Всю жизнь я верил только в электричество

Повсюду от берега и до горизонта вправо и прямо было море зелени. А слева до противоположного горизонта всё  светилось, синим, голубым , бирюзовым,  а на стыке неба и воды светло-фиолетовым. Кульсары, напичканный деревьями и огородами поселок, большой, спускающийся с бугра мягко и постепенно вниз, ждал нас для отчета и оформления путевого листа. Мы сделали всё довольно быстро в самом крайнем доме с синей вывеской повыше двери: «Районное отделение линейных грузоперевозок» – было красным по синему написано через трафарет. Дядя Вася вышел из конторы, помахал над головой тремя листами бумажек с печатями и штампами, сказал:– вот и хорошо. Просто замечательно. Нужные бумаги сдал, А самые главные получил. Люди хорошие. Сделали быстро.

В последний раз переведу его радостный текст в тот вид, в котором я его услышал:

-Вот! Всё теперь–..-.–!!! Просто–…–.! Те –..–.. бумажки на –..– сдал. А вот эти,-..–.-.-.-.–во все дырки, забрал. Люди, мля, –..–.–! –..-.– как быстро –..–.-.-!

После чего мы сели в машину и поехали за угол последнего дома слева, за которым на просмоленных варом толстых столбах высотой в полметра стояли три десятикубовых серебристых цистерны. Дядя Вася слил бензин в одну из них, но не весь. Сто пятьдесят литров по счетчику, вставленному в цистерну, не долил. Оставил, как положено, на обратный путь. И мы поехали к Дяде Валере с дядей Лёней. Они ехали по другой дороге. Обогнули дно моря с солью. Набрали с прошлой поездки. Поэтому подъехали только что.

Мы пристроились рядом и стали ждать пока они спустят коров на землю.

Подошли четверо пастухов. Молодые парни в одних трусах, но с панамами на голове у каждого. Они помогли шоферам вытащить из креплений под кузовами обеих машин по четыре толстых пятиметровых доски. Потом открыли задние борта и доски разложили одна к одной от начала кузова к траве. Потом вверху и внизу стянули доски веревками, чтобы они под копытами не разъехались. И после сделанного шофера сели на траву, а пастухи запрыгнули в кузова, по двое в каждый. Они взяли первых двух коров сбоку за рога и вместе с ними пошли по пологому настилу вниз.  Коровы шли спокойно, даже с удовольствием, а вслед за ними коротким мычащим и сопящим потоком наземь сошли и остальные восемь из каждого кузова.

– Все шестнадцать, мля!–..-.–! – подвел черту один из пастухов. Они обошли

. всех животных вокруг, осмотрели ноги, бока, рога и подняли большие пальцы вверх. То есть, доехали без повреждений. Всё это делалось на ходу, потому, что коровы спокойно, не спеша, но уверенно ковыляли в сторону моря, в низину, где паслись их сёстры по роду и племени. Шли они так, будто никогда в другом месте и не жили, и всё тут им было родное и дорогое.

– Ну чё, мужики? – постучал один из пастухов себя тремя щелчками по горлу.

– Погоди, Ваня,– дядя Валера взял бумаги у дяди Лёни и пошел в контору. – До вечера подожди. Мы заночуем в Карашах. Поедем утром. Вечером тогда и «вздрогнем». А чего припасено тут у вас?

– Самогончик первого налива, – Ваня погладил себя по коричневому от загара животу. – Местный. В  Кульсарах  Амантай с женой гонят. Другие тоже есть. Но Амантай делает самогон – от коньяка хрен отличишь. Век воли не видать!

– Сидел? Тихонько спросил я дядю Васю.

– Ну, – ответил он без выражения.– Пять  лет. Жену с любовником поймал прямо дома у себя. Шофером тоже был. Из рейса на два дня раньше приехал.

Любовнику дал по башке. Тазиком для мытья полов. Вырубил.  Потом взял нож и отпилил  ..–.– ему напрочь. А жену просто за волосья оттаскал, вытащил на улицу и в кадушку полную по пояс её засунул. Подержал пока она не обмякла, вытащил, на колено положил пузом, воду из неё выдавил. Задышала. Отсидел, приехал обратно во Владимировку, но к жене не пошел. В сельсовете упросил направить его пастухом на выгон. Вот и попал сюда. Два года работает. Парень хороший. Шофер нормальный был. Жалко пацана.

