Леонид Брежнев. Величие и трагедия человека и страны

Брежнев переехал со своей семьей в Кишинев, находившийся в 600 км от Днепропетровска, и поселился в типичном для бывшего русского провинциального города одноэтажном доме XIX в. на Садовой улице[611 - Brezhnev. Pages from his life. S. 106.]. Молдавия находилась на задворках государства. Она только в 1940 г. на основе пакта Молотова – Риббентропа была занята советскими войсками, а в 1944 г. завоевана снова. Положение в самой молодой республике Союза складывалось драматически: Молдавия была крайне бедным регионом европейской части СССР. Засухи 1946–1947 гг., последовавший за этим голод и разрушения, вызванные войной, оказались еще более катастрофическими, чем на Украине. «Нетрудовые элементы» получали только 250 г хлеба на день, колхозникам причиталось полкилограмма зерна на трудодень. В плодородной Бессарабии, когда-то славившейся своими фруктами и вином, голодало 95 % населения; по разным оценкам, количество умерших от голода колеблется от 36 тыс. до 200 тыс.; власти регистрировали десятки случаев каннибализма[612 - Млечин Л. М. Брежнев. С. 86–87; Он же. Брежнев. Разочарование России. М., 2012. С. 30; Бомешко Б. Г. Голод и засуха в Молдавии в 1946–1947 г. Кишинев, 1990. С. 36; Предумышленный голодомор 1946–1947. URL: http://rys-arhipelag.ucoz.ru/publ/predumyshlennyj_golodomor_1946_1947_ gg/31–1-0–2083 (дата обращения: 18.06.2015).]. Как и в случае с Украиной, Сталин не хотел и слышать о голоде в Молдавии, но в 1947 г. все-таки послал туда продовольственную помощь и заместителя председателя Совета Министров А. Н. Косыгина, наблюдавшего за ее распределением[613 - Бодюл И. И. Дорогой жизни. С. 42–43.]. Но едва тяжелейшие лишения были преодолены, Политбюро ЦК ВКП(б) в Москве распорядилось об окончательной коллективизации сельского хозяйства и раскулачивании. Под эгидой первого секретаря ЦК компартии Молдавии Николая Григорьевича Коваля и председателя Совета министров республики Герасима Яковлевича Рудя молдавский НКВД провел в ночь на 6 июля 1949 г. операцию по депортации под названием «Юг», которая сегодня считается в Молдавии национальной травмой: более 11 тыс. семей, в целом примерно 35 тыс. человек, большинство уже обессиленных и ослабленных двухлетним голодом, были без предупреждения арестованы и сосланы в Казахстан или Сибирь; многие умерли еще по дороге от истощения, некоторые – в «спецпоселениях», где семьи были высажены в необжитой степи[614 - Царанов В. И. Проблемы истории Молдавии. Исследования по истории советского общества. Кишинев, 2007. С. 204, 209; Бодюл И. И. Дорогой жизни. С. 46.]. При этом, как отмечал позже первый секретарь ЦК Компартии Молдавии Иван Иванович Бодюл, ни разу не было серьезного сопротивления коллективизации; для этого крестьяне оказались слишком ослаблены[615 - Бодюл И. И. Дорогой жизни. С. 47.]. Действительно, до Москвы дошло столько ходатайств сосланных о пересмотре их дел, что еще при Сталине в 1952 г. была назначена следственная комиссия, разрешившая примерно 500 сосланным вернуться[616 - Царанов В. И. Проблемы истории Молдавии. С. 226.]. Жалобы крестьян и отсутствие подъема в самой молодой республике создали фон, на котором Сталин заменил партийного руководителя Молдавии Коваля Брежневым. Таким образом, Брежнев приехал в республику, пережившую двойную травму, где не было ничего: посевного зерна, сельскохозяйственных машин, инфраструктуры, электричества, жилья, учебных заведений, медицинского обслуживания, но в первую очередь доверия населения к преобразованиям на советский лад и уверенности в их позитивных результатах. Скорее, мелкими проблемами казалось то, что часть полей со времен войны оставалась заминированной, армия еще вела активную борьбу против вооруженных националистических групп, продолжалась проверка кадров на предмет «сотрудничества» с немецкими оккупантами, а Брежнев не понимал национального – румынского – языка[617 - AOSPRM. Ф. 51. Оп. 9. Д. 13: Политдонесения, докладные записки и справки воинских организаций, 04.01.1950–21.12.1950; Оп. 10. Д. 149: Переписка с воинскими организациями, 05.01.1951–19.12.1951; Arhiva Natiоnala a Republicii Moldava (ANRM). Ф. R-2848. Оп. 11. Д. 4 (Акты и докладные записки по проверкам Министерства Госконтроля Молдавской ССР 1951–1956 гг.). Л. 20; Murphy P. Brezhnev. P. 112.]. Казалось вполне вероятным, что при решении этих задач Брежнев потерпит неудачу и по прошествии некоторого времени так же бесславно, как и Коваль, будет смещен Сталиным. На это, возможно, по мнению Мэрфи, и рассчитывал Маленков, постоянный оппонент Хрущева[618 - Murphy P. Brezhnev. P. 111.].

«Твердая рука» против «нового стиля»

Как всегда, Сталин хотел быть уверенным, что его выбор будет принят товарищами в Молдавии. Если в Днепропетровске Брежнева ввел на пленум обкома сподвижник Хрущева Мельников, предложивший на выборах его кандидатуру, то в Кишинев Сталин послал Николая Николаевича Шаталина, члена Центральной ревизионной комиссии, который на V пленуме ЦК КП(б) Молдавии в начале июля 1950 г. должен был обеспечить избрание Брежнева. Шаталин расхваливал Брежнева как человека со стороны, который мог непредвзято рассматривать положение: «Тов. Брежнев в партии свыше 2 десятков лет, молодой сравнительно товарищ, в полной силе, учился сельскому хозяйству на своем веку, землеустроительными делами занимался, закончил металлургический институт, он сельскохозяйственник и металлург. Десяток лет работал на сельскохозяйственной советской работе, почти 15 лет работает на партийной работе, в том числе несколько лет в качестве первого секретаря обкома. В последнее время работал в Днепропетровском обкоме, область большая, больше 50 тыс. коммунистов, область, которая дает государству 50 миллионов пудов хлеба. Область во многом напоминает Молдавию, допустим, такими культурами, как кукуруза, хлопок, над чем и вы сейчас занимаетесь, пшеница и т. д. Тов. Брежнев в этой организации показал себя с положительной стороны. Человек он моторный, опытный. Он, кроме партийной работы по гражданской линии, занимал большой пост, партийный пост во время последней войны – был начальником политуправления фронта, до этого был начальником политуправления армии, имеет звание генерала и сейчас генерал на партийной работе. Рассказывают, что руку имеет соответствующую и так далее. Словом, ЦК ВКП при данной обстановке считает, что тов. Брежнев окажет Молдавской партийной организации серьезную помощь. В связи с этим рекомендуется записать в решение пункт “б”: “Избрать первым секретарем ЦК КП Молдавии тов. Брежневa”»[619 - AOSPRM. Ф. 51. Оп. 9. Д. 94 (Стенограмма заседания V пленума ЦК КП Молдавии, 04–06.07.1950). Л. 235–236.]. Когда во время следующего голосования не все товарищи подняли руку, Шаталин настаивал: «Некоторые все-таки не голосовали, как это понимать?»[620 - Там же. Л. 236.] Только когда председательствовавший на заседании второй секретарь ЦК Борис Архипович Горбань пояснил Шаталину, что это кандидаты в члены и сотрудники аппарата ЦК без права голоса, посланец Сталина выразил удовлетворение. Для этого времени характерно не только то, что «избрание» Брежнева было предписано Сталиным и осуществлено с помощью сотрудника его аппарата. Столь же характерно, что Брежнева превозносили как «человека с соответствующей рукой», что означало «с твердой рукой»[621 - Брежнев Л. И. Главы из книги «Воспоминания» // Новый мир. 1982. № 1. С. 4; Медведев Р. А. Личность и эпоха. С. 61; Млечин Л. М. Брежнев. С. 84.]. «Твердая рука» или «рука, которая не дрогнет», была критерием для оценки Сталиным пригодности своих соратников. Подразумевалась готовность добиться проведения линии партии без всяких «если», а также осуществлять без колебаний аресты, высылки и расстрелы. Но это была характеристика, уж никак не относившаяся к Брежневу. В Молдавии он не потерпел крах, а выполнил свою «миссию». Причина этого заключалась, наряду с дождем, снова с 1951 г. дарившим хорошие урожаи, в финансовой помощи, которую Сталин наконец предоставил в начале 1952 г. не в последнюю очередь было важно и то, что Брежнев доходил до людей на местах, выслушивал и беспокоился о них, но и требовал от них, взывал к совести и заинтересовывал людей. Ввиду зависимости от Москвы во всем, будь то ресурсы, кадры или административные структуры, это было единственным капиталом, которым Брежнев сам владел и который мог использовать, как прежде на Украине.

