Журнал «Рассказы». Твой иллюзорный мир

Услышав такие слова, я озадаченно спросила:

– А вы… кто по специальности? И за что арестованы?

Карл усмехнулся.

– Я физик-ядерщик. А сижу здесь потому, что считаю главным ветер, а не флюгеры. Даже если их очень много.

15

Карл повернулся в мою сторону.

– Поясню коротко. На последнем съезде физиков большая группа так называемых ученых-материалистов выступила с предложением признать теорию относительности Эйнштейна ложной. – Лицо мужчины покрылось красными пятнами. – Какая чушь! Естественно, я выступил против. Наговорил много лишнего, чего уж там скрывать. Мне разом припомнили, что было и чего не было. И вот я здесь.

Карл с минуту молча вышагивал по камере, затем уже более спокойным тоном произнес:

– Бросив все силы на ваши поиски, охрана забыла принести очередную порцию рыбы. Но скоро утро, и в этот раз они точно появятся. Так что стоит поторопиться. Но не говорите ничего, что может нанести вам вред. Не доверяйте мне полностью. Понимаете?

Я кивнула.

– Думаю, да. Но мне нечего утаивать. Последнее время я только об этом всем и твержу!

И я поведала о том, что случилось со мной за последнее время.

Когда рассказ был закончен, Карл покачал головой.

– О странный, дивный мир… – пробормотал он. – Если бы я собственными глазами не наблюдал ваши способности, то сказал бы, что эти «дети» – банальная шизофрения, отягощенная навязчивыми галлюцинациями! Но я видел необъяснимые вещи прямо здесь, всего несколько часов назад, поэтому либо придется признать, что сейчас в камере находятся сразу два сумасшедших, либо что ни одного. Вам какой вариант больше нравится?

Я пожала плечами.

– Второй, наверное…

– И мне. – Карл некоторое время тер виски, после задумчиво произнес: – Так вы говорите, часть детей была в полосатых робах, с треугольными нашивками и ужасно измучена?

– Таких было двое. Мальчик в подвале и девочка в зоопарке.

– А остальные?

– С виду вполне нормальные. Хорошо одеты, не истощены. Но всегда напуганы или ранены. Как малышка в красном пальто. У нее кровоточила шея.

В камере наступила тишина. Только огромная муха гудела над ведром с отходами.

– Знаете, Варвара… – Карл говорил медленно, словно вынимая слова из потайного кармана. – У меня есть вполне научное объяснение тому, что с вами происходит. Но, бога ради, расскажите, как вы договорились с животными?!

Я усмехнулась.

– Вы хотели спросить, как я договорилась с людьми?

16

В ту ночь я спала очень крепко. У меня было много работы, и отвлекаться на всякие пустяки не имело смысла. Сначала я родила себя. Затем произвела на свет папу и маму. Сама отрезала пуповины, перевязала их льняными нитями и аккуратно вытерла нежную кожу младенцев. Мои родители были такими славными бутузами, почти не плакали и забавно сучили бледно-розовыми ножками. Я дала им имена и с первой же минуты стала тщательно оберегать, ведь теперь от них зависела моя жизнь!

Нет, они не были брат и сестра. Раз я сама сотворила их, значит, сама же и решала тонкости родства. Я нарекла папу и маму близкими людьми, которым следует идти по жизни вместе. Но не дала им права быть родней по крови.

Была ли я хорошей матерью? Понятия не имею. Неужели вообще есть на свете человек, который может ручаться, что был хорошим родителем?! Возьму лишь смелость утверждать, что оказалась неплохим создателем! Прекраснее существ, чем мои детки, сложно было себе представить.

Сначала все шло просто замечательно. Малыши росли смышлеными и здоровыми, но чем старше они становились, тем чаще мучил меня один вопрос. Как долго я имею право опекать их? Эта мысль изводила меня до тех пор, пока папа и мама не подошли ко мне и сказали: «Послушай, Варя, мы, конечно, благодарны тебе за такие прекрасные ручки и ножки, да и за все остальное, но дальше как-нибудь сами, а то ты так и не родишься. А сейчас отправляйся в зоопарк. Тебя уже ждут…».

