Врата Мертвого дома

Кальп покосился на запертую дверь, а потом оглядел свалку в комнате так, словно прежде ее не замечал:

– Что это за помещение?

– Кабинет бывшего кулака Торлом, – ответил Дукер. – Здесь ее и прикончили однажды ночью убийцы – приверженцы Дриджны.

Кальп медленно кивнул:

– Вот же угораздило нас сюда зайти! Полагаю, это просто случайное совпадение?

– Очень надеюсь, что так.

– Я тоже, историк.

– Так вы мне поможете?

– А этот узник… кто он?

– Геборик Легкая Рука.

Кальп снова медленно кивнул:

– Ладно, Дукер, я подумаю.

– Позвольте спросить, что именно вас смущает?

Кальп нахмурился:

– Перспектива выпустить на свободу еще одного коварного историка, что же еще?

Священный город Эрлитан поднимался уступами белого камня от гавани и тянулся вдоль большого плоского холма под названием Джен’раб. Многие верили, что в глубине Джен’раба погребен один из первых городов мира и что там, среди руин, ждет своего часа Престол Семи Защитников: по легенде он был вовсе не троном, а залом, где стояли полукругом семь возвышений, благословленных каждым из Взошедших, которые и основали затем Семиградье. Эрлитан стоял уже тысячу лет, но Джен’раб, ставший ныне грудой разбитого камня, был в девять раз старше.

На заре истории Эрлитана местный фалах’д начал обширное строительство на плоской вершине Джен’раба, чтобы почтить город, погребенный под улицами. В каменоломнях на северном побережье закипела работа: срывали целые склоны, тяжеленные блоки мрамора обтесывали и перевозили на кораблях в эрлитанскую гавань, а затем тащили через нижние кварталы по пандусам и помостам на вершину холма. Храмы и особняки, украшенные куполами и башнями и окруженные садами, один за другим вырастали повсюду. Но истинным самоцветом на челе Джен’раба стал дворец фалах’да, который он назвал Короной.

Через три года после того, как строительство было закончено, древний погребенный город… шелохнулся. Подземные арки провалились под огромным весом Короны фалах’да, стены сложились гармошкой, плиты фундамента расползлись, укрыв улицы каменной крошкой. Под землей крошка и пыль вели себя как вода: текли по улицам и проулкам, прямо в зияющие проемы дверей, под доски пола – невидимые в непроглядной темноте Джен’раба. На поверхности же, в лучах яркого рассвета, что сопутствовал годовщине правления фалах’да, Корона осела, башни ее обрушились, купола треснули, выбросив в воздух целые тучи мраморного крошева, и дворец провалился в реку пыли, причем неровно: кое-где лишь на несколько футов, в других местах – на двадцать с лишним саженей.

Те, кто наблюдал за происходящим из Нижнего города, так описали это событие: «Словно бы гигантская невидимая рука потянулась к Короне, сжала дворец и сломала его, вдавливая при этом в землю. Поднялась такая туча пыли, что солнце на несколько дней превратилось в медный диск».

В тот день погибло более тридцати тысяч человек, в том числе и сам фалах’д, но был один выживший – юный поваренок. Бедняга вбил себе в голову, что якобы кувшин, который он уронил на пол за несколько мгновений до землетрясения, как раз и повинен в произошедшей катастрофе. Обезумев от чувства вины, мальчик ударил себя ножом в сердце на Меркирской площади в Нижнем городе, а кровь несчастного потекла между камнями мостовой, на которой и стоял сейчас Скрипач. Так гласила легенда…

Прищурившись, голубоглазый сапер наблюдал за тем, как «красные клинки» быстро скачут через редеющую толпу на другой стороне площади.

Закутавшись в выцветшее льняное одеяние с капюшоном, наброшенным на голову по моде племени гралов, Скрипач неподвижно застыл на священном камне, украшенном полустертой памятной надписью, и гадал, слышат ли переполошившиеся горожане стук его отчаянно бьющегося сердца. Сперва сапер последними словами ругал себя за то, что рискнул прогуляться по древнему городу, а затем решил, что во всем виноват Калам: это он задержал их в Эрлитане, пытаясь выйти на связь с каким-то своим старым знакомым.

– Mezla’ebdin! – прошипел голос рядом.

В переводе это обозначало «малазанские прихвостни», что являлось довольно точной характеристикой «красных клинков»: они были уроженцами Семиградья, однако поклялись в нерушимой верности императрице. Редкое проявление прагматизма в этой стране фанатиков и духовидцев. Сейчас эти презираемые местными жителями воины начали по-своему – мечами и копьями – вразумлять сторонников Дриджны.

На выцветших камнях площади уже неподвижно лежало полдюжины жертв – среди поваленных корзин, тюков ткани и продуктов. Две маленькие девочки тщетно тормошили женщину, скорчившуюся рядом с пересохшим фонтаном. На соседних стенах алели потеки крови. Где-то вдали, на расстоянии нескольких кварталов отсюда, звенели тревожные сигналы городской стражи Эрлитана: наверняка наместнику уже сообщили, что «красные клинки» снова учинили самосуд.