Пленум, избравший его под наблюдением Шаталина, показал ему разобщенный ЦК, который, если услышит соответствующий призыв, например, от Шаталина, будет готов к взаимному истреблению. Даже если острота высказанных здесь обвинений и объяснялась сталинской риторикой, применение которой большинство считало необходимым, в характере обвинений обнаружились некоторые проблемы молдавской партийной организации. О присутствии партии в сельских районах едва можно было говорить, а партработники, которые там были, провинились во время высылок 1949 г., отчасти лично обогатились за счет имущества сосланных или дискредитировали себя пьянством, кумовством и якобы даже многоженством[622 - AOSPRM. Ф. 51. Оп. 9. Д. 94. Л. 7, 12.]. Партийные руководители в Кишиневе, судя по всему, стремились отстраниться от безотрадного положения в сельской местности и только рассылали почтой указания и постановления, вместо того чтобы самим заняться решением проблем[623 - Там же. Л. 8, 190.]. Ввиду безнадежных жилищно-бытовых условий и плохого снабжения, функционеры из сельских районов пытались даже обосноваться в столице Кишиневе и по возможности меньше оставаться в сельской местности[624 - Там же. Оп. 10. Д. 17. Л. 183–184.]. Министерства использовались для того, чтобы обеспечить собственных родственников и друзей постами, продовольствием и жильем[625 - ANRM. Ф. R-2848. Оп. 11. Д. 4. Л. 22–41.]. В условиях такого убожества Председателю Совета министров Рудю отдавали должное за то, что он во время Второй мировой войны командовал партизанским отрядом, да притом в его семье были проблемы, и он просто валился с ног от усталости. В то же время члены ЦК обвиняли первого секретаря Коваля в том, что он несдержан, вспыльчив и раздражителен, всегда реагирует очень чувствительно, часть товарищей притесняет, другим же оказывает предпочтение[626 - AOSPRM. Ф. 51. Оп. 9. Д. 94. Л. 23, 199–200, 205, 214, 242.]. Иными словами, Брежнев столкнулся с типичными для сталинизма фатализмом, оппортунизмом и травлей. Как и в Днепропетровске, он оказался человеком, созданным для этой ситуации, но как раз не потому, что действовал «твердой рукой», а потому что был в состоянии побуждать товарищей к действию даже в самых тяжелых условиях и показывать им, что деловыми аргументами можно уклониться и от нагнетания обстановки, свойственного сталинизму. Важный шаг для формирования доверия заключался уже в том, что Коваль и Рудь не были смещены опозоренными или исключенными из партии, Рудь сохранил свой пост Председателя Совета министров, получив всего лишь «выговор», тогда как Коваль стал министром сельского хозяйства Молдавии. Тем самым он по-прежнему нес ответственность за одну из важнейших отраслей[627 - Там же. Д. 101 [СтенограммаVI пленума ЦК КП(б) Молдавии, 05–06.10.1950]. Л. 419, 442.]. Брежнев так разъяснил сохранение Рудя в должности: «…мы этому верим и, если он действительно обещание свое выполнит, исправит работу, не будет допускать политических ошибок, я считаю, что это будет нашей заслугой»[628 - Там же. Л. 442.]. Таким образом Брежнев внушал то, что при нем каждый имеет свой шанс по справедливости, его манера говорить тоже коренным образом отличалась от тона, который прежде позволяли себе Коваль, Рудь и Горбань. Брежнев использовал исключительно вежливый тон, когда открывал пленумы или партийные собрания, устанавливал, кто присутствовал, представлял повестку дня и спрашивал, есть ли к ней замечания. Его речь была пронизана выражениями вроде «я думаю», «мы обменялись мнениями» и другими столь же некатегоричными, пояснявшими, что речь идет о его мнении, которому можно и возразить[629 - Там же. Д. 148 (Стенограмма совещания секретарей райкомов КП Молдавии и председателей исполкомов районных советов депутатов трудящихся МССР, 02– 03.08.1950). Л. 3–4.]. Напротив, второй секретарь Горбань отличался грубым начальственным тоном, если объявлял, что тема собрания решена, ораторы установлены, всех остальных, желавших говорить, можно внести в список, и он ожидает, что в перерыве все опоздавшие попросят у него извинения[630 - Там же. Д. 145 (Стенограмма совещания секретарей райкомов и председателей райисполкомов в ЦК КП Молдавии, 07.06.1950).]. Брежнев на своем первом собрании в начале августа 1950 г., куда он пригласил председателей райисполкомов и горисполкомов, придал большое значение тому, чтобы сообщить, что будет выделено необходимое время, чтобы обсудить наболевшие проблемы. Он поставил на обсуждение и порядок проведения заседания: «Завтра просим быть на местах. Что провести, твердо рекомендовать не будем, сами определите, или районное партийное собрание, или районный партийный актив, если нужно посоветоваться, то посоветуетесь»[631 - Там же. Д. 148. Л. 452.]. Брежнев разъяснил, что не считает отличающиеся друг от друга мнения преступлениями против партии. Об открытом недовольстве тем, что план уборочных работ обязали выполнить досрочно к 1 августа 1950 г., он сказал: «Я думаю, что это произошло именно по тому недостатку, что товарищи не учитывали такого важного политического и хозяйственного фактора»[632 - Там же. Л. 7.]. Новым было то, что не было криков, подозрений и угроз; еще более озадачила товарищей, вероятно, благодарность Брежнева за сделанную работу: «Поэтому исходя из такого положения следует сказать этим товарищам партийное спасибо»[633 - Там же. Л. 11.]. Брежнев попросил извинения даже у своих товарищей, если они сочли, что он говорил слишком долго и, может быть, злоупотребил их терпением[634 - Там же. Д. 101. Л. 33.], свои отчетные доклады он ставил на обсуждение в такой форме, что выражалась жесткая критика, с которой он соглашался и обещал учесть ее[635 - AOSPRM. Ф. 51. Оп. 10. Д. 21 (Стенограмма и протокол заседания VIII пленума 24.03.1951). Л. 2–15.]. При Брежневе и Горбань привык только к такому тону, хотя Брежнев даже поправлял его: Горбань предложил назвать пункт повестки дня «O срыве выполнения плана кап. работ в министерствах», Брежнев возразил в своей спокойной манере: «Я думаю, что правильнее было бы включить вопрос “Об итогах выполнения плана освоения капиталовложений”»[636 - Там же. Оп. 11. Д. 61 (Протоколы заседания бюро ЦК КПM, № 61–62, 08– 10.01.1952). Л. 289.].

Председатель Совета министров Рудь также использовал язык, которого Брежнев избегал: «Нужно послать людей из Минсельхоза, чтобы проверили, может быть, там вредители есть, которые тормозят всю работу. Почему Вы, тов. Штукельман, были там и ничем не помогли. В представлении председателя райисполкома, там все сидят жулики, бездельники, только 2–3 человека хорошие люди»[637 - ANRM. Ф. R-2848. Оп. 11. Д. 319 (Протоколы заседаний СовМин и заседаний Бюро СовМин, № 29–29, 24.05–16.08.1950). Л. 179.]. В то время как Брежнев всегда пытался объяснить, понять и поискать решений, Рудь входил в число тех, которые охотно прибегали к угрозам или под влиянием тяжелого положения теряли самообладание. В августе 1950 г. он обрушился на председателя Каларашского райисполкома: «Коллективизацию завалили, по детдомам, здравоохранению и другим вопросам завалили. Что вы думаете, долго мы вас будем терпеть в районе?»[638 - Там же. Л. 213.] Рудь не применял, в отличие от Брежнева, никаких положительных стимулов, а полностью сосредоточился на устрашении: «Семенами третьей категории запрещено сеять. Мы предупреждаем о том, чтобы сеять, как полагается. Вы хотите оставить колхозы без хлеба, за это дело судят»[639 - Там же. Д. 320 (Протоколы заседаний СовМин и заседаний Бюро СовМин, № 50–63, 23.8–18.10.1950). Л. 36.]. Или: «Кто вам дал право раскулачивать сеялки? Почему Вы не приняли меры?.. Вы за это отвечаете, отвечаете за сеялку, за плуг, за работу МТС, за весь район в целом»[640 - Там же.]. Брежнев, слыша подобное, разъяснял, что угрозы исключить или действительно исключить из партии не годятся для того, чтобы побудить товарищей к хорошей работе: «Кого? Этого агронома? За что же человека исключать? Новое дело появится. Человек согласился, a его из партии исключать»[641 - AOSPRM. Ф. 51. Оп. 9. Д. 101. Л. 135.]. Брежнев препятствовал также критике товарищей, не присутствовавших на собрании[642 - Там же. 9. Д. 148. Л. 37.], и выступал против резкой критики, переходившей на личности, которая преследовала цель не исправить положение, а изобличить человека[643 - Там же. Оп. 10. Д. 21 (Стенограмма, протокол заседания VIII пленума, 24.03.1951). Л. 8.]. Скорее, он рекомендовал товарищам вместо того, чтобы постоянно обвинять других, поискать собственные ошибки: «И тот плохой, и другой плохой, но ни один из вас не поделился, не сказал, что вот мы прозевали, этого у нас не хватает. Я считаю, что это у нас общий недостаток. Мы боимся сами раскопать те недостатки, которые у нас имеются, a это способствовало бы их устранению»[644 - Там же. Оп. 9. Д. 148. Л. 415.]. Это не означает, что Брежнев не использовал такие средства, как исключение из партии и смещение с должности. Так, в марте 1951 г. он снял министра торговли Акимова, но дал по этому поводу такие разъяснения: «Если спросить мое мнение, то я был весьма терпелив, встретившись в первые дни своей работы с плохой характеристикой его как коммуниста и как работника, терпеливо наблюдал, старался помочь и помогал в работе Министерства. Думал, что все-таки тов. Акимов за это время после замечаний и особенно после V пленума, который явился большой школой для всего руководящего состава республики, сделает выводы. Я думаю, что он или не понимает, а вернее будет сказать, опустился настолько, что вряд ли поднимется. Чем это вызывается? Почему коммунист в таком положении? Прежде всего потому, что не работает над собой»[645 - Там же. Оп. 10. Д. 59 (Протокол № 133 от 23.03.1951). Л. 26.].