И я убила себя. Тем самым ножом, которым когда-то перерезала их пуповины. А затем проснулась.

Короткая летняя ночь подходила к концу. Ошеломленная, я сидела на кровати и хватала ртом душный влажный воздух. Обещанный еще неделю назад дождь наконец-то добрался до Москвы, и теперь что-то неторопливо отстукивал на жестяном откосе. Кажется, он сообщал синоптикам, что прибыл надолго.

Я приходила в себя минут пять. Затем встала, умылась и заварила чай. Соседка по комнате с недоумением посмотрела на часы и покрутила пальцем у виска.

– Слушай, Машка… – пробормотала я. – Скажи на работе, что я сегодня плохо себя чувствую, а завтра выйду и напишу заявление за свой счет.

Девушка кивнула и повернулась на другой бок. До подъема оставался еще час, и тратить время на разговоры у нее не было никого желания.

Позже, когда опрашивали всех, кто так или иначе имел со мной дело, милая Маша вспомнила то утро во всех подробностях. Даже как я ходила по комнате голая, а на завтрак ела исключительно сыр «Голландский», а чай пила индийский. И что ушла ровно в 5.45. Даже не расчесав головы.

«Интеллигент» на допросе спросил, подтверждаю ли я слова соседки. Я сказала, что да, все правильно, но следует учесть, что у меня была тяжелая ночь. «Родить двух малышей – это вам не семечек нащелкать!» – уточнила я. «Интеллигент» долго смотрел в одну точку, затем поморщился, составил протокол и дал мне ознакомиться.

О родах там не было ни слова. Зато подробно описывались сыр и голая грудь. Это был еще один документ в копилку доказательств моей шпионской деятельности, но я его подписала, ведь следователь ничего не соврал. Только попросила добавить, что утром я кинулась спасать очередного ребенка. «Интеллигент» тогда чуть не сорвался.

Сон очень заинтересовал второго следователя. Он некоторое время размышлял над его содержанием, затем потребовал выдать религиозную секту, меня завербовавшую. Я заплакала от ужаса и уверила, что всегда была атеисткой, мальчика и девочку родила исключительно сама и что вообще мне это лишь привиделось. А за настоящим малышом я отправилась только после пробуждения. После чего следователь пообещал упрятать меня на всю жизнь в психушку.

17

Я же, как всегда, говорила исключительно правду. В 6.00 я села в автобус № 39, доехала до метро «Октябрьская», спустилась под землю и отправилась в направлении станции «Краснопресненская». Здесь снова поднялась на поверхность и вскоре была у входа в зоопарк. До открытия оставалось три минуты.

Однако ни через три, ни через десять минут зоопарк не заработал. Я уже испугалась, что животных закрыли на карантин, как это было в позапрошлом году, но вот окошко кассы скрипнуло, и показалось лицо пожилой женщины. Я протянула деньги.

– Один, пожалуйста.

Кассир с недоумением посмотрела на меня. Она явно не ожидала посетителей в столь дождливое утро.

– А ты, милая, не на работу ли к нам устраиваться? – вдруг улыбнулась женщина. – Слышала, должна подойти вроде тебя. Чего же ты деньги суешь, дуреха?! Вот сколько тебе зарплату пообещали? Так сколько бы ни пообещали, все равно мало будет, требуй больше! У нас тут одни калеки да старики работают, молодых, считай, нет совсем. Поэтому слушай, что баба Шура говорит! – Кассир тараторила очень быстро, не давая мне и слова вставить.

– Да, по делу… – ответила я и смущенно опустила глаза.

– Вот и заходи ко мне в пещеру, а то промокнешь совсем. Посидим, чайку попьем. А там и кадры появятся, нет их пока!

– Спасибо. Но мне бы по территории погулять, с мыслями собраться. Люблю, когда дождь.

Баба Шура с недоумением покачала головой.

– Дождь она любит… То же слякоть одна, да сырость, за что ее любить? Ну, коли замерзнешь, беги сюда, отогрею.

Я зашагала к проходной. Здесь меня встретила другая женщина, гораздо менее словоохотливая, и без лишних разговоров впустила на территорию зоопарка. Я прошагала несколько метров и остановилась.