Журнал «Рассказы». Твой иллюзорный мир

Я замерла и прислушалась.

– Дапамажыце…

Нет, мне не показалось. Просто голос был настолько тихим, невнятным, что я не могла определить, откуда он доносится. Даже не понимала смысла сказанного. Лишь чувствовала, что это мольба о спасении.

Отойдя в сторону, я осмотрелась. Снег, кирпичная стена, снова снег, снег на земле, в небе, на одежде. Сколько я могла видеть, вокруг не было ни одной живой души. Лишь белая орда плотным валом накатывала на город.

– Эй, кто здесь? – крикнула я. – И где вы?

– Дапамажыце…

Я присела на корточки. Кажется, голос доносился откуда-то снизу. В тусклом свете уличного фонаря я рассмотрела подобие ниши, уходящей под землю. Проем был почти полностью занесен снегом, и лишь часть рамы еще оставалась на поверхности. Я разгребла нанос и увидела кусок стекла. Это было окно.

Я оглядела дом еще раз. Строение выглядело очень старым, заброшенным, и большая его часть была отгорожена от улицы высоким деревянным забором. Я зашагала вдоль постройки и вскоре обнаружила дверь, запертую на огромный замок. Проходом давно не пользовались, все железные детали успели как следует проржаветь, а крашеные – потускнеть и облупиться. Картину довершал сугроб, по-свойски прильнувший к почерневшим доскам. Я двинулась дальше.

Дойдя до угла дома, я вернулась и посмотрела с противоположной стороны. Та же кирпичная стена, забор и занесенный снегом оконный проем. Другого входа в подвальное помещение не было.

– Холадна, вельми холадна…

Опять этот голос! Теперь он был чуть громче, отчетливее, и я перестала сомневаться. На помощь звал ребенок.

– Малыш, ты здесь?

Я подбежала к двери и дернула замок. Несмотря на слой ржавчины, он крепко держался на своем месте и не думал поддаваться. Тогда я шагнула в сугроб, взялась за железную скобу и попыталась расшатать дверь, чтобы образовалась хотя бы небольшая щель. Но дверь даже не дрогнула.

– Малыш, не молчи! Я обязательно доберусь до тебя. Слышишь?

– Забярыце мяне адсюль. Хутка ранiца. Я баюся ранiцы. Забярыце мяне адсюль, цетачка!

– Ну конечно, обязательно заберу… – Теперь я смогла разобрать, что ребенок говорит на белорусской мове, которую немного знала.

Я навалилась на дверь. Никакого результата. Малыш снова позвал меня, но на этот раз его голос был слабее, тише. Он замерзал.

Жгучий приступ ярости вдруг накатил на меня. Я, высшее творение природы, сложнейший организм с миллиардом нейронов, мозгом и… сердцем, наконец, сейчас ничего не стоил по сравнению с простым куском дерева. Я не могла звать на помощь, не могла пытаться сбить замок, не могла расколотить окно под снегом. Если бы меня вдруг заметили, то приняли бы за сумасшедшую или преступницу. И малыш погиб бы.

Прижав голову к холодной древесине, я закрыла глаза и застонала от беспомощности.

8

Вначале была оторопь. Я лежала на твердой поверхности и чувствовала, как немеет от холода правая щека. Такое положение моего тела было просто невозможно, ведь еще мгновение назад я стояла на улице под сильным снегопадом и таранила лбом запертую дверь. Сейчас же снега не было и в помине, зато было обмороженное лицо, боль в голове и полное отсутствие понимания, что произошло.

Рядом что-то зашуршало. Через мгновение звук повторился, но уже ближе.

– Пошла отсюда… – выдавила я через силу.

– Цетачка.

Я вздрогнула. Нет, это было не животное. Ребенок, который звал меня все время, вдруг оказался на расстоянии вытянутой руки. Это его скрывала темнота, шорох его тельца показался мне похожим на шуршание крысы. Выходит, я находилась в подвале, куда так стремилась?!

– Малыш, где ты? Як я сюды попала?

– Не бачыю… – пролепетал мальчонка после паузы. – Совсим не бачыю, цетачка.

– Иди ко мне…

Снова послышалось шуршание. Я протянула руку и нащупала хрупкое тельце. Мальчик напрягся, но тут же обмяк и тихо заплакал.

