Боги не играют в кости

Тот только машет рукой, в сторону воронки от снаряда, виднеющейся чуть выше, по склону берега.

– Лучше бы оставили внутри. Всего осколками посекло.

Откуда-то со стороны выныривает Хватов.

– Немец за бугром засел. Выше, шагах в десяти. Хрен даст залезть на танк. Что будем делать, командир? Патронов с гулькин нос осталось.

Но Зимин ответить не успевает. Со стороны поля доносится неприятный гул, и чей-то снаряд, чей, в данной ситуации понять невозможно, ударяет в основание башни. Мощный взрыв приподнимает тяжёлую, бронированную машину над землёй, с силой обрушивает её на песок.

Пыль оседает долго, очень долго. Лишь через какое-то время лейтенант видит результат происшедшего вновь как бы с высоты. Увиденное потрясает.

Обезглавленная «Варвара», башню сорвало взрывом, лежит на боку, вдавив, спрятав под собой тела всего экипажа. Наружу, из-под машины, точнее, из-под гусеницы, торчат только рука Меньшова (её лейтенант узнал по часам, которыми водителя наградили ещё в сорок втором году, до их встречи) и его, Зимина, нога, обутая в сапог. О том, что это именно его нога, Зимин догадывается по отсутствию каблука, который сорвало пулей в реке.

Не выжил никто. В том числе и немцы, что находились в засаде: осколки посекли всех, до единого.

Зимин закрыл глаза и….

И обжигающий, пропитанный гарью и копотью, но такой сладкий воздух устремился в лёгкие лейтенанта.

– Командир, сюда. Быстрее! – Донёсся до Зимина голос со стороны берега.

Не понимая, как, но, практически, не думая, автоматически, лейтенант всем телом кинулся в сторону берега. И вовремя. За спиной, вслед, прошлёпали по воде пули. Одна из них ударила в ногу, однако боли лейтенант не почувствовал. Возле танка Зимина приняли руки Меньшова. Втащили на песок, под прикрытие «Варвары».

– Что с машиной? – С кашлем вырвалось из груди лейтенанта.

– Порядок. – Меньшов принялся заряжать ППШ. – Отобьём фрица, делов всего – ничего. – Мотнул головой куда-то вверх. – Хват успел погасить пламя. Баки сорвало. Это ничего… Это поправимо…

– Что Митюхин? – Выкрикнул Зимин: ему показалось, что его никто не слышит в грохоте сражения.

Меньшов махнул рукой, в сторону воронки от снаряда, метрах в пяти от них.

– Лучше бы оставили внутри. Всего осколками посекло.

Лейтенант обеими ладонями рук с силой сжал виски. Что это? Бред? Но такого не бывает! Он только что, сам, своими собственными глазами всё это видел! И слышал! Там, в реке. Меньшов, Митюхин, Хватов, немцы…. Потом взрыв! Да, после появления Хватова – взрыв…

Зимин быстро наклонился к правой ноге, посмотрел на сапог. Каблука не было, будто срезали бритвой, начисто.

– Немец за бугром засел. Выше, шагах… – Крикнул Хватов, скатившийся к ним по песку, но Зимин оборвал его криком:

– Все в воронку! – И первым кинулся к следу от снаряда.

Меньшов и Хватов тут же выполнили приказ командира, кинулись вслед за ним. Воронка оказалась глубокой, приняла всех троих. И вовремя.

Тяжёлый взрыв охнул над рекой. Над головами лежащих танкистов прошелестели осколки. Некоторые из них впились в края воронки, но никому не причинили никакого вреда. Земля вздрогнула, будто по ней ударили здоровенной, невиданных размеров, кувалдой. Спустя минуту, Зимин подполз к краю воронки.

– Куда… – Меньшов ухватил командира за сапог. – Дура, там же фриц!

– Никого там уже нет. – Зимин продолжил движение. Выполз. Чуть приподнялся на коленях. Меньшов последовал вслед за лейтенантом и когда оказался снаружи, не сдержался, присвистнул.

– Ни х… себе….

«Варвара» лежала на боку, глубоко вмявшись правой гусеницей в песок. Башня у танка отсутствовала. Вместо неё зияла чёрная дыра.

– Метров на десять отбросило. – Послышался голос Хватова. Стрелок указал рукой в сторону реки. Башня «Варвары», наполовину погружённая в воду, лежала ближе к противоположному берегу. – Хорошо, речка неглубокая. Можно достать, отремонтировать.

