– Да какие тут преувеличения! – майор в сердцах махнул рукой. – Можешь сам проверить. Рапорты мои и Еремчука должны сохраниться. Сысоев, секретарь, их регистрировал. Потом нас Иванов за эти докладные на ковёр вызывал. Разнос устраивал. Мол, мы своей писаниной портим ему всю картину. Дескать, как можно подавать в Москву информацию о том, что у нас погиб мальчишка при переходе китайцем границы. Это ж, – скопировал интонацию покойного Иванова, майор. – получается, рубежи нашей великой Родины не защищены! Думайте, что пишите! – Малышев со злостью сплюнул на обледенелую землю. – Дерьмо!
Глебский потёр ухо: действительно, на улице стоял солидный холод.
– Ай, да Василий Трифонович. – Выбрасывая клуб пара, произнёс подполковник. – Дала, таки, знать, секретарская закваска. Почему на прямую не сообщили в «Центр» о происходящем? Или в округ?
– Смеёшься? У Иванова, знаешь, какие связи в Москве остались? Нет? А ты поинтересуйся. Своими глазами видел у него фотографии. Помнится, день рождения был у его жены. Все шишки города собрались у товарища полковника на квартире. И мне честь оказали. Вот там я некоторые снимочки-то и приметил. Когда он альбом показывал. Знаешь, с кем он там был запечатлён? – Малышев сделал паузу. – Достаточно сказать, на одном из снимков стоял рядом с самим Андроповым. Так-то вот!
– Ну, то, что стоял, ещё ничего не значит. – Глебский недовольно поморщился: разговор пошёл в зыбкое русло. Хотя, в столице, когда он зондировал почву, ему ничего не сообщили о том, что Юрий Владимирович и Иванов были близки. Да и сам руководитель КГБ личной заинтересованности в раскрытии происшедшего в Благовещенске не проявил. Однако, это, как знал из личного опыта Андрей Сергеевич, ни о чём не говорило. От Андропова можно было ждать любой реакции. – Молчание не всегда есть золото, майор. Ладно, забыли. – подполковник бросил взгляд на неторопливо идущих прохожих, и тут же про себя отметил: а в Москве все торопятся, спешат, летят. Вот что значит провинция. – Сколько ещё до милиции топать?
– Минуты три. – Малышев поёжился. Пронизывающий, ледяной ветер неприятно забирался под ворот шинели.
– Вот и замечательно. Расскажи мне за эти три минуты, так сказать, вкратце, что у вас происходило в самые первые дни со дня «Ч». То есть, со второго марта.
Ретроспектива. 02 марта, 1969 года.
Телефонный звонок застал Проклова врасплох. Воскресенье. За полдень. И кто, интересно, мог им заинтересоваться в такой день и в такой час?
Виктор сорвался с дивана, кинулся к аппарату. Звонили из управления. Сообщение потрясло лаконичностью и бескомпромиссностью:
– Срочный сбор! За вами выслана машина!
Проклов стремительно прошёл к одёжному шкафу, натянул галифе, китель, надел шинель, перепоясался портупеей. А мысль всё время сверлила в мозгу: что могло произойти? Что случилось, что собирают всех? А, может, не всех, а только его? Но, вроде, по его направлению все дела находились в надлежащем порядке. Буквально, в пятницу, на «летучке», докладывал о проделанной работе. Даже отдал отчёт в рукописном виде. Может, что-то не учёл? Или, не дай бог, пропустил? Тогда «боров», – чуть не вслух выругался лейтенант, – точно меня со всеми потрохами сожрёт.
Машина прибыла через двадцать минут. В ней, к удивлению Проклова уже находились капитан Еремчук, из «особого отдела», капитан Скворцов, из второго, и старший лейтенант Козлов, из пятого, отдела секретной связи, или попросту говоря «секретки».
– Что случилось? – Проклов втиснулся на заднем сиденье, прижав Еремчука к Скворцову.
– А хрен его знает. – Тот раздражённо выдернул из под тела лейтенанта полу шинели. – Хотел со своими сегодня на каток сходить. Пацаны с утра коньки точили. А тут…
У Еремчука подрастало трое мальчишек, мал, мала меньше. Он в них души не чаял.
