Ворриор и Пиас. Гнев богов

Рэйзд все это время молча сидел в большом кресле рядом с растением-Брейвом, наблюдая за сценой своими черными глазами.

– Спи спокойно, – магия врача, совсем не похожая на предыдущие пытки Чарминга, сверкнула и мелькнула в голове. В этот раз я заснула в мгновение ока.

Глава 2

Меня в тот момент мало волновали трусы Шейм…

Мне не снились сны, и я не чувствовала ничего, что можно было распознать как признак жизни во время коматозного сна. Было неясно, как долго я лежала в кровати и играла в мертвую, но в какой-то момент открыла глаза. Магия доктора все еще меня контролировала. Я чувствовала ее дурной привкус на языке и глубоко в своих костях, которые стонали от напряжения. Сон терзал меня, тянул вниз. И все же я усилием воли держала веки открытыми, а затем увидела перед собой того, кто меня разбудил.

О сидела рядом со мной с серьезным лицом и пялилась на меня. Она была такой низкорослой, что ее ноги, обутые в ковбойские сапоги, болтались над полом. Ее боа небрежно сползло, а лицо на блестящем черепе выглядело изможденным. В молочных глазах отражалась грусть. Целую вечность мы просто глядели друг на друга. Наконец она протянула бледный палец в мою сторону и что-то смахнула. Слезу. Когда я начала плакать? И слеза ли вообще это была? Богиня опустила взгляд. Капелька, словно жемчужина, блестела на ее пальце.

– Мне так жаль, Ворриор, – прошептала О и слизнула слезу с пальца. Ее кажущиеся прозрачными веки опустились, и она резко втянула воздух. – Я… – она со свистом выдохнула. Ее глаза панически дрогнули. – Мне так жаль, что я слишком поздно увидела это. Иначе предупредила бы тебя. Клянусь, я бы обязательно все это предотвратила, если бы вовремя узнала. Однако мне казалось, будто кто-то закрывает мне обзор. Кто-то, кто намеренно хотел скрыть от меня эту реальность, – ее нижняя губа дрогнула. – А теперь уже слишком поздно. Я клянусь тебе, Ворриор, когда узнала, что стряслось, то целыми часами сидела в своей комнате и пыталась найти реальность, в которой Мэдокс… в которой бы этого не произошло. Но, я боюсь, твой брат… Ворриор, мне так жаль. Он мертв.

Я молча всхлипнула. Сердце будто разбилось на осколки, один из которых врезался в легкие, другой в живот, а третий в мозг. Медленно и с наслаждением. Я заплакала, а О взяла мою руку и обхватила. Внутренние страдания были такими невыносимыми и полными ужаса, что я снова отключилась от внешнего мира, перестав бороться. Магия давила, и я упала в темноту, заснув в очередной раз, парила там, пока меня не разбудил новый раздражитель.

Я вздохнула и подняла голову, глядя сквозь тяжелые ресницы. О исчезла. Вместо нее на моей кровати сидел Брейв, мягко гладивший меня по волосам. Его губы двигались, а я ни слова не понимала, потому что шум в моих ушах был слишком громким. Но то, что он говорил, звучало успокаивающе. Мирно. Я вяло ему улыбнулась, он улыбнулся в ответ, прежде чем меня снова утянул сон.

Так повторялось снова и снова. Магия доктора не отпускала меня. Как и боль. Боги заходили в комнату и снова ее покидали. Я чувствовала, как Бладклоу охраняет меня. Его тело дарило теплоту, которой не хватало из-за дыры в душе. Иногда мне казалось, что Пиас рядом. Он сидел здесь и охранял меня, прямо как Бладклоу. Иногда он что-то мне пел. Это делало меня счастливой, по крайней мере на короткое время, пока я не тонула в искупительной тьме.

Хак говорил со мной неуверенно. Один раз мне даже удалось открыть глаза и раздраженно на него посмотреть. Он ухмыльнулся. Господи! Ему надо срочно сменить парикмахера. Копна на его голове становилась все более дикой.

Бизар и Чарминг тоже приходили меня навестить и рассказывали, что происходило в Тартаре. Начиная с красных стрингов Шейм, которые всем приходилось лицезреть, когда Пиас проходил мимо нее, а она «случайно» наклонялась, заканчивая ее провальными попытками поцеловать его. Кажется, они таким образом пытались заставить меня ревновать и добиться хоть какой-то реакции. Но в тот момент меня мало волновали трусы Шейм, как и болтовня Бизара об особенных футболках, которые он для меня нашел. Я узнавала многое, но запоминала совсем мало. Иногда заходил Рэйзд, который рассказывал что-то о волнениях в рядах богов. Некоторые были недовольны стилем правления Пиаса. В адской темнице все кипело. Я снова заснула, а спустя короткое время почувствовала, как меня гладят холодные руки Дока.

