Котобар «Депрессняк»

Пару месяцев назад я настолько отчаялся, что нанял пару очень страшненьких девушек, но даже это не спасло. Одна попалась на краже, а во второй Джон разглядел потрясающие ножки, которые просто преступление не пристроить себе на плечи.

Как раз в этот момент дверь моего кабинета открылась и на пороге появился байкер с довольной рожей того самого кобеля, о котором я сейчас думал.

– Бен! Как я тебе рад!

– А я не очень, – флегматично отозвался я, бросив на единственного друга хмурый взгляд. – Ты меня разочаровываешь все больше и больше. Сколько можно клеиться к официанткам?

– Ну как я мог удержаться? – беспечно отмахнулся Роу, с размаху усаживаясь в большое кожаное кресло напротив. – Ты ведь видел эту кошечку? Сладенькая – просто сил нет! И веснушки! Мой Бог, Бенедикт, я никогда не думал, что меня так вставят простые веснушки. Интересно, они у нее везде? И на груди, и на по…

– Избавь меня от своих пошлых фантазий, – поморщился я, хотя мысленно невольно вернулся к образу новенькой девочки. Когда она только появилась в кабинете, в своей бесформенной юбке и блузке под горло, с волосами, туго затянутыми в хвост, я даже представить себе не мог, что если стянуть с нее весь этот уродливый шмот, то сложится совершенно иной образ.

Все же как меняет женщину одежда и аксессуары. Из невнятной мышки в аппетитную кошку. Но почти сразу следом за чисто мужским восхищением на меня нахлынул приступ раздражения и недовольства собой. Это не первая официантка в корсете и с ушами, нужно выбросить из головы вредные мысли и хоть чем-то отличаться от Джона.

– Но киса, какая киса, – вернул меня в реальность голос хозяина бара, который теперь листал фотки на своем планшете и закатывал глаза от блаженства. – Ты смотри, какая спинка. А глаза? Слушай, я с первой же фотки залип, жить без нее теперь не могу! Нужна она мне, на что угодно готов! И какие дети у нее будут, какие дети!

Меня сложно потрясти до отвисшей челюсти, но Джон справился с блеском.

– Так… Стоп. Ты о ком?

– О кошке, конечно, – Джон перекинул мне планшет, где было фото красивого, изящного котенка серебристого окраса. Месяца два, не больше.

Более того, эту хвостатую самку я сам буквально вчера разглядывал во всех ракурсах. А также изучал фото родителей и родословную до седьмого колена.

– Сожалею, Джон, но я присмотрел ее первым и уже веду переговоры с владельцами. Скоро поеду забирать в США. Так что я, безусловно, сочувствую твоей утрате, – ухмыльнувшись в лицо заклятого дружка, я “щедро” разрешил: – Но если ты будешь хорошо себя вести и перестанешь портить штат своего, прошу заметить, бара, то так и быть, приглашу в гости и позволю протянуть руки к моей Ртути на предмет “погладить”.

– Ну зачем тебе эта кошка? У тебя же уже есть абиссинская красотка и любимчик мейн-кун. Которого я, кстати, и подарил! Ну Бен, действительно, куда тебе еще одну?

– Потому что это нибелунг, – мечтательно протянул я. – Редкая порода, названная в честь “порождения тумана” из древнего немецкого эпоса. Она совершенство, она чудо, она мечта. И станет идеальным компаньоном.

– Ага, вы станете вместе не любить людей, – фыркнул Джон, намекая на особенности моей психики.

Так уж случилось, что с животными общий язык я находил намного лучше. Пожалуй, единственным человеческим исключением был Джон. И то с тем самым допущением, что наша дружба началась именно на фоне общей привязанности к кошачьим.

– Нет, дорогой друг, мы будем вместе не любить тебя, – в том же тоне ответствовал я, намекая, что еще чуть-чуть и Джон не подойдет к моей кошке даже на пушечный выстрел, а если попытается протянуть к ней руки, то немедленно протянет ноги.

– Так, Бенедикт… – Джон закинул свои ноги в отвратительных “камелотах” на мой антикварный столик, и его лицо озарилось торжествующим выражением. – Лучше давай решим этот спор как настоящие мужчины. Как в древние времена.

– Предлагаешь прямо сейчас набить тебе… с твоего позволения, все же назовем это лицом, хотя уместен совсем другой синоним? – задумчиво спросил я, прокручивая на пальце фамильный перстень-печатку. – Предложение интересное, не скрою, но, наверное, все же нет. Ты же знаешь, я не люблю рукоприкладство. Разве что ты вызовешь меня на дуэль, но мы оба отвратительно фехтуем, а ты еще и крайне паршиво стреляешь. И вряд ли хочешь настолько бездарно проиграть мне нибелунга.

– Нет, Бен, мы оба знаем, что в аристократических развлечениях я тебе не конкурент. Я предлагаю более интересное пари, – ради такого дела Роу даже снял ноги со стола. – Решишься или спрячешься за ширмой своего воспитания?

