В городе мой фальшивый возглас
«Ой! Откуда это!»
никого не убедил, а вот баба Паня обиделась молча, но всерьёз. Положение спас отец (он всегда меня спасал). Отец вежливо поржал над женскими страхами, вывернул пассатижами пули из гильз, выкинул порох и вставил пули обратно.
В школу было через неделю, и я отправился на детскую площадку с несколькими патронами – хвастаться перед друзьями.
Хвастал я недолго – минут двадцать.
…
Он стоял рядом и смотрел на нас.
Милиционер.
Взрослые в таких случаях седеют. Маленькие – мокреют.
Я помню огромную скорость, с которой побежал.
Шесть лет, всю мою жизнь, когда я вел себя плохо, родная бабушка грозилась отдать меня милиционеру. И когда я повел себя совсем плохо, он-таки явился взять мою душу!
В возрасте трёх лет я три дня провёл в больнице без мамы.
Я не был особо впечатлён.
Просто год кричал по ночам.
Теперь же, я был испуган на клеточном уровне. Я убежал, как Наполеон на Березине, побросав всё, что награбил. Милиционер приходил потом в наш двор и задавал вопросы.
Я стоял за шторой с пульсом 200 и ждал, когда ему подымут веки, и он ткнет в меня пальцем.
В Белоостров больше не ездил.
Бабушка Паня, в ответ на мои просьбы, сказала, что схоронённые патроны не нашла.
…
– Почему мы просим, Боже,
– Отпуск, новое авто и квартиру подороже?
– Купим, выдохнем и, всё же,
– Подойдя к окну, итожим:
– За стеклом – одно и то же.
– То есть – то же, но – не то.
Диванный ужосс
Я – тот ещё папаша.
Помню, дочкам пять и восемь лет было.
Играем в прятки, пока мама обед готовит. Вожу я.
Прятки в малогабаритной трёхкомнатке, уже сами по себе, игра, развивающая интеллект! Через полчаса не найти ребёнка с первого тыка архисложно, но – стараюсь.
Откуда я их только не выковыривал.
Устали девчонки и пошли на кухню к маме.
А я сижу на разложенном диване, и в голове мозги опять борются со здравым смыслом. Если, думаю, откинуть плоскую крышку дивана, то я легко помещусь в поддиванное пространство и крышку за собой, как Дракула гроб, аккуратно закрою.
Пусть поищут папу – не всё же мне водить! Фига с два догадаются.
Сказано – сделано.
Лежу.
Лежать пришлось долго, но – пришли и – забыли про прятки!
То есть старшая недоумённо пробормотала: «Где папа?», но на этом всё и кончилось!
Пофиг им, куда папа делся из квартиры!
Лежу.
Встали у дивана и бормочут свои девчоночьи разговоры.
Лежу.
И, всё отчётливей осознаю идиотизм ситуации:
они обо мне не подозревают. Даже, если кашляну тихо – испугаются, заплачут, и сковородкой от супруги я получу, а лежать устал, затёк весь. Ни шанса как-то интеллигентно выбраться.
Надоело, босая пятка старшей дочери рядом. От нечего делать протянул руку и коснулся.
Тихо стало, прервался их разговор.
Видимо, старшая в лице поменялась потому, что младшая ей (слышу):
«Ты чего?».
«Кто-то меня за пятку тронул!»
Она это говорит таким тоном (из фильма ужасов), что меня начинает распирать хохот.
Понимаю, что стремительно набегает Армагеддон – взорвусь от распирающего смеха сейчас и «Господа, надо же что-то делать» (с) – начинаю поднимать крышку дивана, содрогаясь в пароксизмах хохота (осознание ужаса ситуации сжимает горло спазмом).
Диван дрожит, я хохочу утробно и, вылезаю рукой из под открытой крышки, пытаясь встать из «чрева».