Последний гвоздь

Он прошел в калитку, преодолел грунтовую дорожку и, подойдя к входной двери, позвонил в нее. За густой листвой послышались разрозненные голоса, и он задумался, что, может, стоило подождать, пока гости разойдутся, а Коса останется в одиночестве.

Дальше размышлений это зайти не успело. Дверь открыл мужчина с голым торсом и разноцветным напитком в руке. В то же время включилась ритмичная электронная музыка, басами пробиваясь сквозь растительность и дальше по кварталу. Полуденный час очевидно не мешал веселью.

– Коса дома? – спросил он.

– Что? – спросил мужчина по-английски.

– Коса, – повторил Фабиан. – Дома?

– Да заходи уже, – перебил мужчина и скрылся в толпе.

Фабиан направился вслед за ним и начал разглядывать празднующих мужчин и женщин от двадцати до чуть ли не старше восьмидесяти. В другой реальности все это могло бы его захватить. Сейчас давка под аккомпанемент тяжелых басов вызывала у него клаустрофобию.

Он протиснулся сквозь танцующую толпу, мимо барной стойки, где мужчина и женщина с одинаковыми прическами, одетые в обтягивающие и не менее блестящие комбинезоны, смешивали напитки. Тут и там на диванах и на островках из напольных подушек полулежали гости в бикини и плавках, они либо смеялись, либо целовались, либо спали.

Он не понимал, как они могут смеяться. Как кто-то мог позволить себе в чем-либо находить радость. Ему хотелось отыскать рубильник и отключить ток. Крикнуть им, чтобы они оставили его в покое и укатили отсюда на своих велосипедах, чтобы он в тишине и покое смог найти Косу.

В саду за домом из замаскированных колонок тоже пульсировал ритмичный электронный твист. Но здесь громкость была чуть ниже и дышать было значительно легче, хоть и на газоне гостей было немало.

Тут он увидел Косу. В сандалиях, объемных, цвета слоновой кости, штанах алладинах, длинной рубахе и в розовом боа из перьев на шее он стоял за диджейским пультом и размахивал длинными до плеч седыми волосами, в которых, редкий случай, не было ни одной косички.

Фабиан направился к нему, но не успел до него добраться, как Коса обернулся, чтобы выбрать пластинку из своего собрания винила, и увидел его.

– Фабиан? – замер он на полпути.

– Коса, знаю, что у тебя…

– Фабиан, Фабиан, – перебил Коса и его лицо озарила улыбка. – Все в порядке. Не помню, чтобы приглашал тебя, но из всех членов команды тебе я всегда рад. Так что просто расслабься, разденься и выпей что-нибудь.

– Спасибо, но… Коса, прости, но я здесь не для того чтобы…

– Хочешь составить компанию и побренчать? Мм? Маленький баттл. Ты же меломан, насколько я понимаю. Кстати, а эту знаешь? – Он повернулся к пульту и прибавил громкости. – «2 hearts» от «Digitalism»[4 - Немецкая группа, основана в 2004 г. в Гамбурге Йенсом Мелле и Измаилом Тюфекджи. Играют в основном клубную, электронную музыку.]. Потрясающе!

– Коса, – Фабиан подошел к нему. – Я здесь, потому что мне нужна твоя…

– Подожди, мне нужно только… – Коса наклонил голову так, чтобы прижать одно ухо к висевшим на шее наушникам, в то время как привычным движением поставил иглу в нужное положение и включил сингл «Musique Non Stop» группы «Kraftwerk»[5 - Немецкий музыкальный коллектив, основан в 1968 г. в Дюссельдорфе Флорианом Шнайдером и Ральфом Хюттером. Играют преимущественно электронную музыку.].

– Ну, вот это ты должен знать. – Коса вновь обернулся к Фабиану. – Знаешь, что я приятельствую с Ральфом Хуттером, и я один из немногих людей со стороны, кто бывал в студии «Клинг Кланг»? – Он покачал головой. – Скажи, гений.

