Под ласковым солнцем: Там, где ангелам нет места

Его родителей было принято решение выслать из субъекта. Отец сразу нашёл для себя не престижную работу на отшибе всей страны – в Восточной Бюрократии, что образовалась на месте старых государств финляндских.

Парень подловил себя на мысли, что всё это похоже на безумную сказку без конца, в которой он вынужден жить и даже университет был нечто что-то оплота местных сектантов свободы, готовящихся объявивших образования Муниципальной Студенческой Республики. Да, статьи Конституции, говорившие об Абсолютном Самоуправлении, это позволяли.

Внезапно все размышления и воспоминания юноши были развеяны второй волной истошного звука, исходившей от будильника. Это был сигнал того, что выходить из дома нужно через десять минут. Парень отключил устройство и решил скоротать время у телевизора, который, маленькой квадратной пластиной расположился в самом углу.

Парень быстро подошёл к дивану, поднял пульт, и скоротечно нажав пару кнопок, активировал устройство, отчего экран телевизора заиграл красками и стал издавать звуки вступительного музыкального сигнала, извещая о своей исправной работе.

И всех каналов, которых было не менее чем пятьсот, юноша остановился на местных новостях. Он пропустил телепередачи, которые рассказывали о правильном гендерном воспитании трёхлетних детей и кинофильмом, где показывали «славу и величие» тех, кто считал себя сторонниками «Культа Чаилдфри».

Фильм таки пропитался ненавистью к детям. Показывают пятнадцать представителей чайлдфри, что яростными проповедями и фанатичными речами отговорили тринадцать тысяч женщин от родов, ведя их на аборт. Но больше всего они кичатся своим званием «Героев общественного освобождения».

Юноша переключил на другой канал. По новостям опять показывали якобы нищету и неспособность властей к управлению. Ведущая прицепилась к зданию, у которого посыпалась с одной стороны штукатурка и сетью небольших трещин укрылась стена. Как же ведущая с остервенением ругала муниципальное правительство и чуть ли не с брызжущей пеной изо рта, на всю студию голосила о том, что необходима смена власти на более либеральную и демократичную, дабы народ смог лучше жить.

Юноша вспомнил, как муниципалитет решил на собственные скудные средства отремонтировать старое здание местного отделения Конфедерации, которое практически пришло в негодность. И он свершил чудо, восстановив эту постройку вернув её в былом блеске, выдержав её в готическом стиле. Но сейчас его преисполнило отвращение от местных новостей, которые не были, ни государственными, ни муниципальными. Практически все телеканалы – частные или принадлежат отдельным сообществам. И вся эта ватага попросту выдавила своей массой всё, что было либо государственным, либо муниципальным. Да ещё и согласно Федеральному Закону «О приоритете частного сектора в информационной сфере», все государственные каналы намеренно выдавливались всеми остальными без возможности на восстановление. И пятьсот местных каналов, ни шло, ни в какое сравнение с миллионом, которые существует и вещают в центре государства, что именовалось «апофеозом свободы» или «Центром». Там каждый может пролезть на телевидение через широчайшую сеть и ассоциации систем телепередач.

Внезапно парень усмехнулся, и на его тонких губах расцвела улыбка. Он вспомнил, как по этому поводу высказался его школьный учитель, ещё старой закалки:

– Телевидение превратилось в портовую девку, что пропускает через себя каждого моряка.

Однако потом этого учителя арестовали и отстранили от проведения уроков. Ему вменяли «Приниженное отношение к телодателям» и «Намеренное оскорбление гендера женского типа или женско-ориентированного гендера». Его обвиняли в том, что проститутку он назвал проституткой, а женщину девкой и затем потом, вся эта фантасмагория бреда, в котором пытались защитить чьи-то права, вылилась в дело уголовное. Учителю стали приписывать статью за «Публичные сомнения в курсе либерализации».

Юноша, прокрутив это в голове, почувствовал тошнотворные ощущения от того мира, где он живёт. Ещё раз. У него голова кружилась от того, что каждый день гоняют по телевизору, как государство, несчастное и забитое, отбирает у народа шанс на благополучие и вырывает у них права, но ни один телеканал не смел выступать против Корпораций, которые, по сути, приватизировали всё что можно было купить, обменять или продать.

Тут парнишка подловил себя на мысли, что нужно выходить из дома. Он быстро подбежал к двери, натянул на ноги туфли, быстро надел джинсовое пальто и свершил жест, который считался «Знаком свободоненавистников» – сложил пальцы и перекрестился правой рукой.

Юноша собрался с духом и внял ко всем душевным силам, ибо за порогом его ожидает мрак, ощетинившийся безумием и оскалившийся самим хаосом. За порогом его алчет на растерзание Гражданское Общество.

Парень открыл дверь и тут же, пройдя через порог, захлопнул её на ключ и поспешил побыстрее оказаться в университете.

Юноша как можно быстрее вышел на улицу, предварительно заперев и калитку забора, окружавшего дом. На улице был прохладный и чуть промёрзлый воздух, сочетаемый с лёгким ветерком.