Брежнев требовал от руководителей парторганизаций, вместо того чтобы самодовольно восседать в кабинете, рассылать приказы по деревням, принимать отчеты, а потом обвинять, самим ездить по районам, объяснять ситуацию и помогать при необходимости. Он рассказывал своим товарищам анекдоты о Хрущеве, который в качестве руководителя республики приезжал в Днепропетровск, чтобы контролировать возделывание кукурузы, и благодаря этому из первых рук узнавал о важнейших проблемах[646 - Там же. Оп. 9. Д. 101. Л. 417.]. Брежнев разъяснил, что, если первый секретарь в республике лично заботится о крестьянах и трактористах, то тем более этим следует заниматься всем остальным товарищам. В августе 1950 г. он обратился к секретарям райкомов: «Я считаю, что вас тут надо покритиковать за это дело. У вас 1400 хозяйств не вступили в колхозы, a вы сидите и ждете, что вам из Москвы пришлют постановление…»[647 - Там же. Д. 148. Л. 39.] На своем первом пленуме, который Брежнев провел в начале октября 1950 г., он обратился к товарищам из Министерства сельского хозяйства: «Вам из критики, которая здесь имела место на пленуме, нужно сделать выводы. Чувство ответственности должно быть у каждого работника министерства… Вы должны ежедневно проводить оперативные совещания не у меня в кабинете. Я не отказываюсь от этого, но Вы должны сами нести ответственность за выполнение решения ЦК партии o подъеме зяби, вы должны проводить совещания с вашими работниками, должны учитывать, что они сделали в группе, что нужно еще сделать. Нужно бывать, товарищи, в районах. Почему секретари районных комитетов партии бьются, бьются к вам, почему не вы лично посоветуетесь с секретарями райкомов партии, сказать нам, что тов. Брежнев или тов. Вилков, нам известно, что у вас такие-то трудности. Мы договорились с Гайворонским на три дня отсрочить. Это ваша святая обязанность…»[648 - AOSPRM. Ф. 51. Оп. 9. Д. 101. Л. 412.] В апреле 1951 г. Брежнев в высшей степени доверительно уговаривал своих товарищей, что в конечном счете от их собственного примера зависит поведение кадров на низовом уровне: «Конечно, хорошо чтобы за счет искусной работы позволить себе и погулять, и на пляже полежать, можно это, и ни у кого упрека не вызвало бы, но так как, очевидно, этим искусством мы еще не обладаем, чтобы и отдыхать очень много, и все дела хорошо шли, то я думаю, что в этом случае надо считать, что физическое напряжение также должно помочь делу»[649 - Там же. Оп. 10. Д. 24 [Стенограмма и протокол I пленума ЦК (третьего созыва) 02.04.1951]. Л. 8.].

Как упоминалось выше, Брежнев понимал, что из-за полной ресурсной зависимости от Москвы кадры, их мотивация и готовность к достижению результатов были единственным фактором его успеха. В соответствии с этим он убеждал и всех остальных в необходимости всерьез относиться к кадровым вопросам: «А самое главное – честность в работе, честность в отношении кадров, в любом деле, особенно в вопросе работы с кадрами, в их расстановке»[650 - Там же. Л. 9.]. Имеются различные свидетельства того, что эту новую манеру личного общения понимали и ценили. Официальная англоязычная биография цитирует такие слова тогдашнего сотрудника ЦК: «По пути в кабинет Леонид Брежнев заходил почти в каждую комнату, здоровался с людьми, рассказывал анекдот, интересовался здоровьем, настроением и последними новостями. Все это занимало 15 минут – время было для Брежнева ценностью, и он приучал нас к такому же отношению. Но за эти немногие минуты он вселял динамику во всех сотрудников ЦК. Он умел не только заряжать нас новой энергией, но и знал, как самому подзарядиться ею от окружающих»[651 - Brezhnev. Pages from his Life. S. 106.]. Если бы этот источник и мог быть объектом манипулирования, то будущий партийный руководитель Молдавии Бодюл, работавший тогда под руководством Брежнева, в этом отношении не внушает подозрений, так как в своих мемуарах он сообщает о Брежневе, скорее, разочарованно и не без раздражения: «Что касается выполнения планов, то Леонид Ильич был неудержимым организатором. Его строгая требовательность к кадрам укрепила исполнительскую дисциплину, подняла ответственность руководителей за решение поставленных задач, вселяла в них уверенность в возможность преодоления трудностей и достижения плановых показателей»[652 - Бодюл И. И. Дорогой жизни. С. 52.].

Получается, что Брежнев действительно сам показывал товарищам пример того, что он от них требовал: по словам Бодюла, Брежнев проводил большую часть времени в сельской местности у крестьян или за решением проблем сельского хозяйства[653 - Там же. С. 52–53.]. Едва приехав в Молдавию, он первым делом отправился на село, чтобы составить себе представление о ситуации там, прежде чем созывать первый пленум ЦК[654 - AOSPRM. Ф. 51. Оп. 9. Д. 144. Л. 59; Новый мир. 1982. № 1. С. 5.], на котором убеждал товарищей: «Недавно я был в Вулканештском районе с тов. M… и Грековым, смотрели поля недалеко от райцентра и по основной дороге, мы видели пары. Хотя озимые там взошли и развиваются, борются с сорняками, но я прямо скажу, неловко себя чувствовали тов. Греков и М… стоя по колено в бурьяне и осматривая это дело. A товарищи каждый день ездят по этой дороге. Если Вы, товарищи Греков и М… по-настоящему, по-большевистски боролись за это дело, болели за то, чтобы культура повышалась, я уверен, что у них нашлись бы возможности для того, чтоб этот участок обработать как следует, видя такое позорное явление, показать свою принципиальность, показать работникам МТС, всем колхозникам, что райком, в первую очередь секретарь райкома и председатель райисполкома непримиримы к плохому качеству…»[655 - Там же. Д. 101. Л. 13–14.] Сильнее всего Брежнева раздражало равнодушие: «О какой партийной работе можно говорить, если целый год никого из партии там не было и никто не знает, как там [в колхозах Страшенского района] живут люди»[656 - Там же. Л. 44.].