Он совсем за идиота меня держит? Попытка взять на “слабо” даже смотрится смешно. К сожалению, как бы не смешно она смотрелась, но вполне могла сработать.

У меня была лишь одна пагубная до безобразия страсть. Это споры. Недаром в одном из старейших клубов для джентльменов “Уайтс” была большая книга, где записывались всевозможные пари, зачастую очень глупые, в которых участвовали мои предки. Видимо, я унаследовал от них эту пагубную страсть.

Увы, Джон Роу знал меня так же, как и я его. Давно и хорошо. И прекрасно выучил немногочисленные слабые места.

– Озвучь…

Ч-ч-черт!

– Помнишь детку, которую ты сегодня взял на работу? – Роу мечтательно прищелкнул языком. – Так вот, кого она выберет, тому достанется и кошка. Я лично куплю тебе Ртуть, если ты завалишь новенькую… можешь даже в кроватку, так и быть, не буду смущать твои пуританские взгляды. Поимей хоть в миссионерской позе, главное, поимей.

Раздражение накрыло удушливой волной, затягиваясь на шее подобно удавке. Я невольно вскинул руку, ослабляя узел галстука и остро сожалея, что нельзя так же просто избавиться от эмоций.

Джон стремительно приближался к заветной черте, которая отделяла узкую прослойку тех людей, кого я готов был терпеть, от основной массы, что искренне ненавидел. Беседа переставала быть забавной, но я пока достаточно владел собой, чтобы вернуть подачу. Без агрессии.

– Я? Эту вульгарную девицу с русскими корнями? – с показным спокойствием осведомился я, сдерживая дурацкую привычку “щелкать суставами пальцев” в момент злости.

Злость – опасное чувство. Она последняя ступень к ярости, а человек в этом состоянии не способен адекватно мыслить.

От новенькой я был не в восторге, если не сказать хуже. Во-первых, она наступила на Харли и, судя по лицу, не особо раскаялась, а во-вторых… бесила. Потому что я почему-то обратил внимание на то, что в свете ламп главного зала ее волосы блестят медью, а веснушки становятся чуть темнее, словно жженый сахар за несколько мгновений до того, как стать карамелью, вызывая странное желание собрать их губами.

– Она еще и русская? Фантастика, давно хотел попробовать, а тут такой случай! – В мозг ввинтился до отвращения жизнерадостный голос собеседника, и шумный Роу двинулся к бару, где, по-хозяйски оглядев ассортимент, потянулся к карибскому рому. – Кстати, кола есть?

– Только ты можешь смешивать благородный алкоголь со всякой гадостью. – Моя душа от такого вандализма заходилась в агонии. – Нет, Джон, я не поведусь.

– А если бонус? – выгнул бровь хозяин “Депрессии”. – Я перестану портить девочек.

С-с-с-славься, королева Виктория!

Повторив это как мантру и подавив желание прострелить в теле Джона королевскую монограмму, я ответил в том же тоне:

– А если сюрприз? Например, мое заявление об увольнении на твоем столе, и дальше справляйся как хочешь. Ах, точно… Я даже официально у тебя не работаю, вот это удача, не так ли? То есть прямо сейчас я могу встать, отобрать у тебя мой любимый карибский ром, прикурить кубинскую сигару, прихватить Янтаря и спокойно уйти.

– Не в твоем стиле, Бенедикт, но прозвучало эффектно, это да. Но пообещать забрать из “Депрессии” мейн-куна – самое мерзкое, чем ты мог угрожать. Это же талисман бара! – со скорбным выражением лица протянул Джон и, миг помедлив, вернул бутылку в бар, а после прислонился к стене и, судя по хитро-кошачьему выражению лица, решил зайти с другой стороны: – А быть может, это отторжение из-за того, что ты никогда по-нормальному не совращал женщин? После того случая в университете твое отношение к прекрасному полу сугубо потребительское и, я бы даже сказал, “товарно-денежное”… Или ты уже сам сомневаешься в том, что сможешь получить женщину не по договоренности, а потому, что вы друг другу… понравились?

Ай да Джон, ай да манипулятивная сволочь! На больную мозоль!

– Идет, – ответ сорвался с моих губ быстрее, чем я успел отфильтровать его мыслями. – Готовь деньги и присматривай самолет в Америку за Ртутью.

– Так значит спорим? – довольно прищурил темные глаза Роу. – На малышку… как ее?

– Маргарет Новикова.

С-с-славься…

Я согласился? Захотелось прострелить монограмму уже в своем виске.

– Да, на Маргарэ-э-эт… Мне нравится это имя, будет красиво звучать в постели.

Я лишь дернул уголком рта от этой самоуверенной фразочки и отделался кратким, но многообещающим:

– Посмотрим.

В любом случае, отступать уже катастрофически поздно. Поступок, конечно, не джентльменский, но и сейчас не восемнадцатый век.

– Значит, пари. – Джон подошел и протянул руку.