Тут же его встретил мужчина, одетый в костюм, разукрашенный в чёрно-белые ромба, и только зрелое лицо оставалось вне этой пытки для глаз.

– Вы уже уплатили за право пользования этой улицей? – настойчиво вопросил мужчина.

– Что, простите? – из вежливости, наполненной недоумением, переспросил юноша.

– Согласно Закону «О всеобщем рыночном становлении» и концепции «Развитого Либерализма» эта улица была вчера приватизирована у муниципалитета и теперь принадлежит Обществу Улиц города Микардо.

Парень готов проклясть правительство и парламент, которые «во имя идеализации» общества и страны, руководствуясь «идеалами рыночной экономики», решили передать в частные руки чуть ли не жизни граждан. Но бессилие взяло верх и парень, чувствуя хандру и слабость, вынужден заплатить. Он завёл руку в карман и достал несколько сверкающих золотистыми тонами монеток.

– Сколько с меня? – прозвучал вопрос, полный хилости.

Коварно улыбнувшись, человек, словно смакуя, ответил:

– Ну, либо два Федерала, либо двадцать тысяч сто пятьдесят диариев.

Парень положил монеты в карман и тут же вынул толстую, примерно с небольшую книгу, пачку денег и протянул их человеку.

– Тут двадцать пять тысяч диариев, бери без сдачи.

– Вы так щедры, милостивый господин, – взяв пачку и начав пересчитывать, исказив голос в больной радости, сказал человек.

Тем временем парень просто развернулся и пошёл в собственный ВУЗ, решив поскорее уйти от придатка нового мира.

Улицу, по которой юноша спешно пошёл, со всех сторон окружали высокие здания, выкрашенные с самые различные цвета, от розового до голубого, от белого до чёрного. Порой нижние части зданий были разрисованы граффити и непристойными рисунками. А также, временами, фасады были увешанными сами разнообразными объявлениями от предложения работы до приглашения на собрания очередной из сект.

Парень, проходя сквозь град, не замечает, что на зданиях. Сейчас его разум берёт бессильная злоба. Дикая инфляция в регионах просто убивала всяческое самостоятельное развитие. Уповать оставалось только на Корпорации, которые приватизировали и сами деньги. Корпорация «Монетно-Финансовый Двор», пододвинув правительство, приватизировало печатные станки и теперь выпускает валюту, как фантики, по своему усмотрению и во имя многотриллионных прибылей обваливая целые рынки. И Федералы – основные монеты страны есть наиважнейшая собственность этой Корпорации и по своему номиналу в несколько, а то и десятков тысяч раз превосходит валюты регионов.

Но помимо этого, тоталитарная приватизация сжигала всё. Парень тут же вспомнил свою знакомую. Это была старушка, лишённая пенсии за «Противодействия процессам свободы». Хотя она своей внучке, которая призналась семьей, что она – лесбиянка, сказала, что та ещё найдёт нормального и хорошего парня, однако ни к чему хорошему это ни привело. И теперь единственным заработком на жизнь этой старушки оставалась работа дворником на улицах, но сейчас навряд ли Сообщество ей позволит мести улицу, и она вскоре пополнит легионы безработных и нищих, так как содержать старушку слишком накладно, а «нет ничего ценнее прибыли, ибо даже человека можно монетизировать», как утверждают в Корпорациях.

Парня берёт злоба, да и самое противное – он даже не мог её никак выразить, ибо все те, кто «за свободу» порвут его в клочья «во имя добра и справедливости». У них у всех давно на этой почве снесло крыши и любого, кто, что имеет против свободы, они готовы сжигать в крематориях. Таков теперь новый мир «идеальной свободы».

Юноша пытается просто идти по улицам и не думать о происходящем. Он механически передвигает ногами, словно робот, и разглядывать улицы, смотря за происходящем «актом свобоустройства».

Повсюду ходят люди, одетые как клоуны или безумцы. Так бы показалось любому, кто не жил в этих «славных землях». Топик на мужчине, сапоги под подмышку, одежда из мусора и ещё миллионы вариантов сумасбродных стилей одежды, безумным океаном текли по улицам этого городка.

Почти каждый, ведомый «формированием индивидуальности» пытается улучшить собственное тело. Некоторые прокалывали себе все части телесной плоти, оттягивая её до состояния такого провисания, как щёк у бульдога. Кто-то наносил странные татуировки, имитирующие половые органы. Ну а самые безумные настолько себя «преображали», что вовсе теряли человеческий облик.

На улицах стояли сотни активистов причислявших себя к «Гражданскому Обществу». И стояв целой россыпью, эти активисты пытались красивыми лозунгами завлечь к себе.

Феминистские патрули, разукрашенные как древние кельты, ходят и наводят страх на любого мужчину. Не дай бог на какую-нибудь девушку кто-то подолгу засмотрится, то на него тут же набрасывалась толпа феминисток и спешила повязать за «Визуальное домогательство».