– Коса. – Фабиан взял его за плечи и заглянул в глаза. – Я здесь, потому что мне нужна твоя помощь.

Улыбка исчезла с лица Косы.

– И почему я даже не удивлен? Конечно же, тот факт, что у меня разгар отпуска и что в честь этого я устроил вечеринку, роли не играет.

– Если бы были другие варианты, я бы не стал тебя спрашивать. Надеюсь, ты понимаешь. Ты выпивал?

– Что, алкоголь? – Коса взглянул на него с отвращением. – Ты с ума сошел? Я не пил с четырнадцати лет. Фабиан, в чем там дело? Нельзя спросить Арне Грувессона? О’кей, может, он не самый ритмичный на свете барабанщик. Но он на месте, и, поверь мне, только и ждет чего-то интересного, чтобы…

– Коса, прошу тебя, – перебил Фабиан. – Это не новое дело. Речь о моем сыне. Понимаешь? Моем родном сыне.

Коса остолбенел и не спускал глаз с Фабиана, силясь понять, серьезен ли он. Потом кивнул и стянул с себя боа.

– Давай, поехали.

11

Ян Хеск никогда не понимал, почему чуть ли не каждый житель Копенгагена в определенный момент жизни мечтал пожить в Картоффельрэккерне – районе с почти пятью сотнями краснокирпичных коттеджей в самом центре города. Изначально дома здесь строились для рабочих с больших картофельных полей, отсюда название. Теперь дома там стоили целое состояние и были мало кому доступны, хотя комнаты в них оставались такими же тесными, а потолки такими низкими, что из чувства самосохранения приходилось нагибаться всем, чей рост превышал 185 сантиметров.

Но там, несомненно, царила идиллическая атмосфера маленького города, и это он был вынужден признать, когда вышел на улицу Йенс Юельс гаде, припарковав машину за углом. Одни дети пинали мяч посреди улицы, другие – играли в классики, а за накрытыми столами с тортом и кофе в тени раскрытых зонтиков большая компания отмечала день рождения.

Этот район больше всего славился добрососедскими отношениями. Тем, как жители ладили и жили одной большой семьей, состоящей из успешных художников, журналистов и разных высокопоставленных людей, таких как, например, Могенс Клинге.

Хеск прошел мимо празднующих день рождения, гул голосов которых стих как по команде и сменился удивленными взглядами ему вслед. Вероятно, Клинге тоже был приглашен, а теперь, когда он не пришел, они начали подозревать неладное. И кто знает? Может, кто-то из них имел свои интересы. Как только он закончит осмотр дома, ему нужно будет обязательно поговорить с каждым по отдельности.

Пять лет назад жена Клинге скончалась от рака груди. Он узнал это из найденных интервью с Клинге. В газете «Остербро Авис» он рассказывал, как ему одиноко со своим горем, так как у него нет ни детей, ни сестер с братьями, и что он никогда бы не пережил эти тяжелые времена, если бы не потрясающие соседи.

В одиночку или нет, но так или иначе он продолжил ухаживать за маленьким участком перед домом под номером 38. В противоположность многим соседским участкам, где обветшавшая уличная мебель давно требовала смазки, а природа уже частично захватила фасады, у него было чисто и красиво. Вдобавок дерево перед домом было подстрижено, а забор недавно покрашен белой краской.

Надев перчатки, он достал связку ключей, найденную Хеммером в автомобиле, открыл дверь и вошел в дом. Внутри стоял затхлый запах, так что он оставил дверь приоткрытой и прошел в гостиную, которая олицетворяла то, почему он никогда бы не смог здесь жить.

Хотя, вероятно, это была самая большая комната в доме, на маленькой площади располагалось слишком много вещей. Там было по-своему мило и уютно, но он не мог избавиться от ощущения, что попал в кукольный дом.