В дальнейшем я не раз замечала, что эти дети старались все делать тихо. Тихо двигались, тихо говорили, и даже плакали почти бесшумно. Они боялись привлечь к себе внимание и когда вокруг никого не было. Это текло по их венам. Инстинкт самосохранения.

И вот мы сидели в обнимку и плакали. Он чуть слышно, я громче, всхлипывая и вытирая нос рукавом пальто. Нам обоим требовалось хорошо выплакаться, чтобы эта чертова соленая вода не пролилась внутрь и не разъела и без того израненные сердца. Я спросила, как его зовут, и он прошептал «Зосим», а затем добавил, что мамку «уже убили». После этих слов я решила больше не докучать бедняге вопросами.

Я гладила ребенка по бритой головке и думала: «Сначала раненая девочка за шкафом, теперь мальчик на полу запертого подвала… Какие еще сюрпризы приготовила мне жизнь?!»

Впрочем, на долгие размышления не оставалось времени. Выход из подвала до сих пор найден не был, а внутренний голос все настойчивее твердил, что отпущенные ребенку часы истекают. Тогда я заставила себя встряхнуться, нахлобучила на малыша свою шапку и сказала, что собираюсь вытащить нас отсюда. Паренек еще раз всхлипнул и затих.

Я огляделась. Глаза привыкли к темноте, и стало ясно, что мы находимся в просторной, но практически пустой комнате. Сваленные возле стены ящики, каменные ступени, уходящие куда-то вверх, да крохотное пятно света в месте, где должен был находиться оконный проем, – вот и все, что составляло нам компанию. Первым делом я проверила, куда ведет лестница, и быстро убедилась, что это обратная сторона того самого входа, через который мне так и не удалось пробиться. Тогда я обошла комнату по периметру и даже посмотрела за ящиками. Выхода из подвала не было.

Я вернулась к Зосиму и снова прижала мальчика к себе. Так было теплее. Так я меньше ощущала абсурдность происходящего.

– Цетачка… – тихо позвал ребенок. – Чуеце, што я гавару? Калi хочаш збегчы, то праз акно заyседы дакладней!

– Коли хочешь сбежать, окном всегда вернее… – повторила я задумчиво. – Да, малыш, мы в детдоме тоже так делали.

Я встрепенулась и повернула голову.

«А что, если… С улицы ниша перед окном выглядела слишком узкой, чтобы в нее мог протиснуться взрослый человек. Но другого варианта все равно не осталось!»

Я подошла к месту, где заметила свет.

«Выходит, снегопад закончился, раз стекло не занесло», – подумала я, нащупала раму и попробовала ее открыть. После нескольких безуспешных попыток мне пришлось отломить от ящика деревяшку покрепче, надеть на нее варежку и слегка стукнуть по стеклу. Раздался глухой звук.

Несколько минут я вслушивалась в тишину. Дом безмолвствовал. Я ударила сильнее. Никакого результата. Больше не в состоянии сдерживаться, я размахнулась и двинула со всей силы. Послышался треск, и на меня хлынула лавина из снега и осколков.

– Мне страшна, цетачка … – прошептал мальчик.

– Не бойся, малыш! Скоро ты будешь в безопасности… – Я дождалась, когда поток иссякнет, и очистила проем от остатков стекла. Отверстие получилось большим, девушка моей комплекции должна была пролезть в него без труда, но оставалась еще ниша между окном и тротуаром. Смогу ли я там развернуться, вот в чем был вопрос…

9

– Кстати, дом, в котором вы «нашли» второго ребенка, недавно снесли. Теперь на его месте строят современный многоэтажный квартал.

– Что? – Я вздрогнула от неожиданности. – Дом… откуда ты знаешь?!

– Варвара Сергеевна, давайте все-таки на «вы». Я ваш лечащий врач, а не… – Молодой человек поджал тонкие губы. – А не кавалер!

– Странно, – отозвалась я. – Но еще совсем недавно ты не брезговал меня целовать.

– Хватит! – Молодой человек слегка стукнул ладонью по столу. – Хватит, Варвара Сергеевна. Я запрещаю произносить эту глупость. Понятно?