– Но ведь про любовь интереснее, – осторожно возразил Рябинин.
Кузнецова фыркнула:
– Конечно, но во французском фильме или на лекции сексолога. А у нее голова трясется.
То, что накапливалось, накопилось.
– Скажите, вы сделали на работе хоть одну гайку? – тихо спросил Рябинин.
– Мы делаем ЭВМ, – поморщилась она от такого глупейшего предположения.
– Ну так вы сделали хоть одну ЭВМ?
– Еще не успела.
– А пирожки вы печь умеете? С мясом? – повысил он голос на этом «мясе».
– У меня мама печет, – пожала она плечами.
– Так чего же вы… – пошел он с нарастающей яростью. – Так чего же вы, которая ест мамины пирожки и не сделала в жизни ни одной вещи своими руками, судите о работе и жизни других?!
– Судить имеет право каждый.
– Нет, не каждый! Чтобы судить о Демидовой, надо иметь моральное право! Надо наделать ЭВМ, много ЭВМ… Да ЭВМ ваши пустяки, – Демидова людей делает из ничего, из шпаны и рецидивистов. Верно, ее во французском фильме не покажешь. Верно, Софи Лорен лекцию о любви прочла бы лучше… Голова у нее трясется знаете от чего? Ей было двадцать два года, на год младше вас. Бандит ударил ее в камере на допросе заточенной ложкой в шею. Она в жизни ни разу не соврала – это знает весь город. Она в жизни видела людей больше, чем вы увидите диодов-триодов. Она… В общем, о ней имеет право судить только человек.
– А я, по-вашему, кто?
– А по-моему, вы еще никто. Понимаете – никто. Вы двадцать три года только открывали рот. Мама совала пирожки, учителя – знания. А вы жевали. Это маловато для человека. Человеком вы еще будете. Если только будете, потому что некоторые им так и не становятся…
– Почему вы кричите? – повысила она голос. – Не имеете права!
– Извините. Не имею. Подпишите протокол.
Кузнецова чиркнула под страницами не читая. Она сидела красная, уже не элегантная, с бегающими злыми глазами, которые стали меньше, словно брови осели. Рябинин чувствовал, что и он побурел, как борец на ковре. Сейчас, по всем правилам, она должна пойти с жалобой к прокурору – на добавку к пропавшему гробу.
– Вы свободны. Деньги мы ваши найдем. А не найдем, я свои выплачу.
Кузнецова медленно поднялась, пошарила по комнате глазами, словно боясь чего-то забыть, и пошла к двери. Но совершенно неожиданно для него обернулась и тихим убитым голоском сказала:
– Извините меня, пожалуйста.
Рябинин не уловил: поняла она или обрадовалась, что деньги выплатят. А может, не виновата эта девушка ни в чем, как ни в чем не виновата кукла. Искусственного горя человек, слава богу, еще не придумал.
Но все это не имело никакого отношения к допросу.
Раскрыть загадочный случай с деньгами Рябинин намеревался на допросе получательницы Васиной – там лежала отгадка.
Петельников не звонил Рябинину – нечего было сообщать. Он сутки ждал вертолет, потому что Карпинская оказалась в поле, в тайге.
Потом он часа два смотрел вниз на землю, на какие-то проплешины, щетинистые куски тайги, мелкие домики… Далеко она забралась, хотя к стоянке партии был и другой подход, не из Якутска. Девка умная, но элементарно ошибалась. В его практике уголовники не раз бежали в отдаленные области с небольшим населением. Тут их находили легко, как одинокое дерево в степи. Но попробуй отыщи человека в миллионном городе…
Восемь палаток стояли на поляне дугой. В центре лагеря был вкопан длинный обеденный стол. Петельникова удивил окрестный лес, тайга не тайга, но лес большой, – он-то ждал сплошную тундру. К вертолету подошли шесть бородатых людей, обросшие гривами, как львы. Между собой они почти ничем не разнились – только ростом, да трое были в очках.
– Начальник партии, – представился тот, у которого бородка струилась пожиже. – Прошу в нашу кают-компанию.
Петельников, оперативник из Якутска и летчик прошли в самую большую палатку-шатер. В середине простирался громадный квадратный стол, сооруженный из толстых кусков фанеры на березовых чурбаках. Вместо стульев были придвинуты зеленые вьючные ящики. По углам стояли какие-то приборы, лежали камни разных размеров, стоял ящик с керном – и висели три гитары.
Петельников с любопытством рассматривал незнакомый быт. Когда все сели за стол, начальник партии деликатно кашлянул. Инспектор понял, что пора представляться.
– Комариков у вас, – сказал он и хлопнул себя по щеке.
– Да, этого сколько хочешь, – подтвердил начальник.
Бородатые парни выжидательно смотрели. Теперь их инспектор уже слегка различал.
– Мне нужна Карпинская Любовь Семеновна, – просто сказал Петельников.
– Она вот-вот должна прийти.
Геологов не удивило, что три человека прилетели на вертолете к Карпинской, – и это удивило инспектора.
– Вы из Института геологии Арктики? – спросил начальник партии, потому что Петельников все-таки не представился.
– Нет.
– Из «Геологоразведки»? – спросил второй геолог, пожилой.
– Нет.
– Из Всесоюзного геологического института?
– Из Института минерального сырья?
– Из Академии наук?
– Да нет, товарищи, – засмеялся Петельников, но мозг его бешено работал.
Из Геологического треста она уже уволилась и перешла сюда. И вот теперь он не знал должности Карпинской, поэтому опасался разговора. В тресте она была геологом. Но Карпинская опустилась и могла сюда устроиться и коллектором, и поварихой, и рабочей. Хорошенькое дельце: экспедиция Академии наук прилетела к поварихе. Но его смущало, что геологи такую возможность допускали. Или это была ирония, которую он еще не мог раскусить.
– Все проще, – весело заявил инспектор, – я родственник Карпинской, уезжаю в очень дальнюю командировку. Вот заскочил проведать, попрощаться…
– Понятно, – сказал молодой парень с желтой плотной бородкой прямоугольничком, – вы генерал в штатском, а это ваш адъютант.
Все засмеялись, кроме его «адъютанта» – оперативника, крепкого и молчаливого, как двухпудовка. Геологи приняли версию инспектора. Документов они не спрашивали: видимо, вертолет был надежной гарантией. Конечно, проще все рассказать и расспросить. Но с незнакомыми людьми Петельников рисковать не хотел. Среди них вполне мог находиться ее сообщник. Инспектор даже усмехнулся: вдруг вся эта геологическая партия обросших людей со зверскими лицами – шайка с атаманшей Карпинской…
– А родственников принято угощать, – сказал начальник партии и поднялся. – Влад! Организуй чайку.
На столе появился здоровый ромб сала, вспоротые банки тушенки, громадные черные буханки местного хлеба и холодные доли какой-то рыбы. Начальник партии открыл вьючный ящик и достал бидон, который оказался запаянным, словно был найден на дне океана. Обращались с ним осторожно, как с магнитометром.