Мортен Хейнесен предлагал поехать вместе, но он хотел сам с этим разобраться. Не потому что они не были командой или не могли друг другу помогать. Он был бы только рад. Дело было в том, что в этот день он, в общем и целом, ничем не отличился. Ему нужно что-то, чем он мог бы завоевать их доверие.

Хейнесен уже доверял ему. Но вот другие, Хеммер и Берн сторфф, – не важно, что они говорят, и сколько кивают. Если ему не удастся в скором времени найти интересную зацепку или, по крайней мере, предложить теорию, которая еще никому не приходила в голову, то не пройдет много времени, как они перестанут слушать и начнут принимать собственные решения у него за спиной.

Проблема заключалась в том, что у него было совсем плохо с идеями. Он понятия не имел, что ищет. В глубине души он надеялся получить ответы на блюдечке, едва войдя в дом. Обратить внимание на что-то, что помогло бы ему быстро продвинуться вперед в расследовании так, как они все того желали.

Но обводя взглядом комнату, он ничего такого не замечал. Ничего, кроме горы книг в книжном шкафу, пары пейзажей на стенах, стопки газет, темно-синего тканевого дивана, просиженного кресла перед телевизором и цветочных горшков на подоконниках.

Может, с ним что-то не так. Может, тут полно зацепок и ответов, если просто обладаешь способностью анализировать увиденное.

Как то обстоятельство, что в книжном шкафу по большей части стояла публицистическая литература и биографии и не было практически ничего художественного. Хорошо известно, что женщины читают больше художественной литературы, чем мужчины. Но знак ли это того, что Клинге избавился от всех книг жены? И значило ли это, что он горевал о ней не так сильно, как хотел продемонстрировать? Вел ли он просто-напросто двойную жизнь с другими женщинами? Или так вышло, что его жена не интересовалась художественной литературой? А прежде всего – имело ли это хоть какое-то значение для расследования?

Ответ состоял в том, что он понятия не имел. Все представляло собой лишь большой поток информации, который только усиливал его головную боль и вводил в еще больший стресс.

В глубине души так он ощущал себя на протяжении всей карьеры в полиции, но еще никогда это не проявлялось настолько ярко. То, как, например, в отличие от шведского следователя Фабиана Риска, в нем отсутствовало стремление любой ценой раскрыть дело и добиться ареста преступника. Конечно, он тоже хотел, чтобы виновный получил наказание. Но не это было в центре его внимания все годы. Вместо этого он был озабочен тем, чтобы сделать все правильно и постараться никому не перейти дорогу, чтобы в будущем добиться повышения.

Другими словами, он был фейком. Фальшивкой, которой удавалось обманом продвигаться вперед из одного расследования в другое. Единственным его талантом было сидеть на встречах и делать вид, что все под контролем, и что он знает, о чем говорит. Это умение достигло такого совершенства, что иногда он даже сам в это верил.

А теперь он стоял здесь, в углу, куда сам себя загнал, не важно, фейк он или нет, но только он мог продвинуться дальше, и по пути обратно в коридор и на второй этаж по лестнице, он пытался убедить себя, что все-таки расследование не стоит на месте.

Они установили личность Могенса Клинге и нашли множество зацепок, указывавших на то, что кто-то третий или даже несколько человек замешаны в убийствах. Женщину они пока не идентифицировали, но благодаря ее шраму в форме креста это было лишь вопросом времени. Вдобавок они вели расследование всего один рабочий день. Он сам, конечно, надеялся на более быстрое развитие событий. Так он думал утром. Сейчас он разобрался, и, в отличие от Слейзнера, осознавал, что это займет время.

Он открыл одну из дверей в коридоре на втором этаже и вошел в спальню, меблированную двуспальной кроватью с тумбочками по обеим сторонам, парой шкафов и настенным телевизором.

Следов, что именно здесь Клинге занимался с той женщиной сексом, прежде чем засунуть себе в рот дуло пистолета, не наблюдалось. Крови не было ни на стенах, ни на ковролине или покрывале.