– Успеешь сводить. Каток на «Динамо» до двадцати двух работает. А сегодня не успеешь, так время ещё есть. – Проклов подул на заиндевевшее окно, в результате чего получил обзор в виде маленького кружочка. Теперь он мог рассмотреть, как мимо медленно проплывали невысокие, деревянные одноэтажные дома, возле которых местная детвора каталась на санках и коньках. – Холода ещё недели две стоять будут. Так что лёд не растает.
– Ну да, лёд то не растает. Только в следующее воскресенье моё дежурство.
– Подменю.
На лице Еремчука мелькнула улыбка:
– Ты и так сколько раз подменял…
– Господи! Одним больше – одним меньше. Боря, – Проклов обратился к Скорцову, – а тебе ничего не передавали? По какой причине явка?
Тот мотнул головой:
– Понятия не имею! – и скосил взгляд на впереди сидящего Козлова. Проклов понял, и тут же отреагировал:
– Вот ёлки… Жаль. Хоть бы знать, до вечера вернёмся, али как? Николай, чего молчишь? Вернёмся? Или нет?
Козлов не оборачиваясь, отрицательно мотнул головой. Мол, не знает. «Врёт, – уверенно подумал лейтенант. – Не может быть, чтобы «боров» своему любимцу ничего не сказал. Ничего, «летучка» начнётся, по физиономии сразу станет видно, предупредил его Иванов или нет».
Так и случилось. Едва подчинённые расселись по своим местам в кабинете руководителя областного управления КГБ, единственным, кто никак не отреагировал на неожиданную информацию руководства, оказался Козлов.
Иванов, как только убедился, что весь состав в сборе, поднялся перед присутствующими, резким движением рук оправил китель и произнёс:
– Товарищи! Я вас собрал вот по какой причине. – Полковник прокашлялся в кулак, продолжил. – На границе Союза Советских Социалистических Республик и Китая сложилась тяжёлая обстановка. – Проклов заметил, как Еремчук опустил голову: будто раньше обстановка была спокойна! Однако, продолжение фразы заставило капитана не только вернуться в исходное положение, но и напрячься всем телом. – Сегодня, как мне лично сообщили из Москвы, в десять часов утра, по местному времени, на территории, находящейся под охраной 57-го погранотряда произошло нарушение границы с применением огнестрельного оружия.
Ого, чуть не сорвалось с языка старшего лейтенанта Проклова. Такого действительно ещё не было. Виктор взглянул на Еремчука, и увидел тревогу в глазах капитана. Иванов, тем временем, выдержав паузу, продолжил.
– Есть убитые. В том числе и с нашей стороны.
В кабинете воцарилась гнетущая тишина. Проклов, уткнувшись взглядом в стол, провёл языком по вмиг пересохшим губам. Кто и о чём думал, догадаться было несложно. 57-ой погранотряд нёс службу в Уссурийском крае, всего в какой-то тысяче километров от Благовещенска. Для Дальнего Востока не расстояние. Соседи. А это значило одно: жди нападения и на других участках границы. Не исключено, и на сам город. Вот тебе бабушка и Юрьев день!
– Товарищи! – Василий Трифонович снова нервно оправил китель, будто это движение добавляло мыслей в его изрядно полысевшую голову. Он, как заметили все, явно нервничал. А переживать было с чего. Полковник в подобной обстановке оказался впервые. В обстановке, когда он должен принять единственное и верное решение. А вот тут то и была закавыка: принимать личное решение – это не «ЦУ» выполнять от вышестоящих органов. Тут, за неверный подход, могут и по шапке дать, если что не так сделаешь. Либо вообще голову снять, тогда шапка и вовсе не пригодится. Иванов попытался сдержать тяжёлый вздох, но у него это получалось с трудом. Лицо, за последние часы, побледнело, отекло. Живот неожиданно вырос из-под кителя. И проклятые руки! Они не могли совладать с собой. Их била мелкая, противная дрожь, а потому, Василий Трифонович постоянно пытался прятать их в карманах галифе. Отчего вид полковника становился просто комичен. Впрочем, он этого не замечал. – Каковы будут ваши соображения, товарищи? По поводу доведённой информации.
Проклов с трудом оторвал взгляд от крышки стола и посмотрел руководство. Стало противно за мужика. Куда делись лоск, чопорность? Под глазами начальника управления образовались круги. Всегда прекрасно выделенный пробор на голове, сегодня дал косину. Виктор снова опустил взор. И это руководитель боевого подразделения! «Доигрались, мать вашу, – сама собой прожгла мозг лейтенанта шальная, как пуля, мысль, – А ведь кто-то, не сегодня – завтра, кровью за его нерешительность умоется!»