Я услышала глубокий голос Пиаса.

– Уже лучше?

– Нет!

– А когда ей будет лучше? Я… Мы нуждаемся в ней.

– Этого я сказать не могу. Магия сейчас сведена к минимуму и стала резервной энергией. Душа, как сломанная кость, которая не хочет лечиться. Если я разбужу ее, могут появиться психологические побочные явления. Ворриор нестабильна. В данный момент она вообще ничего не может делать. Война подождет.

Пиас молчал. Он исчез и больше не вернулся, а я погрузилась глубже в себя. Думала о жизни до Тартара, о том, кем была до того, как стала богиней и познакомилась с Пиасом.

Я промотала в голове все воспоминания, даже самые банальные. Большинство из них приходили из таких глубоких чертогов разума, что я и не помнила, что такое со мной действительно происходило. Все равно, какой сценарий я смотрела: почти в каждом из них мой брат играл центральную роль. Мэдокс обнимал меня или облизывал палец, а затем засовывал его мне в ухо. Он спал рядом со мной с кончиком крыла во рту. Забывал надеть рубашку или делал первую татуировку, плача при этом, как малыш. Кажется, от этого воспоминания я тоже плакала.

Как же мне его не хватало! Я и раньше переживала, что его не было рядом, но все же знала, несмотря на тяжелое падение с Олимпа, он еще жив. Знала, что с ним все хорошо. Хоть без меня и со сломанными костями, но, по крайней мере, в безопасности рядом с Аидом, где он мог ругаться с нашими братьями и устраивать нелегальные бои василисков. Пока знала об этом, я могла спать спокойно. Но сейчас… Сейчас я стала совсем одинокой без него.

– Ворриор! – уверенный шепот разбудил меня.

Я что, храпела? Звучало очень похоже. Какой стыд! Я открыла глаза. Надо мной стояла О.

– Ворриор! – прошептала она. Заметив, что я в сознании и вижу ее впалое лицо, она грубо потрепала меня за щеку. Ее тощие пальцы вибрировали на моей коже. Что-то было не так с ее глазами. Они были слишком широко открыты, кроваво-красные от лопнувших сосудов. Она выглядела полностью истощенной.

– Ворриор, я кое-что увидела, – прошептала она мне на ухо. – У тебя есть одна возможность снова увидеть Мэдокса. И быть с ним рядом!

Мои безвольные конечности впервые за долгое время содрогнулись. Я еще шире открыла глаза и хотела сказать хоть что-то, но из моего рта вышел лишь теплый воздух. Будто горло все еще было разрезано.

– Тихо. Не говори. Это… – О колебалась. – Я искала решение и кое-что нашла. Вернее, решение само нашло меня! – Кожа ее сухих потрескавшихся губ горела, когда она облизнула ее. – Я кое-что придумала, но цена этого решения просто огромна. Чтобы это стало возможным, должны произойти ужасные вещи, и ничего тогда больше не будет как прежде. Ты должна серьезно подумать. Если ты решишь оставить его в покое, твоя боль уйдет. Не сейчас и не скоро, но когда-то она утихнет. Ты будешь править рядом с Пиасом. Вы свергнете Олимп. Я видела это. Однако, если ты хочешь вернуть Мэдокса, придется разрушить… многие вещи. В твоей жизни появятся люди, которых ты никогда раньше не встречала. Люди, которые изменят тебя. Реалии меняются. Время надо точно согласовать. Мне придется действовать быстро, но в моих силах сделать все, чтобы это произошло. Я могу создать новую жизнь, которая приведет тебя к брату. Ты хочешь этого?

Она замолчала. Тишина так же громко давила на меня, как и ее слова. Я не могла думать. Все крутилось вокруг, а голос О эхом раздавался в голове. Единственное, что я действительно понимала, было важней всего: я могла вернуть Мэдокса. Возможно, он будет жить. Какова цена всего этого? Неважно. Я собрала все силы, которые могла в себе найти, и кивнула. Но сделала это уверенно.

Плечи О затряслись, и ее губы потеряли цвет.

– Я так и подумала, – прошептала она. – Мне очень жаль. Сейчас скажу еще кое-что. Тебе придется пройти через ужасные вещи. Но ты сильная и справишься. Ты должна.

С очередным кивком моя энергия закончилась. Я непроизвольно закрыла глаза и заснула. Окутанная магией доктора, я слушала, как О рассказывает мне о судьбе, которую я изменила единственным кивком. Для каждого из нас.