Требовать и наказывать

Брежнев вновь и вновь совмещал несовместимое: с одной стороны, хвалебные гимны щедрой Москве «и лично товарищу Сталину», с другой – страстные призывы к товарищам, несмотря на сколько угодно большие неприятности, вкладывать в дело всю душу. Он отказался от травли, но не допускал и никаких сомнений в том, что тех, кто в дальнейшем продолжит предаваться пессимизму, ожидает смещение с должности и исключение из партии. Следовательно, Брежнев ни в коем случае не был «слабым» партийным руководителем, который предоставил каждому свободу действий, но в качестве «сильного» руководителя был тем, кто четко обозначил свои правила и действовал в соответствии с ними. Это означало, что в отличие от «партийного руководителя тиранического типа» угроза увольнения и суда не была для него адекватным методом, когда требовалось побуждать товарищей к работе. Он мотивировал действия с помощью положительных импульсов, объяснения трудностей и по возможности с помощью материальной и кадровой поддержки. Но если те, о ком шла речь, не меняли, на его взгляд, свое поведение, то и он принимал решительные меры. После первых собраний в июле 1950 г. и поездок Брежнева по районам в июле и августе 1950 г. некоторые районы, колхозы и МТС уклонились от участия в объявленных им кампаниях. Тогда он пригласил этих руководителей на отчетное заседание бюро ЦК в Кишинев, дал волю своему гневу и сместил их. В Бушарской МТС на полях разрушались прицепные устройства, директор договорился с колхозами выезжать на поля меньше, чем предписано, не уделяя тем самым должного внимания выполнению государственных планов. Кажется, гнев Брежнева видно даже в стенограмме: «Можем ли мы мириться с таким положением? Конечно, нет. Вношу предложение: за безответственное отношение к своему служебному долгу и обязанностям, за грубое игнорирование постановления правительства o выполнении договорных обязательств между МТС и колхозами, за запущенность ухода за техникой и ее [произвольное] отчуждение т. Круглякa с работы снять и из рядов партии исключить»[657 - AOSPRM. Ф. 51. Оп. 9. Д. 130. Л. 317.]. Здесь становится ясным, что Брежнев не оставлял безнаказанными прежде всего две вещи: самовольного снижения объема поставок, прямо сказывавшегося на выполнении плана республики, за что ему следовало отвечать перед Сталиным, и противозаконное присвоение техники, которая к тому же оказалась брошенной. Проблемой оставались МТС, так как колхозы поначалу отказывались применять трактора из-за боязни расходов, которые им надлежало возмещать машинно-тракторным станциям. К тому же по-прежнему не хватало топлива, обученных водителей, отсутствовали должный уход за машинами и их ремонт[658 - Там же. Оп. 10. Д. 40. Л. 16.]. Брежнев сердился на подобного рода нарушения, которые терпели руководители на местах, и взывал к их совести, как это было в феврале 1951 г.: «Почему на курсы набрали детишек, которые не смогут работать? Я считаю это недисциплинированностью, невыполнением решения ЦК, a Бессарабов покрывает эту недисциплинированность. А к вам, тов. Бессарабов, никто не придет наводить порядок. Какое варварское отношение к машинам! С осени грязные машины стоят, не очищенные от грязи. Я не знаю, товарищи, как это называется»[659 - Там же. Д. 41. Л. 90.]. Брежнев разъяснил и здесь, что он в таких случаях действовал хотя и строго, но гласно, и не по своему произволу: «С либеральным отношением надо покончить, и я считаю, что на первый случай не будем снимать с работы товарищей. Объявим им партийное взыскание. Я поддерживаю предложение об объявлении директору МТС т. Мироедову строгого выговора с занесением в учетную карточку и предупредить его, что если он не исправит положение в районе, мы снимем его с поста секретаря и исключим из партии. Безнаказанно этих вещей пропускать не будем. Если нас не послушают, мы свое слово сдержим»[660 - Там же. Л. 91.]. Следовательно, Брежнев вполне прибегал и к такому средству, как исключение из партии, но при этом обстоятельно разъяснял, что это – только крайняя мера. Так он поступил и с руководством Унгенского района в сентябре 1950 г.: секретарь райкома и председатель райисполкома были вызваны на бюро ЦК, чтобы там держать ответ. Брежнев говорил, волнуясь: «Возникает вопрос – можем ли мы самообольщаться бюро ЦК партии своими собственными решениями и довольствоваться тем, что мы принимаем бумагу и якобы это улучшает положение дел в районе. Я бы просил членoв бюро это дело взвесить». Бюро сместило председателя райисполкома, но секретарю райкома предоставило последний шанс: «Я внес такую формулировку, которая определит освобождение тов. Голощаповa с работы. Давайте решать этот вопрос с учетом того, что тов. Голощапов заявляет, что он исправит положение дел…»[661 - Там же. Оп. 9. Д. 131. Л. 152–156.] Брежнев обязал секретаря провести в октябре 1950 г. пленум, на котором обсудить ошибки и выработать меры по их устранению. Следовательно, подвергшиеся критике секретари райкомов и председатели райисполкомов ни в коем случае не были осуждены, Брежнев позволил убедить себя в том, что они заслужили еще один шанс. Он предоставлял этот шанс и ответственным работникам из Страшенского района, хотя ему, очевидно, было трудно владеть собой: «У меня впечатление такое. Выговором особенно не поправишь дело в районе. Картина очень тяжелая. Нельзя шутить такими вещами. Там руководит не райком партии, a кто-то другой, a райкома партии по существу там нет… Вот 60 % колхозников рассыпались, значит колхоз развалился, общественные богатства растаскиваются, колхозное животноводство используется колхозниками для своих личных нужд»[662 - AOSPRM. Ф. 51. Оп. 9. Д. 131. Л. 239.]. Но этим дело не ограничивалось: «Есть и искривления – массовые штрафы, налагаемые на колхозников, избивают колхозников, нарушения революционной законности в районе»[663 - Там же. Л. 243.]. Следовательно, Брежнев хотел как сохранения колхозов, так и достойного обращения с колхозниками. Брежнев и члены бюро открыто обсуждали вопрос о том, какие выводы следовало сделать, да и обвинявшийся секретарь райкома Кирьяк осмелился высказать свое мнение. Он воспринимал наказание как слишком строгое, хотя и отделался «строгим выговором с предупреждением». Но Брежнев не дал сбить себя с толку: «Я вас не случайно предупреждаю об отношении к нашему решению, помните, что вы можете потерять самое дорогое для вас – партийный билет. Где Вы учились такому воспитанию своей организации, массовые штрафы по 2–3 дня… Вы распустили район, вас можно судить за это»[664 - Там же. Л. 246.]. Возможно, есть различия в нюансах, но речи Брежнева всегда оставляют впечатление, что его волновало дело, а не наказание и что он был по-настоящему возмущен, если его коллеги позволяли себе злоупотребление властью или халатное отношение к работе. Обращает на себя внимание и то, что он всякий раз объективно обосновывал свои решения и требовал, чтобы людям в соответствующем районе объясняли решения ЦК до тех пор, пока не сделают их понятными.

Урожаи для Москвы

Когда Брежнев приехал в Молдавию, уборка урожая была в полном разгаре, но ее результаты сильно отставали от норм, продиктованных Москвой, и для влияния на это у него не оставалось другого пути, как начать с заботы о колхозах. Задача состояла в том, чтобы доложить об успешном выполнении плана и не впасть сразу же в немилость у Сталина. Но и возрождения сельского хозяйства он хотел добиться не «твердой рукой», а на свой собственный лад. Два дня спустя после пленума, который 6 июля избрал его руководителем республики, он созвал собрание всех аграрных кадров, на котором сказал: урожай убран только на 30 %. Ехать в колхозы и созывать людей криком не даст результата. «Нужны меры, которые бы обласкали людей, повысили их сознание, вселили уверенность, чтобы человек чувствовал, что о нем заботятся, поправляют его, учат, a не кричат»[665 - Там же. Д. 144. Л. 59.]. Обычной же до сих пор была другая практика: «Просидел в районе дней пять, устал, запылился, приезжает, фактов привозит много, все знает, a если спросить, что он сделал, чем помог, то здесь дело хуже»[666 - Там же. Л. 60.]. 2 и 3 августа Брежнев снова созвал собрание: требовалось досрочно, 1 августа, сообщить Сталину об успешном завершении уборки зерна[667 - Там же. Д. 148. Л. 5; Д. 2. Л. 81.]. После этой первой мобилизационной акции речь шла о том, чтобы определить цели для дальнейшей работы и обязать районные руководства следовать новому курсу партийного руководителя республики. Характерно, что Брежнев применял свой очень умеренный тон и в отношении тех, кто не выполнил план у себя в районах и колхозах: «Мы не имеем оснований к тому, чтобы серьезно обрушиваться на наших отстающих товарищей, они также очень близки к завершению плана и нет сомнений, что через день-два закончат выполнение плана, но я думаю, было бы неправильно, если бы мы не сказали об этих районах и их руководителях»[668 - Там же. Л. 12.]. В речи Брежнева отсутствовало какое бы то ни было указание на «вредителей» или врагов. Как и раньше, он искал причины провала, постигшего некоторые колхозы и районы, в объективных фактах, в том числе и в нехватке грузовиков – постоянной проблеме советского сельского хозяйства. У некоторых колхозов вообще не было грузовиков или прицепов, так что просто-напросто они не могли вывозить урожай с поля[669 - Там же. Л. 16.]. И все-таки Брежнев смог в сентябре объявить Бюро ЦК, что Москва предоставила молдавским МТС 14 млн руб. для ремонта сельскохозяйственных машин[670 - Там же. Д. 131. Л. 10.]. Такие ассигнования из Москвы поддерживали, однако, и сталинскую аргументацию, которую Брежнев должен был равным образом представлять. Согласно ей центр проявил себя заботливым, поставив только в 1950 г. 1490 новых тракторов, 469 комбайнов, 500 молотилок и т. д. и т. п., и виноваты колхозы, если они, несмотря на эти «подарки», не выполнили план[671 - Там же. Д. 101. Л. 6.]. Однако Брежнев пытался прибавить к официальному обвинению собственные примирительные слова: «Мне думается, что все это послужит нам уроком, мы на этом будем учиться и будем совершать меньше ошибок в последующие годы…»[672 - AOSPRM. Ф. 51. Оп. 9. Д. 148. Л. 20.] Решающую роль играло и то, что он подчеркнуто говорил «мы» и не проводил границы между несостоятельным руководством на местах и поучающим партийным руководством здесь. Брежневу был, очевидно, очень важен дух команды. Он пошел еще дальше, требуя оплаты и крестьянам, поскольку урожай собран. Это была чрезвычайно щекотливая тема и основная причина бедственного положения советского сельского хозяйства. Колхозам надлежало в первую очередь выполнять показатели, установленные Москвой, и только из остатка крестьянам оплачивались натурой их «трудодни». Но так как после принудительной разверстки нередко уже не оставалось зерна или чрезмерно осторожные председатели колхозов сберегали остатки на случай требований доплаты, крестьяне большей частью оставались ни с чем и не имели вообще никакого стимула работать на государство. Брежнев призвал покончить с этой практикой: «Bот на днях я был в колхозе “Вяча Ноуэ” (рум. «Новая жизнь». – Примеч. пер.). Это очень хороший колхоз, там хороший председатель, a на трудодни до сих пор ничего не дают. Значит нужно сейчас приступить к выдаче на трудодни. Мне рассказали, как в Ниспоренском р-не колхоз “Советский пограничник” выдал на трудодни и буквально через 20 час. весь район об этом знал, что в таком-то колхозе выдали на трудодни, да еще по 2 кг. Это событие в районе… там один старичок выработал 500 трудодней… Он получил 2 тонны хлеба на 1 человека… Самым страшным было то обстоятельство, что люди, которые добросовестно работают во второй половине года, не получают хлеба. Председатели колхозов из-за боязни, что отберут, выдают 15 % фонда за первую половину года. Надо это [выдачу зерна] сделать так, чтобы получился революционный поворот в сознании людей. Вот мне рассказывал наш представитель по Ниспоренскому району, что грызня появилась в отдельных местах – жена на мужа, а муж на жену, я, мол, тебе говорила, что надо вступать в колхоз… Я уверен, что такие споры в семьях будут, что мы еще организуем на селе все торжественно, и думаю, что товарищи скажут, что нужно идти в колхозы»[673 - Там же. Л. 24–28.]. Брежнев знал, о чем говорил. С одной стороны, цифры указывали на «плохую дисциплину труда». В первой половине 1950 г. 227 тыс. колхозников, или 31,4 %, не выработали свой минимум трудодней; 50 тыс., или 6,3 %, вообще не являлись на работу[674 - Там же. Д. 101. Л. 37.]. С другой стороны, он осознавал, что из-за массовых депортаций годом раньше и перспективы вообще остаться без вознаграждения за работу колхозное крестьянство было совершенно деморализовано. Брежнев усматривал проблему и в недостаточной квалификации председателей колхозов, из которых лишь половина состояла в партии и столько же закончили только сельскую школу[675 - Там же. Л. 17.]. Брежнев объяснял недостаточным (политическим) образованием постоянно повторявшиеся злоупотребления председателей колхозов, обогащавшихся за счет крестьянской собственности. К тому же они пьянствовали, да еще и избивали колхозников. Поэтому Брежнев распорядился о проведении следствий в 18 районах, завершившихся установлением злоупотребления властью 186 лиц[676 - Там же. Оп. 10. Д. 40. Л. 312–326.]. Он также с болью сознавал, что приходилось считаться не только с отсутствием оплаты труда, но и с тем, что обобществленный скот не переживет зимы, так как не было достаточно стойл и корма для животных[677 - ANRM. Ф. R-1936. Оп. 2. Д. 4. Л. 1–3.]. Преемник Брежнева Бодюл сообщает о том, что колхозы должны были отдавать государству так много кормов, что им оставалось только от 20 до 30 % заготовленного объема. Это количество они, собственно, и использовали на корм своим животным, которые, если и выжили зимой, то были совершенно истощены[678 - Бодюл И. И. Дорогой жизни. С. 57–58.]. В своих мемуарах Бодюл упрекает Брежнева за то, что он не попытался сократить абсурдно высокое для Молдавии налоговое бремя. Тем не менее необходимо понимать, что при Сталине это была бы бессмысленная, более того, опасная попытка. Он упрекает Брежнева в том, что тот был работником, усердно выполнявшим план и реализовавшим все проведением общих кампаний[679 - Там же. С. 57.]. Однако с позиций сегодняшнего дня сила Брежнева заключалась именно в том, что он не пасовал, не нагонял страху, а пытался достичь лучшего, располагая ограниченными средствами. Очевидно, его страстные призывы и кампании отчасти диктовались отчаянием и упорством, если он взывал к товарищам: «И действительно, нужно засучить рукава и пойти в бой, политический бой»[680 - AOSPRM. Ф. 51. Оп. 9. Д. 101. Л. 39.].

