– Далеко, – тихо повторил старик, он словно боялся говорить громко. – Туда вообще нельзя попасть. Пустыня, большая пустыня. Через нее не пройти. Отец-Солнце сжигает все.
Баррет спросил тоже тихо, осторожно:
– Скажите, а вы всегда жили так?
Старик не спешил с ответом. Его бесцветные глаза смотрели куда-то вдаль, сквозь почерневшие стены дома.
– Раньше, очень давно, все было по-другому. Мне рассказывал отец моего отца. Тогда не было пустыни и в город можно было ехать на железной повозке, как ваша,..
Космонавты переглянулись – значит, пустыня появилась не так давно?
– Я покажу вам то, что отец оставил мне, – старик вытащил из шкафа-сундука сверток, осторожно развернул. И земляне увидели… газетный листок! Старый, пожелтевший, с россыпью угловатых букв и главное – с фотографиями!
Газету расстелили на столе и начали рассматривать. Какой-то человек на трибуне с жаром говорил, размахивая руками. Рядом висела карта с изображением океанов и большого материка. Это была Терра. Ивановский удивленно воскликнул:
– Смотрите! На полюсах белые пятна – ледники. А ведь из космоса мы не видели их! Неужели они растаяли?
На следующей фотографии из высоких труб валил черный дым, на другой – потрескавшаяся земля…
Баррет грустно сказал:
– Здесь все, как и у нас дома. Если не хуже, – он повернулся к старику. – Вы можете прочесть?
– Нет, забыл. Когда-то мог, меня немного учил отец, но это было так давно…
– Тогда расскажите хоть что-нибудь.
– Что я могу рассказать? – старик помолчал, подумал. – С каждым годом жить все хуже. Отец-солнце выжигает наши поля и огороды. Лес сохнет, пустыня надвигается на деревню. И болезни – все больше людей болеет. Надо уходить, но куда? И сил нет…
Космонавты молчали, было ясно – деревня обречена. Наконец Стерлинг встал.
– Надо быстрее ехать в город. Переоборудуем вездеход, усилим систему охлаждения моторов. Начнем бросок вечером и за ночь прорвемся, – он повернулся к старику. – Мы пробудем тут несколько дней, нам нужен дом.
Старик кивнул:
– Возьмите любой пустой, их очень много.
2
Руут сидела на скамейке, она не скучала и не гадала, чем занимаются гости в доме старика. Просто ждала, люди из железной коробки все равно выйдут, среди них будет и тот молодой, очень добрый.
Но когда космонавты появились, девушка на минуту замешкалась, хотела говорить только с молодым, а он шел не один, с тем, который все время молчал.
Стерлинг, Кейси и Баррет прошли вперед, Янг и Ивановский немного отстали, тут-то Руут и шагнула к ним:
– Вы приехали… Хотите, я покажу вам деревню?
Ивановский обернулся к командору:
– Давайте посмотрим, это интересно.
Янг кивнул, ему было все равно.
Улица, по которой они шли, густо заросла темно-зеленой травой, почерневшие дома смотрели пустыми глазницами выбитых рам. Между домов еще кое-где сохранились заборы – черные редкие доски торчали, словно последние зубы во рту старика. И нигде не было видно ни единой живой души.
– Почему так много пустых домов? – спросил Ивановский. – Куда девались люди?
– Как куда? – удивилась Руут. – Одни умирают, другие пропадают в лесу. А больных мы сами выгоняем, они уходят и не возвращаются.
– Каких больных? Чем они болеют?
– У них чернеет и опухает кожа, кто прикоснется-заразится. Никакие Травы не помогают. Кто же их будет кормить? И зачем?
Они молча прошли еще несколько улиц – Михаил ничего не нашелся сказать, а Янг, возможно, и не слышал ее слов.
Девушка остановилась возле большого дома:
– Тут живут наши коровы.
Когда-то это был обычный дом, сейчас он стал хлевом. Коров было три, очень похожих на земных.
– Это все, что у нас осталось, – тихо произнесла Руут. – Вчера пропала моя самая любимая Красавка. Ее съели мыши. Она ушла в лес и не вернулась.
– Какие мыши? – не понял Ивановский.
Девушка испуганно округлила глаза:
– Они живут в лесу. Их там много-много, нападают на всех, не спастись никому…
Янг вышел, от запаха навоза вдруг закружилась голова. Руут проводила его удивленным взглядом:
– Он здоров? Все время молчит… У меня есть лечебные травы, остались от мамы.
– Командор просто устал, он очень хороший человек, очень… – Михаил помолчал, спросил: – А что случилось с ней?
– Тоже вся кожа почернела, страшная болезнь. Уже два года прошло… – Руут вдруг взяла руку Михаила, заглянула ему в глаза. – Пойдем ко мне в дом. Я спою тебе песню об отце-солнце и его детях-звездах. У меня есть сладкое вино из крепких красных цветов… – она положила его руку себе на грудь. – Я хочу, чтобы мой сын был таким же здоровым и сильным, как ты…
Грудь у Руут была твердой, как молодое яблоко, Ивановский осторожно отвел руку.
– Я не могу пойти к тебе…
– Почему? Ты больной?
– Там, далеко, у меня есть девушка…
Руут кивнула:
– Я понимаю. Она красивее меня?