Дядя Вася поднялся, потянулся.

– Пощли купаться. Грязные, пыльные. Пошли.

Каспийская низменность почему-то низменностью не выглядит. Ну, просто немного наклонена земля в сторону моря. Вся она, земля низменности, описанию не поддается. Слов таких нет, чтобы точно выразить её великолепие. Поверьте на слово: если есть дорога в Рай, то она выглядит именно так. Начинаясь за полсотни километров от будки, в которой ждет праведников святой Пётр. В Каспии, ясное дело, рая не было. Но разнотравье, разноцветье цветочное, трава переливчатая, высокая и приземистая, песок прибрежный,  бархатный и золотистый, камышитовый лес на левом бегу, качающий коричневыми, похожими на сигары головками – всё это, перенасыщенное криками чаек, пением веселых птиц в траве и в воздухе, ароматами трав, цветов и самого морского духа, близкий вход в Рай всё же напоминало.

Мы разделись. Бросили все свои шмотки на песок и пошли в воду.

– Поплыли! – приказал дядя и нырнул. Голова его появилась над водой метров через двадцать. Я тоже нырнул и ничего не понял. Что-то подняло меня обратно на поверхность, хотя нырять я умел не хуже любого взрослого.

– А!! – заржал дядя мой весело и беззлобно.– Он же нырять-то не могёт. Или лёгкий такой, не ел давно ничего! Ну, тогда хоть плыви как щепка, доски огрызок.

Я поплыл и тоже не мог уловить, что со мной происходит. Я понимал, что плыву, но при этом не трачу никаких усилий. Отмахал руками всего раз по десять каждой, а проплыл столько, будто сделал не менее сотни гребков.

– Теперь просто лежи на воде. Руки-ноги в стороны, и лежи.

Я лег, не набирая воздуха и не шевелясь. Снизу что-то поддерживало меня. Я опустил руку, проверил. Ничего внизу не было.

– Это соленая вода!– крикнул дядя Вася. – В соленой любой предмет легче становится в десять раз. Ты сейчас вообще граммов сто весишь. А я килограмм. Но и килограмм в воде должен потонуть. Правильно? А я вроде как шина, надутая воздухом. Тот же килограмм, но утонуть уже не может.

– Что, совсем нельзя никак потонуть в море?– я так удивился, что вообще забыл про воду, в которой лежал как на пружинной кровати.

– Потонуть и в луже можно, – дядя Вася подплыл ко мне. – Но плавать в соленой воде без затраты сил полегче в сто раз, чем на реке. Привыкай. Поплаваем ещё.

Прошло полчаса, а я всё никак не мог объяснить для себя, почему морская вода не забирает меня ко дну, а выталкивает на поверхность.

Это настолько поразило меня, так озадачило, что я решил потом, в городе уже, найти книжку, в которой можно  выяснить необъяснимое сейчас. Я мысленно зафиксировал в голове купание в Каспийском море как очередное чудо. И это чувство не покидало меня ни в воде, где мы бултыхались без напряга минут сорок, ни потом на берегу. Я вышел из воды после дяди , оделся и вдруг до меня дошло, что я ещё и не замерз, ко всему, ни капельки.

С озадаченным лицом я долго ещё стоял на берегу, глядел на море, но уже без того восторженного оцепенения, которое сковало меня на Арале. Безбрежность водного простора не стала обыденной для меня после Арала, а вот на Каспийском море это случилось. Или закономерно произошло. Ведь привык же я быстро к тому, что степь и пустыня сливаются с горизонтом, но далеко не в самом конце своих просторов.

– Эй, Славка, иди ко мне!– Дядя Лёня стоял чуть дальше по берегу, в траве возле воды, из которой рос плотный, шевелящийся от легкого ветерка с моря камыш.– Бегом давай. Бегом, говорю, мля!

Я понесся к нему, подминая под себя высоченную, по грудь мне, мягкую шелковую траву. Потом вылетел на протоптанную дорожку, которая спускалась прямо к дяде Лёне. Подбежал, убрал язык с плеча, говоря образно и не отдышался, а сразу спросил торопливо:

– А тут что? Что здесь, а?