Глава 3

Большие богини не плачут

Я сидела на радужном единороге, широко улыбаясь, и кричала от радости. Палка, к которой был прикреплен единорог, ритмично поднималась и опускалась, пока карусель кружилась, а теплый ветер раздувал мои золотистые волосы. На моей голове сверкала розовая корона. В одной руке у меня была волшебная палочка Лилифи[1 - Принцесса Лилифи (нем. Prinzessin Lillifee) – это немецкий мультик 2009 года выпуска, на основе которого выпускаются самые разные игрушки и аксессуары, а также предметы мебели для детских комнат.], а в другой – пластиковая грива единорога. Волосы животного казались жирными и немного липкими. На самом деле было неприятно, но единственное, что имело значение, когда мне было четыре, – верховая езда на единороге! С настоящим розовым рогом! Я радостно подпрыгивала на окоченевшей спине животного и махала своей палочкой Даймонд, которая наблюдала за мной со скамейки в парке. Смех других детей эхом отдавался в моих ушах. В двух единорогах от меня сидела Руби, самый младший ребенок в семье после меня. Ей восемь, и Даймонд пришлось практически заставить ее сесть со мной на эту карусель, потому что одной мне нельзя ехать. Сердитые взгляды и упрямо скрещенные на груди руки демонстрировали не только строгий отказ Руби веселиться, занимаясь чем-то настолько детским, но и немое обещание того, что мне придется пожалеть об этом дне. Однако в тот момент даже обещания мести не смущали меня. Мой звонкий смех разносился по Гайд-парку вместе со смехом других детей, и я почти представила себе, что все они – мои друзья. Друзья, которые пришли сюда, чтобы отметить мой день рождения. Музыка радостно играла. Лицо Даймонд появлялось и исчезало. Круг за кругом ее прохладная красота приближалась и отдалялась, пока музыка становилась все громче и пронзительней.

Смех вдруг прекратился. Даже мое собственное хихиканье застряло в горле, когда органная музыка приобрела гудящий, почти ленивый звук, от которого по спине побежали мурашки. Я вцепилась сильнее в гриву животного. Палочка выпала из рук и с треском потерялась в пустоте. Руби исчезла, как и все остальные дети. Теперь я одна ехала по кругу на своем единороге. И лишь Даймонд сидела на скамейке, наблюдая за мной. Круг за кругом.

– Даймонд! – испуганно крикнула я.

Она не отвечала, а улыбка словно приклеилась к ее лицу.

– Хватит! – попросила я, хватаясь за пластиковые поводья. Один раз, второй, третий. Кривая музыка затихла, и меня сдавила последовавшая за этим тишина. – Даймонд! Я хочу слезть! – панически кричала я, подняв свою ручку и протянув в сторону сестры.

Она и с места не сдвинулась. Даймонд лишь наклонила голову, смотря так, словно я была чем-то занимательным.

– Ты непременно хотела покататься на карусели и должна оставаться на ней, пока поездка не закончится.

Моя нижняя губа задрожала, а единорог продолжал подниматься и опускаться.

– Я уже хочу слезть! – крикнула я. По щекам стекали слезы.

Даймонд вздохнула, встала и подошла ко мне. Как только единорог оказался около нее, она вытащила меня из седла и осторожно посадила на черный пол. Сестра элегантно опустилась на корточки рядом со мной, чтобы наши глаза находились на одном уровне, и смахнула с моего лица соленые слезы.

– Не плачь, Ворриор, – мягко пожурила она меня. – Большие богини не плачут, когда чего-то боятся. А ты ведь хочешь стать богиней. Не так ли?

Я шмыгнула носом. Единорог бесшумно исчез в темноте, и я смотрела ему вслед с округлившимися от ужаса глазами. И все же кивнула. Да! Я хотела стать богиней, как мамочка. Или принцессой фей. Я еще не совсем определилась. Пальцы Даймонд в последний раз погладили меня по щеке, прежде чем обхватить мои руки. Я, шмыгая носом, сжала их. Это был наш секретный знак: так мы говорили, что любим друг друга. Три раза крепко сжать. Даймонд сжала мои руки. Один раз. Я улыбнулась. Второй раз. Хватка стала неприятно крепкой. Моя улыбка исчезла. Третий раз. Она так сильно обхватила мои ладони, что костяшки хрустнули. Я взвизгнула, желая вырвать руки, но хватка Даймонд была непоколебимой.

– Посмотри на меня! – строго скомандовала светловолосая красавица.

Я снова попыталась высвободить свои руки, потому что Даймонд начинала пугать не меньше чем карусель с единорогами.

– Ворриор, – сказала она, заставляя меня посмотреть в ее лицо. – Ты должна перестать быть ребенком! – отругала меня она. Ее ногти впились в мою кожу, и я закричала.

– Мне больно! – взвыла я.

– Жизнь всегда причиняет боль, – холодно ответила мне Даймонд. – Ты должна наконец смириться с тем, кто ты такая.

– Я же уже смирилась! – простонала я. Боль в руке пульсировала с каждым ударом сердца. Мои локти онемели.