– Итак, товарищи! – Иванов терпеливо ждал. – Так кто выскажется? Давайте, так сказать, соображения! Подключайте опыт! Знания! Обсудим! Так сказать, соединим воедино ваши, так сказать…
«Ещё минут пять молчания, – усмехнулся Проклов, – И «борова» начнёт трясти! Любопытно посмотреть на такую картину».
– Да какие тут соображения? – неожиданно произнёс Малышев. Майор уверенно поднявшись с места. – Задача перед нами поставлена одна – защита Родины! А потому, предлагаю следующее. Во-первых, собрать полную информацию о том, что происходит на наших пограничных участках. Еремчук, – резкий поворот головы в сторону капитана, – на это тебе выделяется час времени. Во-вторых, необходимо распределить по заставам сотрудников управления, в помощь «особому отделу», чтобы мы могли контролировать ситуацию на местах. И это следует сделать немедленно! В-третьих, перевести погранотряды, воинские части, военные училища, управление в состояние повышенной боевой готовности. – Малышев взглянул на Иванова, в ожидании, что тот что-то добавит, но, после секундной паузы, понял: говорить, кроме него, некому: А потому решил продолжить. – Товарищ полковник. Необходима информация о характере нападении. Как всё проходило? С чего началось? Какие силы использовали китайцы? Какое оружие было применено со стороны противника? Если только огнестрельное – одно обстоятельство. Если применили ракетные установки – другое. Вы сможете это выяснить? Зная детальную обстановку – проще принять правильное решение. К тому же, станет понятно, с чем мы имеем дело: с провокацией, пусть даже вооружённой, – майор тяжело выдохнул, и добавил, – или с военным конфликтом. У меня всё!
Малышев сел.
– Кто ещё хочет высказаться? – Иванов с надеждой смотрел на присутствующих. Последние слова майора, по логике, были верны. Но вот по сути… Василий Трифонович прекрасно понимал: если ему сразу не сообщили всё в деталях, на которых настаивал Малышев, то в ближайшее время его тем более никто и не во что посвящать не станет.
Над столом некоторое время висела напряжённая тишина.
– Да причём здесь ракетные установки? – раздался с другой стороны стола голос Скворцова. – Разве непонятно: мы имеем дело с началом военных действий! Немцы тоже начинали с провокаций.
– Не факт! – моментально отреагировал капитан Еремчук. – Нападение было совершено четыре часа назад. И только на одном участке границы. Остальные-то участки в целости!
– Откуда нам известно, что на одном? – не унимался оппонент, – Это успели сообщить об Уссури. А если на других участках целые казармы вырезали? Да так, что те и сообщить о нападении не успели? А что у нас происходит, товарищ полковник? С наших застав какие-либо сообщения сегодня были?
Скворцов даже не понял, что нанёс прямой удар по Иванову. Действительно, тот ни словом не обмолвился об Амурских заставах. Полковник почувствовал, как холодный пот струйкой спустился от шеи, вдоль позвоночника, к пояснице. Василий Трифонович мысленно выругался: первое, что он действительно должен был сделать, так это проверить сообщения с погранотрядов! Выяснить обстановку на местах. А он растерялся, запаниковал. Кинулся собирать совещание…
– Да, там, вроде, будто всё, пока спокойно. – Растерянно проговорил Иванов. – По крайней мере, штабы погранотрядов ничего плохого не передавали.
– Да в порядке всё! – встрял в разговор Козлов, явно желая поддержать начальство. – Я, перед тем, как идти на совещание, посмотрел сводки. Всё спокойно! Да и если бы что-то у нас случилось, то давно бы об этом знали и без пограничников: местное население бы позаботилось.
– Если бы, да кабы… – сквозь зубы, зло проговорил Еремчук.
– Что вы сказали? – не расслышал Иванов.
Капитан поднялся.
– Я, в отличие от старшего лейтенанта Козлова, с которым вместе прибыл на совещание пять минут назад, к сожалению, не успел ознакомиться с последними сводками. Так, как не знал причину сбора. Потому, предлагаю немедленно связаться со всеми погранотрядами и заставами, и всё выяснить не по слухам, а от командиров. И связаться не только с нашими заставми, а и с отрядами края.