Последний гвоздь

– Что я могу сделать? Мобильник почти сел. На нем меньше двух процентов, и он может выключиться в любой момент.

– Откуда мне знать. Попробуй выключить все остальные приложения.

– Это не поможет. Это только…

– Плевать, все равно выключи. Главное, сделай что-нибудь.

– Якоб, я уже спасал тебя однажды и не буду… – внезапно послышался голос Слейзнера, а потом снова исчез.

Дуня обернулась к Фариду.

– У нас есть какой-нибудь Якоб в радиусе пятнадцати метров?

Фарид открыл поиск в растущем списке мобильных номеров и имен.

– Он отчитывается мне напрямую, так что у меня все под полным контролем, о’кей? Под полным контролем, – стал различим голос Слейзнера сквозь треск. – Все устаканится.

– Здесь их на самом деле трое, – сказал Фарид. – Один Якоб Ларсен, один Санд и один Бреннум.

– Якоб Санд – это не тот сказочно богатый предприниматель? – спросил Цян.

Дуня кивнула. Для нее не было ничего удивительного в том, что Слейзнер водил дружбу со свиньей-нуворишем, походившим на женщин, которых он обыгрывал в покер.

– Еще кое-что, прежде чем мы закончим, – снова услышали они более-менее разборчивый голос Слейзнера.

– Сколько зарядки осталось?

– Все еще два процента, так что, может, это все-таки помогло.

– То, о чем мы говорили в последний раз. Ты разобрался с этим? – И голос снова исчез. Но не из-за треска. Звук заглушила компания по соседству, разразившаяся громким смехом. – Ну, знаешь, то, чтобы обнародовать… – Очередной приступ смеха помешал что-либо расслышать.

– Так не пойдет, – Дуня достала телефон и позвонила.

– Что ты делаешь? – спросил Цян, пока шли гудки. Но она успела только приложить палец к губам.

– Добро пожаловать в ресторан Zeleste! – поприветствовал женский голос на другом конце трубки. – Чем могу помочь?

– Как я понимаю, у вас тихий элитный ресторан. По крайней мере, чего-то подобного я ожидала, когда сюда пришла.

– То есть вы сейчас сидите здесь, за столиком?

– Что я делаю не важно. Речь о компании в паре столиков от нас во дворике. Учитывая, как они шумят и ведут себя, должна сказать – странно, что вы еще не вышли и не проинформировали их, что здесь не какой-нибудь палаточный лагерь на фестивале в Роскильде.

– Хорошо, я выйду и поговорю с ними.

– Отлично! Значит, возможно, скоро я смогу снова прислушаться к собственным мыслям. – Дуня закончила разговор и услышала, как соседняя компания стала менее шумной.

– Дело в том, что должны быть готовы все документы, – стал различим голос, который они все еще не могли идентифицировать. – Ты ведь просишь не о маленькой бумажке. – Вопрос заключался в том, много ли и, прежде всего, что конкретно они пропустили.

– Я бы предпочел, чтобы это было обнародовано как можно скорее.

– Да, я понял. Но тебе придется набраться терпения до полуночи завтра. Раньше никак не получится. Чтобы это не ударило по нам самим, нужно все сделать аккуратно.

– Само собой. Я только беспокоюсь, что… – И звук снова исчез.

Дуня вздохнула и повернулась к Цяну.

– Не смотри так на меня. Что я блин должен сделать? – воскликнул Цян. – Это все аккумулятор…

Дуня закрыла ему рот рукой.

– … может стать значительно более серьезной проблемой, чем Клинге, – услышали они Слейзнера сквозь треск.

– Ким, мне все это уже поперек горла, и если хочешь знать мое мнение, ты одержим. Но дело твое. Завтра в полночь это будет обнародовано. Ни раньше, ни позже.

Голос снова пропал в помехах.

Потом исчезли и они.

Осталась только тишина.

10

Горе было необъятным. Черной, всепоглощающей бездной, которая делала его таким хрупким, что он мог сломаться от легкого удара по больному месту. Но прежде всего оно было высохшим. Горе, лишенное тех эмоций, которых от него ожидали. Которые он должен был чувствовать.

Он предпринимал попытки их разблокировать, вспоминая все совместные приятные моменты с Теодором. Как когда он учился кататься на велосипеде и делал первые шаги в плавании. Или забирался к ним в кровать, когда ему снились кошмары с Дартом Вейдером. Совместные игры и веселье. Все, что у них было до того, как стало плохо. Но ничего не помогало.

Даже тогда, когда он сидел в той датской скорой, положив руку на холодную грудь Теодора и глядя на его лицо, взявшее лучшие черты от него и Сони. Даже тогда он не чувствовал ничего, кроме желания разобраться в том, что на самом деле произошло в датской тюрьме.

Он прекрасно осознавал, что поступает неправильно. Что ему следовало бы поддаться естественному и логичному ходу вещей, остаться дома, позаботившись о Соне с Матильдой. Уже сейчас у него не было иллюзий о том, что позже он пожалеет об этом. Когда будет поздно и все будет потеряно. Но, несмотря на свои желания, больше ни на что он не был способен.

Скорая затормозила перед зданием из красного кирпича с выходившим на улицу фронтоном.

– Так, вот мы и на месте. Улица Трактерсгатан, 38, – сказал датский водитель скорой, выглянув в окно на стоявшие вдоль дороги старые коттеджи. – Правда, не похоже на больницу.

– Нам нужно сначала забрать судмедэксперта, – ответил Фабиан и нашел в мобильном номер.

После долгой дискуссии с угрозами отдать их всех под суд в Швеции ему удалось уговорить датчан провести вскрытие для судмедэкспертизы в Хельсингборге вместо Хельсингера.

– Эйнар Грейде, судмедэкспертиза, – произнес автоответчик Косы. – И да, вы все правильно поняли. У меня сейчас нет времени разговаривать с вами по телефону. И нет, слушать ваше сообщение тоже.

Фабиан вышел из скорой и потянулся. В двадцати метрах стояли парни, ровесники Теодора, со скейтбордом под мышкой, и смотрели то на него, то на датскую скорую. Он кивнул им и пошел к дому Косы.

Однажды он уже там бывал, и точно как тогда, его вдруг осенило, как он на самом деле мало знал о своем коллеге из отделения судмедэкспертизы. То, что он особенный, Фабиан понял сразу, при первой встрече. Вязаные штаны в красно-белую полоску и косички, каждая из которых олицетворяла жертву в актуальном расследовании. Один из лучших патологоанатомов Швеции, специалист высочайшего класса.

Больше он о нем практически ничего не знал, потому что Эйнар «Коса» Грейде прежде всего обладал железной принципиальностью. Он как никто умел отделять работу от частной жизни. Там проходил водораздел, и два мира не должны были сталкиваться ни при каких обстоятельствах. Поэтому ему без проблем удавалось выключать мобильный на время всего отпуска.

За калиткой, а также на въезде в гараж были припаркованы три десятка велосипедов. Всякие разные: от грузовых с тремя колесами и пацификами до удлиненных лежачих велосипедов. До него доходили слухи, что в свободное время Коса много катается на велосипеде и что десять лет назад он доехал до Дюссельдорфа, чтобы поучаствовать в велогонке. Но все равно казалось маловероятным, что он владеет таким количеством разных велосипедов.