Меньшов хлопнул командира по плечу:

– Ну, спасибо, сынок. Это ж надо, так….

А лейтенант, дрожащей рукой стерев пот со лба, перевёл ошарашенный взгляд с изуродованного тела танка на башню, а с неё на воду. И, несмотря на то, что в ту секунду по реке, сплошным потоком, тяжело плыли ржавые, масляные пятна, несмотря на то, что вода в реке была такой грязной, будто в неё, в маленькую, степную речушку в тот день слили все грязевые отходы мира, и от того она стала до такой степени мутной, что невозможно было рассмотреть даже опущенной в неё собственной ладони, Зимин всё одно смотрел и смотрел в эту грязную, коричневую до черноты жижу. Потому, как, в отличие от остальных, лейтенант видел в ней то, чего никто, кроме него, не видел. Он видел звёзды.

До и после Р. Х.

Год 11568 до Р. Х., межпланетная трасса Отта – Эя (сегодня, Марс – Земля), Триста Седьмая экспедиция, транспортное судно «Элта».

Сначала Ол почувствовал покалывание в кончиках пальцев. Ощущения пришли так вдруг и неожиданно, что ладони рук, подчиняясь естественным рефлексам, сами собой сжали пальцы в слабые кулаки. Однако, покалывание не исчезло. Мало того, вслед за руками другая часть тела ощутила неприятные ощущения, только на этот раз причина пришла извне: по всей спине и ногам, сначала снизу вверх, а после сверху вниз, прошлась тугая, упругая волна, прощупывая каждый мускул икр, бёдер, ягодиц, спины, плечевого пояса, шейные мускулы. Одновременно, головной мозг мягко и ненавязчиво, начали захватывать звуковые галлюцинации. Тёплая, расслабляющая музыка, непонятно как попавшая под черепную коробку, ласкала мозг, возбуждая в ещё сонном сознании эротические видения.

Как ни странно, Ол осознавал: он грезит, а сон находится на грани просыпания, когда дремота от бодрствования разделена тонкой, прозрачной плёнкой. Именно в такие моменты сновидения наиболее сладки и приятны, их хочется продлевать, как можно дольше, хочется отдаваться последним волнам дремоты.

А в это время «живая вода» массировала чересчур ослабевшие за пять месяцев анабиоза участки тела. В связи со спецификой деятельности, Ола должны были разбудить одним из последних на корабле: на судне у доктора никаких обязанностей не было, а потому и будить его одним из первых не имелось никакого смысла. Но теперь транспортник «Элта» приближался к цели своего полёта, а значит, настал черёд доктора. Впрочем, сон ещё продолжался.

Воздушная, прозрачная, тонкая, как паутина, музыка навевала незнакомые, приятные образы. Из туманной неги в подсознании сначала проявилась трава, неестественно зелёная, будто сотканная из молекул и атомов изумруда. Где-то вдалеке показались высокие горы, со снежными шапками на вершинах. Но не это заинтересовало мужчину. Девушка…Её прозрачный силуэт проявился на фоне светло-голубого неба, так далеко, что, поначалу, рассмотреть, кто это, мужчина или женщина, с такого расстояния, было невозможно. Однако, доктор знал: к нему бежит юное и прекрасное создание. И действительно, вскоре, по мере приближения бегуньи, стали видны очертания женского стройного тела. Узкая талия, переходящая в упругие, слегка широковатые бёдра. Высокая, тугая грудь, прикрытая туникой, колыхалась в такт каждому шагу. Спустя секунду док смог разглядеть и чёрные, как смола, волнистые волосы, конским хвостом спадающие за спину, колыхающиеся в унисон с грудью. Ещё мгновение, и Ол не смог скрыть во сне улыбку: оказывается, ему приснилась прекрасная Ниа, инженер – строитель, с которой он познакомился на второй день, после объявления Решения Избранных о его участии в Триста Седьмой экспедиции. Да, это была она: теперь он чётко мог разглядеть высокий лоб девушки, с озорной чёлкой, густые, изогнутые уголком брови над, цвета тёмного изумруда, глазами, тонкий, с небольшой горбинкой нос, возвышающийся над припухлой нитью губ, которые, в волнительном дыхании, чуть приоткрыли жемчуг крепких, молодых зубов. Сейчас, когда Ниа находилась в нескольких шагах от него, Ол прекрасно видел и жемчуг, и капельки пота на тонкой, смуглой шее, и озорной взгляд изумрудных глаз.