Сторонники ЛГБТПАиПНА бродят по улицам целыми бандами и пытаются научить пойманных детей «правильной ориентации». В красках, они рассказывают, как нужно любить свой пол, а порой даже стремились показать это. В городе есть целые «Зоны визуального сексуального воспитания», где в бесконечном совокуплении с собственным полом люди показывали, как и кого нужно было любить. И родители, начиная с двенадцати лет, в обязательном и установленном законе порядке просто должны водить своих детей в эти «Зоны», что там они учились правильно воспринимать свой пол.

Приверженцы чайлдфри целыми роями, удерживая в руках красочные плакаты и выкрикивая оглушительные лозунги, стремятся убедить всех в одном – дети это плохо. Прямо на улицах, если они встречают беременную девушку, то практически насильно могут заставить её сделать аборт, чуть ли не утаскивая в клинику. Упаси Господь появиться человеку с грудным ребенком возле этой толпы.

Парень, идущий в институт, сразу припомнил один случай, когда ещё жил с семьёй. У его соседей был маленький ребёнок и когда у него стали резаться зубы, что естественно сопровождалось ором и гулом. Но так было недолго. В местный Муниципальный Суд Сообществ поступила жалоба от соседей сверху, и на этой иеремиаде стоял целый скоп подписей местного сообщества детоненавистников. Банда чайлдфри жаловалось, что ребёнок мешает им отдыхать и работать, а это права, гарантированные Конституцией. И Суд постановил – ребёнка изъять… «раз он мешает реализовывать права, гарантированные самой Конституцией», как было сказано в приговоре. Судью и обвинителей, что стояли с каменными сердцами, не смогли убедить ни красноречивые слова, ни слёзы родителей, которые бились чуть ли не в истерике.

Юноша не понимал, как во имя свободы, можно так оскатиниваться и попытался подумать. Но на его пути тут же возник седой       и зрелый человек, одетый в лиловую рясу, чем развеял все размышления. Под руку он вёл двенадцатилетнюю девочку. Парня чуть не стошнило, ибо он знал, что это местный служитель Новой Церкви, которая проповедует либеральный образ жизни, и это священник-педофил и куда он вёл ребёнка, становилось понятно. Однако через пару секунд тут к нему подбежала женщина и со всего размаху влепила оплеуху священнику. Смачный звон шлепка пронёсся по всей улице. Сила удара такова, что мужчина чуть не падает на землю. Он пятиться, на его лице ширится злоба, а в глазах повисло дикое безумие.

– Твари антилиберальные! – кричит церковник. – Я на вас в Культ Конституции напишу!

«Священник» угрожает и машет кулаком вслед дочери и матери, буквально убегающих от него.

Юноша понял, что это была мать девочки, но ему страшно стало за женщину. Теперь ей светят статьи за «Предотвращения процесса сексуальной самореализации ребёнка» и со временем за дитятей этой женщины придут легионы служителей Гранд-Ювенального управления и попросту вырвут у неё ребёнка.

– Новая Церковь, – шёпотом начал парень и с гневом добавил. – Надеюсь, вы все окажитесь в аду.

И поводов ненавидеть эту организацию, что стала наследницей свободного протестантизма, было много. Предав веру в единого Бога, она слилась с новым свободным миром. Теперь церковь не говорила словами Спасителя и не призывала к верности, целомудрию, послушанию и иным постулатам. Библия и все священные книги в этой стране были переписаны с пожеланиями всех кого только можно, дабы не обидеть меньшинства, что давно стали опьянённым безумием большинством. После давления в парламенте легионов феминисток, Бог признавался наполовину мужчиной, и наполовину женщиной. Всё священное было попрано. Разнузданность и похоть, принимаемые за идеальную свободу, взяли верх над этим миром, чёрными буквами вписавшись в «Либертат-Библию».

И эта Церковь освящает всё что можно было, если ей заплатить или уговорить речами о «Свободе-во-Боге». От однополых браков до браков с вещами, вплоть до создания антисемей с тридцатью членами. Священники не имели права что-то сказать против, ибо за это может наступить ответственность.

Однако ни ЛГБТПАиПНА, ни чайлдфри, ни Новая Церковь не были такой угрозой и не превращали в жизнь, так как это делали они. Новая инквизиция либерального мира, чьё имя было, есть и будет почитаемо всеми безумцами – Культ Конституции. И идя по улице, юноша, прежде всего, боится встречи с этими фанатиками основного закона страны.

Парень, всегда, когда выходил за порог дома, знает, что делает шаг в мир мрака, где царит тоталитарная свобода, уничтожающая всякую мысль, противоречащую «Свободе», что по улицам и площадям его города ходят тысячи активистов, готовых рвать и кусать за собственные права любого, кто их нарушит. Таково невежество нового мира.

Он прекрасно понимает, что ситуация с плескающимся безумием на улицах его города не так страшна, как в других регионах, но она становится всё хуже и конца этому сумасшествию нет и не будет. Парень живёт в мире, где свобода это похоть и умопомешательство, где люди одеваются, как пациенты психиатрии в давно минувших временах.