Брежнев, разумеется, сталкивался с дилеммой: он понимал бедственное положение крестьян, но был обязан следовать указаниям из Москвы и выполнять их в обязательном порядке. Сталинская риторика и партийные принципы требовали от него в речах постоянно восхвалять «великую помощь товарища Сталина»[681 - Там же. Л. 5.] и выдавать все указания из Москвы как решения, продиктованные его особой мудростью и заботой. В августе 1950 г. ему пришлось объявить, что Сталин и Маленков решили более не помогать Молдавии посевным материалом, но он, Брежнев, и Председатель Совета министров Рудь лично ручаются, что каждое отдельное крестьянское хозяйство получит достаточно посевного материала. Это означало, что обычный путь писания просительных писем в Москву отныне закрыт: «Ясно, что у меня не поднимется рука обращаться в ЦК ВКП и просить семян после таких указаний тов. Сталина[682 - AOSPRM. Ф. 51. Оп. 9. Д. 148. Л. 22.]. О том, что Брежнев совершенно не был уверен, не постигнет ли их поражение из-за этого условия, он разъяснил в своем комментарии, адресованном собранию районных делегатов: «Я хочу пооткровенничать с вами и прямо скажу, думаю, что это будет для пользы дела: тот, кто не сумеет обеспечить свой район семенами, думаю, что такой руководитель может сам, и это будет добросовестнее и честнее, прийти и подать в отставку… Это я заявляю открыто»[683 - Там же. Л. 23.].

Точно так же он убеждал делегатов III съезда партии весной 1951 г. после первого, все еще очень плохого, урожая и цитировал с этой целью басню о стрекозе и муравье: когда стрекоза осенью попросила муравья предоставить ей стол и кров, потому что все лето она музицировала, муравей, как о том рассказывал Брежнев, спросил ее: «Кумушка, мне странно это: да работала ль ты в лето? – говорит ей муравей»[684 - Там же. Оп. 10. Д. 1. Л. 16.]. Подобно стрекозе, продолжал Брежнев, и многие руководители сельских райкомов не заботились о работе и стали тем самым виновниками плохого урожая кукурузы. При этом и Брежнев сознавал, что проблема здесь заключалась в другом: Москва распорядилась, что и Молдавия должна в больших масштабах возделывать кукурузу, хлопчатник и цитрусовые. Но так как не было ни опыта в культивировании этих культур, ни климатических условий для них, урожай оказался катастрофическим; большинство цитрусовых не пережило первого мороза, у хлопчатника едва завязались цветы[685 - Там же. Д. 130. Л. 4, 32, 135; Бодюл И. И. Дорогой жизни. С. 53.]. Так как от Брежнева не зависела замена планов посева и уборки и он постоянно ощущал давление Москвы, ему не оставалось ничего иного, как передавать соответствующие указания районам и колхозам.

Коллективизация и кулаки

Брежневу надлежало не только выполнить планы поставки зерна, сформулированные Москвой, но и завершить коллективизацию в Молдавии. С помощью принуждения, насилия и высылок коллективизация была в 1949 г. выполнена только на 80 %[686 - Царанов В. И. Проблемы истории Молдавии. С. 226.]. Брежнев напоминал на октябрьском пленуме 1950 г.: «А в ряде сельсоветов и сел этот процент и того ниже. В… районе коллективизировано 30 крест. хоз., в… 46 %, в Зубрештском – 56 %»[687 - AOSPRM. Ф. 51. Оп. 9. Д. 101. Л. 42; см. также: Д. 130. Л. 147.]. Только шесть месяцев спустя, в конце марта 1951 г., на третьем съезде КП Молдавии он объявил, что коллективизация успешно завершена[688 - Там же. Оп. 10. Д. 1 (Стенограмма и протокол III съезда КП Молдавии, 30.03– 01.04.1951). Л. 35.]. Но еще труднее, чем принудить всех крестьян к объединению в коллективы, было удержать их там и позаботиться о рентабельности крупных хозяйств. Бодюл сообщает о том, как он получил от Рудя поручение позаботиться, чтобы крестьяне, бежавшие из колхоза им. Сталина, снова вернулись туда: неужели ему неясно, что произойдет, если Сталин узнает о этом?![689 - Бодюл И. И. Дорогой жизни. С. 44.] Уже в 1950 г. ЦК ВКП(б) распорядился объединить небольшие хозяйства из насчитывавшегося в Молдавии в общей сложности 2001 колхоза в более крупные, чтобы сделать их экономически сильными. Брежнев сообщал Маленкову, что они к 25 августа 1950 г. создали из 548 малых 266 крупных колхозов[690 - AOSPRM. Ф. 51. Оп. 9. Д. 2. Л. 42–43.]. В конце года он информировал, что еще 657 малых колхозов были слиты в 301 крупное хозяйство. Оставшиеся 1645 колхозов в республике располагали теперь в среднем 284 дворами, вместо прежних 226, вместо прежних 368 работников – 465, 1124 га пашни, вместо прежних 902[691 - Там же. Л. 240.]. В январе 1952 г. Брежнев объявил на V пленуме ЦК, что в 1951 г. из 1125 небольших экономических объединений снова было создано 491крупное предприятие, так что теперь в республике насчитывается 1367 сильных хозяйств: «У нас есть теперь колхозы-“миллионеры”»[692 - Там же. Оп. 11. Д. 11. Л. 5–7.]. Но, по словам Бодюла, этот успех был чистой воды очковтирательством: закрыли в конечном счете только нерентабельные колхозы, крупные колхозы больше не могли производить, а сообщали о совокупном результате двух хозяйств[693 - Бодюл И. И. Дорогой жизни. С. 54.]. К тому же они просто отказались от малых поселений, будучи не в состоянии ни создать здесь инфраструктуру, ни снабдить эти поселения товарами. Но крестьян часто нельзя было побудить отказаться от своих хозяйств, потому что компенсационные платежи были крайне малы[694 - Бодюл И. И. Дорогой жизни. С. 55–56.].