– Вон, гляди по пальцу!– он перешел на шепот почему-то, хотя ещё пять минут назад орал как вроде сел на хороший муравейник.

Я посмотрел и увидел, что между камышинками и рядом с ними вода волнуется, шевелится, местами чуть ли не вскипает, а отовсюду из воды торчат острые шершавые пилы с точёными толстыми зубцами. Они перемещались беспорядочно, исчезали на секунды под водой, появлялись снова и описывали замысловатые фигуры, производя беспорядочно гуляющие низкие волны.

– Я подумал, что это маленькие драконы, как в легенде про Барса-Кельмес. Сейчас они моментально вырастут в огромных чудищ и сожрут нас, коров, пастухов и, может даже, наш бензовоз.– Я так подумал и искренне испугался.

– Кто там? – схватил я дядю Лёню за руку и потащил его назад.

– Да стой ты, смотри!– он выдернул руку.– Сейчас выглянут хоть два-три.

И тут, действительно, к берегу, почти к нашим ногам подплыли две огромные, побольше полутора метров в длину. Рыбины. У них были длинные носы, которые сплющивались к концу и оттого казались острыми как заточенные колья. От головы по всей спине до самого хвоста, чем-то напоминающего акулий, тянулись, возвышаясь в середине туловища, острые, твердые на вид шипы. Я никогда не видел живьём таких диковин. Но в детской энциклопедии были картинки с похожими рыбами.

– Это осетры?– неуверенно спросил я.

– Ну, они самые! Гордость Каспийского моря и советского рыболовства! Деликатес! Дорогая благородная рыба! Ловить не будем. Любую леску порвут, любой крючок обломят. Ладно, ты смотри, а я пошел. Надо к вечеру готовиться. Дорогу найдешь? Там тропинка.

Он ушел, а я ещё целый час стоял и сидел у берега. Осетры подплывали совсем близко и смотрели на меня большими неподвижными глазами. Чудо- рыбы осетры. От них у меня так же точно бегали мурашки по коже, как и от вида  розовых  фламинго. Мурашки не от страха, а от радостного потрясения. Какое уже по счету чудо я вижу своими глазами! И за что мне счастье такое?

Прошло часа полтора и осетры уплыли. Я постоял ещё немного. Думал вернутся. Но они ушли если не навсегда, то уж точно до завтра. И я побежал к машинам.

Дядя Вася укладывал в машину какие-то свёртки, маленькие мешочки. Он был уж в рубашке. Двигатель работал.

– Ночевать не будем? – я сел в кабину справа.

– Я уже всем сказал, что не будем, – дядя поднял с травы тяжелую сумку и с трудом поставил её за своё сиденье.– Еды нам накидали, мля! Роту солдат можно накормить. А ночевать нам некогда здесь. В степи пару часиков поспим, а утром ты за руль сядешь. Ты забыл, что послезавтра свадьба у дочки дяди Вити Алдошина Наташки? За Серегу Опарина выходит. Это сын Максимыча из сельсовета. Надо их крепко поженить, мля! Чтоб век помнили свадьбу, мать её так!

Мы пошли, попрощались со всеми за руку, они все нам пути пожелали доброго, а мы им отдыха на всю катушку. Ну, и разошлись без слёз и причитаний.

А ещё часом позже мы уже вкатывались на приличной скорости в красивый от багрового заката июльский рядовой степной вечер.

Мы рвались на веселую и буйную казацкую свадьбу, по сравнению с которой все наши прошлые приключения, как сказал дядя Вася, покажутся нам детскими играми в песочнице, где всё время не хватает песка, совочков,  маленьких ведерочек и потому нет никакого веселья и куража.

– Казацкую свадьбу вытерпеть до конца тяжельше будет, чем четыре дня по степям да пустыням гайсать, – дядя Вася почесал подбородок и по лицу его  пробежала небольшая судорога. – Ну, а чего? Мы ж тоже казаки или хрен с горы? Сдюжим, да?

– А то! – сказал я опрометчиво, не имея ни малейшего представления о том что нас ждёт на предстоящем рождении новой крепкой и счастливой советской семьи.