А обезумевшие всадники продолжали убивать направо и налево, двигаясь по главной улице прочь с площади, и вскоре скрылись из вида. Попрошайки и воры сгрудились у мертвых тел, воздух наполнился завываниями. Горбатый сводник схватил обеих девочек и нырнул в один из переулков.

Несколько минут назад Скрипач и сам чуть не попал под удар меча, когда вышел на площадь и оказался на пути одного из «клинков». Боевой опыт спас сапера, заставив его броситься наперерез лошади, нырнуть вперед и вниз, чтобы проскочить под лезвием меча и оказаться позади всадника, вне пределов досягаемости. «Красный клинок» не стал преследовать его, а просто обезглавил следующую беспомощную жертву, женщину, которая отчаянно пыталась оттащить двоих детей с пути лошади.

Скрипач встряхнулся и тихо выругался. Протолкавшись через толпу, он свернул в тот же переулок, где скрылся сводник. Высокие покосившиеся дома с обеих сторон погрузили узкий проход в полутьму. Густой воздух пропитался запахами гнили. Не увидев никого, Скрипач осторожно потрусил дальше. Он добрался до бокового прохода между двумя высокими стенами – достаточно широкого для мула и засыпанного по щиколотку пальмовыми листьями. За обеими стенами были разбиты сады, а высокие пальмы сплетались кронами, словно полог, в двадцати футах над головой. Через тридцать шагов переулок закончился тупиком, и там-то сапер увидел сводника, который придавил младшую девочку коленом к земле, а старшую прижал к стене и возился с завязками ее шаровар.

Услышав, как Скрипач идет по сухим листьям, горбун обернулся. У него была белая кожа уроженца Скрея. Сводник оскалил почерневшие зубы в лукавой ухмылке.

– Грал, она – твоя всего за полджакаты, поскольку я поцарапал ей лицо. Вторая будет подороже, потому что младше.

Скрипач подошел к негодяю вплотную.

– Я купить, – сказал он. – На обе женись. Два джаката.

Горбун фыркнул:

– Да я за неделю на них больше заработаю. Шестнадцать джакат.

Скрипач вытащил длинный гральский нож, который приобрел час тому назад, и прижал лезвие к горлу сводника.

– Два джаката, и тебе мой пощада, симхарал. Соглашаться?

– Да, грал! – с выпученными глазами прохрипел сводник. – Договорились, клянусь!

Скрипач вытащил из пояса две монеты и бросил их на листья. Затем отступил.

– Сейчас забирать обе.

Симхарал упал на колени и зашелестел листьями.

– Забирай их, грал, забирай на здоровье.

Сжигатель мостов хмыкнул, сунул нож обратно за пояс, подхватил девочек и, повернувшись спиной к своднику, зашагал прочь из тупика. Вероятность того, что негодяй попробует вести грязную игру, была ничтожной. Гралы частенько напрашивались на оскорбления, лишь бы только получить повод заняться любимым делом – кровавой местью. И подкрасться к гралу сзади, по слухам, было невозможно, поэтому никто даже не пытался. Но, несмотря на это, Скрипач был рад, что между ним и горбуном остался ковер сухой листвы.

Сапер вышел из переулка. Девочки висели у него на руках, как огромные куклы, – все еще не оправились от потрясения. Он посмотрел на лицо той, что была постарше – лет девяти, может десяти. Та подняла на Скрипача взгляд огромных темных глаз.

– Не бойся, все страшное уже позади, – сказал он. – Ты сможешь идти? Покажешь, где вы живете?

Некоторое время девочка молчала, затем кивнула.

Они добрались до одного из кривых проходов, которые в Нижнем городе считались улицами. Скрипач поставил одну малышку на землю, а вторую продолжал бережно держать на руках – она, кажется, уснула. Старшая немедленно вцепилась в плащ сапера, чтобы толпа не разделила их, и потащила вперед.

– Ты ведешь меня домой? – уточнил Скрипач.

– Да, – ответила она.

Через десять минут они покинули рыночный квартал и оказались в более спокойном жилом районе, где стояли скромные, но чистенькие дома. Девочка повела своего спасителя в одну из боковых улочек. Как только они вошли туда, отовсюду появились дети и с криками окружили пришедших. В следующий миг из ворот, что вели в сад, выскочили трое вооруженных мужчин. Они двинулись на Скрипача с поднятыми тальварами, а толпа ребятишек вдруг рассеялась, и наступила напряженная тишина.

– Я есть грал, – прорычал сапер. – И видеть, как женщина убивать «красный клинок». Симхарал брать эти две. Я их купить. Не тронуть. Три джаката теперь мне давать.