Вопрос заключался в том, как после двухлетнего голода и еще одного года депортаций Брежнев хотел побудить оставшиеся около 20 % крестьянских хозяйств к вступлению в колхозы. Он надеялся, очевидно, достичь этой цели снова с помощью разъяснительной работы. Для этого в конце лета 1950 г. на село послали 400 агитаторов[695 - AOSPRM. Ф. 51. Оп. 9. Д. 2. Л. 82.]. Далее, как он полагал, райкомы партии и райисполкомы возьмут на себя политическое воспитание крестьян[696 - Там же. Д. 101. Л. 38.]. Для этого в середине августа бюро ЦК обязало все партийные, профсоюзные и комсомольские организации провести трехдневный семинар с райисполкомами и секретарями[697 - Там же. Д. 130. Л. 99.]. Брежнев разъяснял: «Мы рассказали здесь o сложности этих собраний, мы рассказали секретарям, председателям, что такое колхоз, что такое село и что там не так-то легко взбудоражить, разорвать эти связи и нити, которые годами, веками связаны родственными узами не так-то легко сделать, чтобы член семьи, активная женщина, колхозник выступили против лодырей, тунеядцев, против своих родственников или членов своей семьи»[698 - Там же. Д. 101. Л. 38.]. Тем не менее ему пришлось сообщить Маленкову, что партия на селе и в колхозах располагает слишком малым влиянием. Он надеялся на улучшение, если на посты членов рай- и горисполкомов будут выдвигать больше молдаван и женщин[699 - Там же. Д. 2. Л. 204–209.]. Они, считал Брежнев, лучше понимают проблемы и заботы населения и скорее будут признаны крестьянами в качестве авторитетных лиц. Вот он и обращался с таким призывом: «Выдвигайте кадры смелее, изучайте людей. Вокруг нас есть многочисленная армия добросовестных людей. Выискивайте, особенно среди материально ответственных лиц. Это должны быть местные кадры, связанные со всем – семьей, селом, народом – такой человек, которого знает народ, доверяет ему»[700 - Там же. Д. 130. Л. 323.].

Насколько возможно, Брежнев делал ставку на агитацию и пропаганду, но для этого следовало основать газеты и радиостанции, оборудовать библиотеки, а также развернуть работу по ликвидации неграмотности и развитию просвещения[701 - Там же. Д. 2. Л. 204–209.]. Поскольку задачи воспитания народа были столь многосложны, он в отделе пропаганды выделил четыре новые структуры, занимавшиеся школами, агитацией и пропагандой, искусством, а также высшими учебными заведениями и культурой. Для этого он даже получил санкцию Москвы на назначение шестого секретаря ЦК[702 - Там же. Оп. 10 Д. 24. Л. 1; Оп. 11. Д. 127. Л. 30.]. Брежнев дошел и до утверждения: «Музей для нашей республики имеет очень большое значение. Идеологическая работа не менее важная, a даже более важная, чем ремонт трактора или подготовка бороны. Все это хорошо в хозяйстве, но на первый план должны поставить и ставим перед собой задачу – идеологическое воспитание наших людей»[703 - Там же. Оп. 11. Д. 64. Л. 306.].

Мы не знаем, насколько Брежнев верил в то, что только с помощью воспитательной работы можно убедить крестьян вступать в колхозы, а председателей колхозов, секретарей райкомов и председателей райисполкомов заставить со своей стороны обучать крестьян и больше не наказывать их. Во всяком случае, до него доходили сообщения, свидетельствовавшие об обратном: в январе 1951 г. один из заведующих отделом ЦК писал о положении объединенных колхозов в Липканском районе, что ни советские, ни партийные работники не заботились о крестьянских хозяйствах. Бывший колхоз им. Сталина, как и ряд других, с момента их укрупнения не посетил больше ни один функционер, чтобы провести там собрание; из 12 колхозов только в четырех были созданы партийные организации. Зато велась работа с помощью наказаний: «Так, например, в колхозе им. Ленина на общем собрании 2 сентября 1950 года было оштрафовано сразу 76 колхозников с удержанием от 2 до 5 трудодней. Дисциплина не улучшалась. Тогда по инициативе председателя этого колхоза Гицу было созвано 14.9.50 собрание колхозников, на котором было оштрафовано 62 колхозника. Трудовая дисциплина не улучшилась. Собирается третье собрание 15.10.1950, решается вопрос о трудовой дисциплине и, как выразился председатель этого колхоза, для испуга колхозников мы приняли такое постановление “оштрафовать членов колхоза и бригадиров”, которые не соблюдают трудовую дисциплину, с удержанием от 2 до 5 трудодней»[704 - Там же. Оп. 10. Д. 328 [Справки работников ЦК КП(б) Молдавии об укреплении и организационно-хозяйственном состоянии колхозов в республике, 13.01.1951–23.11.1951]. Л. 6–8.]. С одной стороны, это бессмысленное наказание крестьян представляло собой поступок, за который Брежнев сместил председателя или даже исключил его из партии. С другой – он, по крайней мере в своих речах, не допускал никаких сомнений в существовании прогульщиков и уклонистов от работы, которым когда-нибудь придется столкнуться с последствиями.

Вопрос о том, верил ли сам Брежнев в существование «кулаков» или «кулаков-националистов», выяснению не поддается. Но он использовал эти понятия в своей переписке с Москвой, где от него такую позицию и ожидали[705 - AOSPRM. Ф. 51. Оп. 9. Д. 2. Л. 241.]. Не подлежит сомнению, что Брежнев в марте 1951 г. сообщал Маленкову о результатах проверки, согласно которым в Молдавии жили еще 800 «кулацких семей» численностью в 2620 человек. Из них в 1949 г. 530 семей скрывались и тем самым избежали выселения. После их выселения органы госбезопасности констатировали существование еще 270 «кулацких семей». Брежнев просил от имени ЦК компартии Молдавии принять решение о высылке этих семей из Молдавии[706 - Там же. Оп. 10. Д. 127 [Переписка с ЦК ВКП(б) и СовМин СССР, 04.01–28.04.1951]. Л. 161.]. Москва отвергла его предложение. В апреле 1952 г. Брежнев снова просил решить вопрос о выселении 730 «кулацких семей», и Москва снова отвергла просьбу, тем более что в это время уже начала свою работу комиссия по проверке законности высылок 1949 г.[707 - Царанов В. И. Проблемы истории Молдавии. С. 225.] Столь же мало, как и риторику о «кулаках», можно и запрос о высылке приписывать одному лишь Брежневу. Он регулярно получал отчеты министерств юстиции и госбезопасности Молдавии об аресте и осуждении «кулаков, предателей и румынско-германских агентов», «украинских националистов и бандитов» в районе, пограничном с Румынией и Западной Украиной, «Львовского центра», финансировавшегося из США, других контрреволюционных организаций и свидетелей Иеговы. В этих документах МГБ, преемник НКВД, регулярно требовало «больше репрессий»[708 - AOSPRM. Ф. 51. Оп. 10. Д. 136 (Справки и докладные записки Министерства юстиции и Верховного Суда МССР, 13.02.1951–27.11.1951). Л. 56–58.]. Предложение о высылке «кулаков» могло быть как страховкой в отношении МГБ и Москвы, так и происходить из желания Брежнева позаботиться о «спокойствии» в Молдавии путем высылки всех, кто отказывался от коллективизации. Может быть, Брежнев уступил членам ЦК, желавшим сохранить сталинский репрессивный стиль.

Контролер А. Сыч, уполномоченный Москвой, все-таки ставил Брежневу и Рудю в вину, что местные суды слишком нестрого обходятся с нарушениями обязательных поставок и не проявляют ни достаточной строгости, ни последовательности в наказании, если крестьяне поставляют недостаточно зерна, молока, мяса или шерсти. Сыч порицал, что народные судьи часто отказывались вообще заниматься такими делами, но если они все-таки делали это, то назначали минимальные размеры возмещения ущерба, но никогда – наказания[709 - Там же. Л. 121, 155–158.]. Следовательно, здесь имелись различные силы, которые по-разному оценивали поведение крестьян. В то время как Брежнев хотел меньше наказывать, кричать и угрожать, молдавское Министерство юстиции работало над заменой судей персоналом, верным линии партии. Во всяком случае, Верховный Суд Молдавии сообщал Брежневу, что все студенты четырех последних выпусков единственного юридического вуза Молдавии из-за «политической неблагонадежности» непригодны для работы в Министерстве юстиции. Они слушали «Голос Америки», обучал их профессор, клеветавший на Советский Союз и восхвалявший Израиль и США[710 - Там же. Л. 60.]. Конфликт с Верховным Судом обострился, очевидно, настолько, что дело дошло до проверки. 1 февраля 1952 г. в результате дискуссии на заседании Бюро ЦК компартии Молдавии в руководстве суда произошли кадровые изменения. Даже если об этом столкновении известно немногим больше, чем о других подобных событиях, представляется характерным, что Брежнев говорил с волнением, мол, суд под председательством товарища Кишляна слишком строго наказывал тех, кого можно было бы воспитывать, но зато щадил «настоящих государственных преступников»[711 - Там же. Оп. 11. Д. 63. Л. 20–30.]. Вместо того чтобы сплотить сотрудников суда в единый коллектив, он притеснял всех, кто осмеливался ему возражать. Даже если остается неясным, кто был для Брежнева «настоящим государственным преступником», то понятно, что он считал контрпродуктивным драконовское наказание за малозначительные нарушения. Приходится оставить без ответа вопрос о том, действительно ли Брежнев хотел выслать «кулацкие семьи» или дважды направлял этот вопрос Москве, движимый таким качеством, как приспособленчество.

