнула от неожиданности, засмеялась, так что её громкий смех был слышен через воду, и когда Александр вынырнул, брызнула ему в лицо горстью солёной воды.

Они плавали и ныряли, смеялись и касались под водой друг–друга, позабыв, что должны быть серьёзными и важными, как требовали правила приличия от князя и княгини.

Но, внезапно, зазвучала труба. Капитан подал сигнал опасности. Смех Софии оборвался. Лицо Александра сделалось серьёзным:

– Вот и всё наше княжеское счастье.

Они поплыли к берегу, выбрались на пологий песчаный пляж, и стали одеваться. На гнедом коне подъехал офицер.

– Турецкое судно идёт вдоль берега. Скоро будет здесь.

Александр помог беременной жене сесть в седло, сам легко вскочил на вороного жеребца и тронул шпорами его бока. Над холмом, загораживающим море, показалась единственная мачта с латинским парусом и мостиком-бочкой вперёдсмотрящего. Казалось, парус и мостик сами плывут над землёй. Потом из-за мыса стал выдвигаться нос галеры с несколькими пушками на нём, её низкий борт, с открытыми вёсельными портами, через которые турки, сгрудившись, смотрели на феодоритов. До корабля расстояние было не более полёта стрелы. Александр видел турецкие тюрбаны, тёмные лица, направленные в сторону берега жерла пушек, и понимал, что скоро им опять придётся глядеть друг на друга в открытом бою. Между мусульманами Востока и христианами Запада осталось лишь одно принципиальное разногласие – земельный вопрос: кто кого закопает.

Вестиариты вскочили в сёдла, и отряд пришпорил коней. Князь послал гонца в Каламиту. Флот Феодоро был поднят по тревоге. Несколько военных кораблей заперли вход в гавань. Как позже донесли князю, турецкая галера минула Херсон, херсонскую бухту, и направилась в сторону Хачи Калион – Корабля Креста, ныне принадлежащего татарам.

В столице работы развернулись по-настоящему. Тысячи мастеров и мобилизованных крестьян укрепляли городские стены, свозили камни с окрестных гор, очищали склоны Мангупа от остатков растительности, чтобы не дать возможности вражеским солдатам подобраться к стенам города незамеченными. Бесконечной чередой тянулись по дороге вверх возы, запряжённые ослами, доставляя в столицу тысячи пудов продовольствия. Зерно ссыпали в выдолбленные в скале хранилища. Огромные стога свежескошенного и высушенного сена выросли на пустыре вдали от обрывов и стен, чтобы их не смогла поджечь горящая вражеская стрела.

Внизу, в долине проводились учения новобранцев. Крестьяне, ремесленники, рыбаки стреляли из луков и арбалетов, бились на мечах, учились сражаться алебардой, копьём, колоть пикой.

После того как Александр поздоровался с близкими, к князю подошёл Теодорик. Они вместе прошли в кабинет Александра. Мандарий тихо вышел и притворил за собой дверь.

– Как там Каффа?– первым делом поинтересовался князь.

– Уже держится четверо суток, но сведения от наших шпионов и посла в Каффе поступают неутешительные. В городе зреет заговор среди армян. Их поддержала часть греков, недовольных латинянами. Они требуют открыть ворота и отказываются сражаться. Помощник консула, Скварчиафико, ведёт тайные переговоры с визирем султана. Посол полагает, что консулу об этих переговорах ничего не известно. Турки стали использовать хищных птиц для борьбы с голубиной почтой, поэтому, в день прилетает лишь один – два голубя с зашифрованными сообщениями.

– Есть ли сообщения от посла в Константинополе?

– Посол не может добиться аудиенции у Султана. Ему отказано в праве посещать дворец.

– Значит, Султан уже принял решение относительно Феодоро. Я считаю, что надо готовить армию для удара в тыл османам.

– А как же татары, наши друзья?

– Ударим прицельно только по туркам. А татары пусть решают сами, будут ли они сражаться вместе с нами или против нас. Первыми мы на них нападать не станем. Но если вместе с генуэзцами нам не удастся уничтожить группировку Султана, следующим на очереди окажется наше княжество, хоть мурза Эминек и пытается убедить меня в обратном. Не таков султан Мехмед, чтобы делиться с кем-то доходами от торговли. Ему нужна вся Таврика, весь Понт Эвксинский, все торговые пути с русскими землями и Востоком. Да и не первый год миру известны слова Мехмеда: «Я не сложу оружия, пока в Европе останется хотя бы один христианин».

– Правильно говоришь, князь, но если татары решатся биться против нас, то силы сразу окажутся неравными. Турок и татар вместе около восьмидесяти четырёх тысяч. Такого войска нам никогда не собрать. Кроме того, армия турок – отборные войска, которые султан готовил для захвата греческих островов. А у нас, в основном, мобилизованные крестьяне. Генуэзцы могли бы собрать достаточную армию, мобилизовав население колонии, но вместо этого предпочли запереться за стенами Каффы. Всего в Каффе с женщинами и детьми около семидесяти тысяч человек. Если мы ударим, они не соберут нам на помощь, даже если захотят, и десяти тысяч, из которых только около 150 профессионалов – наёмников. Итого, примерно 40 тысяч, из которых только тысяча профессионалов, а остальные – необученные новобранцы, против 84, из которых более половины – профессионалы. Ведь татары тоже имеют опыт ежегодных военных набегов на литовские земли. Плохой расчет.

– А если двигаться от Алустона вдоль побережья через земли генуэзской колонии?

– Где тудуном является всё тот же Эминек?

Александр задумался.

– Ты прав. Но иного способа взять инициативу в свои руки я не вижу. Нашего флота не хватит, чтобы сокрушить флот турок из четырёхсот кораблей. Может, у тебя есть другое предложение?