Ниа, из рода Хиллонов, выросла на экваторе Отты, а потому, казалось, впитала в себя сладострастный жар того края, в котором провела детство и юность и теперь хотела поделиться им с ним, с Олом. Вот черноволосая красавица остановилась, на расстоянии вытянутой руки, озорно смахнула со лба чёлку на сторону, от чего упругая грудь пришла в движение под тонкой материей туники. Доктор заметил это движение. Мало того, он отчётливо видел под материей соски, которые твёрдыми, сочными, спелыми ягодами натягивали ткань, явно в желании вырваться на свободу и показать себя. Взгляд мужчины опустился ниже, к краю туники. Одеяние девушки оказалось чересчур коротким, едва прикрывало упругие ягодицы. А под ним, под краем, виднелись сильные, стройные ноги, обутые в кожаные сандалии, шнуровка которых переплеталась на мускулистых икрах. Ол во сне облизал вмиг пересохшие губы. Ниа рассмеялась, и, положив руки на бёдра, сделала ещё один шаг к доктору. Теперь её грудь слегка касалась мужской груди. Док взволнованно ощутил, как соски упруго ткнулись в мускулы брюшного пресса. Мало того, доктор почувствовал, как девушка специально чуть привстала на цыпочки, после чего снова опустилась на стопу: в результате твёрдые горошины волнующе – приятно прошлись по его обнажённой коже, сверху вниз. Видя, как мужчина замер от наслаждения, Ниа чуть наклонилась и на мгновение прижалась к его телу. При этом, задорно – зазывающе, глядя в глаза. Ол моментально почувствовал, как в паху сладко заныло. Детородный орган, не подчиняясь воле хозяина, самостоятельно и очень отчётливо принялся реагировать на столь приятные ощущения. Ниа тут же сделала шаг назад, посмотрела на результат манипуляций своего тела, весело рассмеялась и в восторге захлопала в ладоши.

Тут же в сознание Ола ворвался смех ещё нескольких человек. Мужчин. Доктор дёрнулся раз, второй, по рукам пробежала дрожь. Веки тяжело, непослушно распахнулись. В мутной, водянистой дали он с трудом смог различить контуры фигур нескольких человек. Членов Триста Седьмой.

– Проснулся? – Не во сне, наяву донёсся до Ола знакомый голос второго помощника командира транспортного корабля. И мысль тут же заработала: кто проснулся? Где? – Док, – Рука помощника слегка хлопнула по прозрачной поверхности капсулы, прямо над головой учёного. Ол понял, голос обращается к нему, – приготовьтесь. Сейчас почувствуете неприятные ощущения, но это вскоре пройдёт. Готовы?

Веки дрогнули, в знак утверждения. «Живая вода» тут же схлынула в специальные отверстия. Прозрачная крышка капсулы, в которой он находился, с хлопком ушла в конструкцию. Тело, оказавшись в непривычной обстановке сухости, моментально покрылось мурашками, судорожно задёргалось. Переохлаждение, догадался Ол, и прикусил губу от боли: правую ногу свело судорогой.

– В чём дело? – Услышал доктор взволнованный голос помощника. – Почему он не прошёл полный адаптационный период?

Голос бортового компьютера незамедлительно выдал холодный ответ:

– Сенсоры подсознания доктора Ола во время прохождения адаптации были частично блокированы извне. Поэтому тело доктора Ола не смогло полностью отреагировать на реакцию флирования.

– Чья шутка? – Помощник капитана окинул присутствующих сердитым взглядом.

– Моя. – Нейрохирург Отс, товарищ Ола ещё со школьной скамьи, снял с лица учёного кислородную маску, произвёл осмотр сетчатки глаз. – Всё в норме. Извини, старик. Но, традиция есть традиция:: кто просыпается последним, тот подвергается шуткам экипажа.

Ол мысленно погрозил другу кулаком. Но только мысленно. Воспроизвести на деле все эти довольно простые телодвижения он был ещё не в состоянии: давали знать месяцы обездвижения, проведённые в капсуле.

Отс и ихтиолог Снас, который с трудом скрывал улыбку, вытянули доктора на волю, уложили на энергоносилки. Отс прикрыл голое тело друга тёплой, энергосберегающей простынёй.

– Надеюсь, кроме вас двоих, меня никто больше не видел? – с трудом сначала сформулировал, а после телепортировал свою мысль Ол, на что друзья разразились новым взрывом хохота.

– Как тебе сказать… Не видели только те, кто несёт фахту. Да и то, не факт.