Создание круга сподвижников

В отличие от Днепропетровска в Молдавии Брежнев не располагал поддержкой и ему пришлось утверждать свои позиции, противодействуя некоторым представителям сталинских кадров, вроде судьи Кишляна. Чтобы отстоять свою линию и сдержать сталинские репрессии, он целенаправленно покровительствовал людям, поддерживавшим его политику. Для этого Брежнев пригласил на службу сотрудника МГБ Семена Кузьмича Цвигуна, которого он позже назначил заместителем председателя КГБ: в 1951 г. Брежнев дал ему пост заместителя министра госбезопасности Молдавии и в 1952 г. даже настоял на избрании кандидатом в члены ЦК[712 - AOSPRM. Ф. 51. Оп. 11. Д. 2 [Стенограмма и протокол IV съезда КП(б) Молдавии 18–21.09.1952]. Л. 499.]. С Цвигуном Брежнев к тому же находился в родственных отношениях: в 1950 г.

тот женился на двоюродной сестре Брежнева. Тем самым он обрел на ведущей позиции в аппарате власти верного сподвижника, который как «тень» министра госбезопасности Молдавии и в качестве члена ЦК прямо сообщал обо всем и оказался тесно связанным с партией, а значит, и с самим Брежневым. На Бодюла, сначала уполномоченного Союза по колхозам в Молдавии, Брежнев возложил в 1951 г. партийное руководство городом Кишиневом. Под его контролем находилась теперь и республиканская парторганизация[713 - Бодюл И. И. Дорогой жизни. С. 3.]. Вероятно, они подружились[714 - Там же. С. 51, 57, 59; Медведев Р. А. Личность и эпоха. С. 65.]. Для ведения политико-воспитательной работы, столь близкой сердцу Брежнева, он смог прибегнуть к помощи товарища, уже занимавшего соответствующую должность. С 1948 г. Сергей Павлович Трапезников руководил Республиканской партийной школой в Кишиневе. В ходе идеологических дебатов, нередко весьма бурных, Трапезников выступал с докладами, поддерживавшими позицию Брежнева[715 - AOSPRM. Ф. 51. Оп. 11. Д. 16 [Стенограмма и протокол VIII Пленума ЦК КП(б) Молдавии, 28–29.08.1952]. Л. 273.]. Позже в Москве Брежнев назначил его заведующим отделом науки и учебных заведений ЦК. Ближайшими его союзниками в Молдавии были Щёлоков, которого Брежнев вызвал сюда с Украины, и К. У. Черненко, с которым он познакомился здесь: один руководил государственным аппаратом, другой вместе с Трапезниковым занимался пропагандистской работой. 2 апреля 1951 г. пленум ЦК избрал Щёлокова заместителем Рудя[716 - Там же. Оп. 10. Д. 24. Л. 3.], но выполнял он эту работу, очевидно, уже с начала 1951 г. С января он присутствовал на заседаниях бюро Совета министров, а с февраля регулярно руководил ими в отсутствие Рудя[717 - ANRM. Ф. R-2848. Оп. 11. Д. 392 (Протоколы заседаний СовМин и бюро СовМин № 1–24, 3.1–21.03.1951).]. Таким способом Брежнев ввел практику, которая позже стала для него типичной. В случае недовольства должностными лицами или недостаточного к ним доверия, но при отсутствии объективных причин для их отстранения, он предлагал им заместителей из своего окружения, которые, будучи лояльными, информировали его или незаметно брали на себя руководство. Во всяком случае, в 1951–1952 гг. Щёлоков вел заседания бюро Совета министров так же часто, как и Рудь[718 - Там же. Д. 393 (Протоколы заседаний СовМин и бюро СовМин № 25–50, 24.03– 30.05.1951); Д. 394, 472–475.]. Обращает на себя внимание, что хотя Рудь, как и Щёлоков, состоял в Бюро ЦК и, следовательно, находился на высоком уровне власти, но Брежнев всегда поручал только Щёлокову вместе с другими, прежде всего Черненко, создавать комиссии или разрабатывать резолюции[719 - AOSPRM. Ф. 51. Оп. 10. Д. 1. Л. 266; Д. 17. Л. 424; Д. 40. Л. 66; Д. 60. Л. 168.]. Очевидно, Щёлоков наряду с Рудем играл в Совете министров роль, которую Брежнев принял на себя наряду с Горбанем в ЦК: ввести новый стиль и прежде всего интонацию, формировать новый дух команды, делать ставку на доверие, а не на запугивание. На заседании Совета министров в январе 1951 г. Щёлоков представился такими словами: «Я должен высказать впечатление свежего человека. Перед отъездом сюда я присутствовал на Совете министров Украины по вопросу работы промышленности и должен сказать, что здесь я не чувствую той остроты и болезни, которую видел на Украине, и у членов Бюро Совета министров МССР это вызывает тревогу»[720 - ANRM. Ф. R-2848. Оп. 11. Д. 392 (Протокол заседания СовМин, 19.01.1951). Л. 87.].

Черненко уже с 1948 г. руководил Отделом агитации и пропаганды ЦК в Кишиневе; он и Брежнев должны были сразу же почувствовать друг к другу симпатию или проникнуться взаимным доверием. Их связала не только совместная работа, но и общая любовь к поэзии Есенина[721 - Млечин Л. М. Брежнев. С. 91.]. Между прочим, писатель Владислав Владимиров назвал их «политическими сиамскими близнецами»[722 - Владимиров В. Тандем. С. 161.]. Действительно, казалось, что повсюду, где был Брежнев, находился и Черненко. Казалось, что Трапезников и Черненко вместе давали Брежневу идеологическо-пропагандистское прикрытие, в котором он нуждался в партии, в то время как Щёлоков был закулисным кукловодом в государственном аппарате, а Цвигун держал под контролем МГБ.

Черненко стал правой рукой Брежнева: когда Хрущев пригласил последнего в 1956 г. в Москву, он устроил там Черненко на работу в аппарат ЦК, а когда в 1960 г. он занял пост Председателя Президиума Верховного Совета СССР, Черненко стал начальником Секретариата Президиума Верховного Совета[723 - Зверев Н. Черненко познакомился с Брежневым в Кишиневе // Комсомольская правда Молдавии. 2005. 12. Марта. С. 11.].

Москва дает – Москва берет

Эти пятеро вместе взялись за стабилизацию сельского хозяйства, советизацию людей и культуры, а также индустриализацию республики. Конечно, во всем они были зависимы от тех мер, которые предписывала им Москва, какие проекты санкционировала и какие средства предоставила. Но ЦК компартии Молдавии надо было разработать еще и административную структуру. По предложению Брежнева ЦК ВКП(б) одобрил в январе 1952 г. разделение Молдавии на четыре округа[724 - AOSPRM. Ф. 51. Оп. 11. Д. 11. Л. 3; Д. 63. Л. 57–60.]. Хотя Брежнев и попросил отметить аплодисментами это решение Москвы как «неоценимую помощь и внимание» правительства и «лично тов. Сталина»[725 - Там же.], ему пришлось год ждать этого разрешения. К тому же они ходатайствовали о создании не округов, а областей, наделенных большими правами и имевших свой партийный аппарат. Брежнев надеялся на большую свободу действий в ходе развития республики, если бы между центральным управлением и районами существовал еще один управленческий уровень, как он в декабре 1950 г. разъяснял Маленкову[726 - Там же. Оп. 9. Д. 2. Л. 245–246.]. Бодюл критиковал снятие лучших людей из центра для новых административных структур, которые там в качестве чиновников всего лишь переписывали бумаги[727 - Бодюл И. И. Дорогой жизни. С. 56.]. В конечном счете это принесло районам больше вреда, чем пользы, так как они теперь не имели прямого контакта с центром[728 - Там же.]. Как ни оценивай пользу, здесь лишний раз обнаружилось, с какими принципиальными проблемами приходилось иметь дело Брежневу.

Недоставало не только действующих административных структур и их сотрудников. В Молдавии практически не было промышленности. Даже если сельское хозяйство и оставалось серьезным очагом кризиса, Брежневу приходилось заботиться также о создании промышленности и строительства согласно предписаниям Москвы. Брежнев почти ежедневно посылал в Москву письма Маленкову по поводу строительства жилых домов. Он просил о предоставлении 1,4 млн руб. для возведения партийной школы, денег на сооружение Кишиневской теплоэлектростанции, о распределении грузовиков и горючего, а также об одобрении многих других проектов и ресурсов[729 - Там же. Оп. 10. Д. 127 [Переписка с ЦК ВКП(б) и СовМин СССР, 4.1–28. 4.1951]. Д. 128 [Переписка с ЦК ВКП(б) и СовМин 04.05–27.08.1951]; и др.]. В противоположность риторике о «доброте и заботе Москвы» центр часто не предоставлял даже уже обещанные ресурсы. Так, одобренный в 1950 г. объем в 500 тыс. т цемента был сокращен до 150 тыс., из которых, однако, до Молдавии дошли только 20 тыс.[730 - ANRM. R–2848. Оп. 11. Д. 319. Л. 192.] Однако Бодюл считал заслугой Брежнева, что в ноябре 1951 г. теплоэлектростанция вступила в строй, начатое в 1950 г. строительство гидроэлектростанции на Днестре удалось завершить в 1954 г., уменьшив тем самым постоянный дефицит энергии. Брежнев регулярно посещал стройки, узнавал, где возникали проблемы, и помогал, насколько мог. Он привык к этому еще на Украине[731 - Бодюл И. И. Дорогой жизни. С. 52.].

Ввиду зависимости от плановых заданий Москвы и распределения средств, пространство для маневра, которым располагал Брежнев в качестве первого секретаря, было невелико, и успехи или неудачи его деятельности в значительной мере зависели от благосклонности Москвы. Если в 1950 г. Сталин заявил, что посевного материала для Молдавии больше нет и республике надо теперь самой справляться с ситуацией, то в начале 1952 г. он пересмотрел свой отказ и щедро предоставил средства для сельского хозяйства и промышленности. С их помощью надлежало развивать в первую очередь виноградарство и табаководство, а также пищевую промышленность[732 - AOSPRM. Ф. 51. Оп. 11. Д. 131. Л. 139.]. Для этого в большом масштабе предоставлялись саженцы, площади для разведения растений, создавались давильни, а также системы орошения. Почти одновременно Совет Министров СССР послал Брежневу и Рудю новые, крайне амбициозные, плановые показатели того, сколько мяса, молока, консервов, сахара, вина и одежды Молдавия должна была в 1952 г. поставить в закрома Союза[733 - Там же. Оп. 9. Д. 131. Л. 142, 199, 231–232.]. Как отмечает Бодюл, в глазах Сталина Молдавия была аграрной страной, которой надлежало снабжать Москву вином и фруктами и за это получать меньше средств, чем она должна была поставлять в виде продуктов[734 - Бодюл И. И. Дорогой жизни. С. 57.]. Действительно, Политбюро, наряду с предоставлением новых средств и увеличением плановых показателей, усилило и давление на Брежнева. 26 января 1952 г. «Правда» атаковала его, заявляя, что Молдавия плохо подготовлена к севу, отремонтирована только половина тракторов[735 - Социалистическое соревнование в колхозной деревне // Правда. 1952. 26 января.]. На пленуме ЦК 26 января 1952 г. Брежнев информировал об этом указании товарищей. Он заявил, что слишком уж много самодовольства у ответственных работников, предпочитающих отмалчиваться о трудностях, нежели беспокоиться, опасаясь подобной головомойки на страницах «Правды»[736 - AOSPRM. Ф. 51. Оп. 11. Д. 11. Л. 287–290.]. Хотя Молдавия и была не единственной республикой, которую заклеймила «Правда», Маленков послал контролеров, чтобы проследить за реализацией директив Москвы и доложить ему об этом. Таким образом, Брежневу приходилось считаться с подобными нападками и новой интригой[737 - Там же. Д. 45. Л. 2.].

Инфаркт и коварство власти

Не удивительно, что из-за произвольных предписаний, нападок и контроля со стороны Москвы Брежнев вновь и вновь требовал от своих товарищей выкладываться полностью. На своем первом пленуме в октябре 1950 г. он вбивал в голову товарищам: «В условиях Молдавии очень много трудностей, и мы должны работать с такой физической напряженностью, с какой, может быть, не работали руководящие работники в других республиках. Это наша обязанность, потому что ЦК ВКП(б) послал и поставил нас на этот пост и ждет, что мы поправим положение дела»[738 - Там же. Оп. 9. Д. 101. Л. 413.]. Он неоднократно повторял, что ожидает абсолютной отдачи в работе, вплоть до полного изнеможения, и убеждал ответственных сотрудников райкомов, что ожидает и от них, что они не уйдут домой и не лягут спать, пока все не будет сделано: «В течение 5 с лишним часов ни один телефон не отвечал. Что такое? Потом как-то разбудили товарищей… Я понимаю, что тяжело, но и мы не спали ни одной минуты, из ЦК не уходили, никто из членов бюро домой не ездил, все находились в ЦК партии. Это даже мешало и вовремя подсказать, пытались сами выкрутиться, совершали новые ошибки. Ошиблись, сознайтесь, скажите: посоветуйте, как быть. Я думаю, что сейчас надо этих ошибок избежать»[739 - Там же. Оп. 10. Д. 40. Л. 9.]. В «мемуарах» Брежнева говорится, что он во время своих поездок по районам ел «где-нибудь у обочины или в лесополосе», а так как гостиниц еще не было, ночевал большей частью дома у секретарей райкома[740 - Брежнев Л. И. Молдавская весна // Новый мир. 1983. № 1. С. 15.]. Расплатой за такое отношение к себе оказалось для Брежнева расстроенное здоровье. В 1951 г. он подал Сталину ходатайство о разрешении лечь на месяц в больницу[741 - РГАНИ. Ф. 80. Оп. 1. Д. 1235 (Постановления Политбюро ЦК об отпусках Л. Брежнева и материалы к ним). Л. 1–2. Дённингхаус утверждает, что в 1951 г. Брежнев перенес инфаркт, см.: Дённингхаус В., Савин А. Личная трагедия Брежнeв. URL: https://lenta.ru/articles/2015/04/26/Brezhnev/ (дата обращения: 21.05.2917).]. Год спустя, в мае 1952 г., у Брежнева в возрасте 45 лет случился инфаркт[742 - Чазов Е. И. Здоровье и власть. М., 1992. С. 11.]. Ему снова пришлось просить Сталина об освобождении от работы, чтобы после госпитализации в течение месяца полечиться в санатории[743 - РГАНИ. Ф. 80. Оп. 1. Д. 1235. Л. 4–5. См. также: Чазов Е. И. Здоровье и власть. С. 11.]. В результате он в начале июня и в конце июля пропустил VI и VII пленумы ЦК[744 - AOSPRM. Ф. 51. Оп. 11. Д. 12 (Стенограмма и протокол заседания VI пленума ЦК КПM, 03–04.06.1952); Д. 14 (Стенограмма и протокол заседания VII пленума ЦК КПM, 26.07.1952); ср.: Млечин Л. Брежнев. Разочарование России. С. 31.]. Длительное отсутствие Брежнева с середины мая до начала августа не осталось без последствий. Когда на VIII пленуме ЦК в конце августа Брежнев поднял вопрос «О состоянии и мерах по улучшению идеологической работы в партийных организациях Молдавии», из рядов делегатов на него напали необычно резко за то, что он недостаточно жестко действовал против «оставшихся кулаков, сектантов, свидетелей Иеговы и буржуазных националистов», хотя в своем докладе сам требовал беспощадно действовать против остатков этих групп[745 - AOSPRM. Ф. 51. Оп. 11. Д. 16 (Стенограмма и протокол VIII пленума ЦК КП Молдавии, 28–29.08.1952). Л. 26, 272.]. Брежнев пытался в свойственной ему манере сделать критику более объективной: «Дело сейчас не в том, что покритиковали меня или другого товарища, а в том, что мы допустили ряд серьезных недостатков, что мы пассивно реагировали на целый ряд серьезных промахов и идеологических вывихов в работе на важнейшем участке, имеющем огромное воспитательное значение для трудящихся нашей республики»[746 - Там же. Л. 272.]. Важно, что сказал товарищ Трапезников о необходимой идеологической работе. Чтобы защититься от обвинения в излишней снисходительности, он цитировал партийного руководителя Ленинграда С. М. Кирова, убитого в 1934 г.: «…что у нас в партии не бывает слишком мягко, что и мы умеем задирать себя против шерсти»[747 - Там же. Л. 273.]. Но даже после заключительного слова Брежнева делегаты не дали себя отвлечь от продолжения оживленного спора о секретаре ЦК Артеме Марковиче Лазареве, отвечавшем за подбор кадров и ставшем объектом критики[748 - Там же. Л. 283 и след.]. 7 сентября 1952 г. «Правда» сообщала о пленуме ЦК компартии Молдавии и подчеркивала, что, хотя Брежнев и хвалился тем, что провел уже «определенную работу» в области культуры и пропаганды, члены ЦК прежде всего закрыли глаза на недостатки в идеологической работе партийного руководства[749 - Пленум ЦК КП(б) Молдавии // Правда. 1952. 7 сентября.]. «Правда» атаковала Лазарева, который, вместо того чтобы воспрепятствовать публицистической деятельности «буржуазных националистов», предоставлял им свободу действий и замалчивал их ошибки. Брежнев не упоминался по имени, но было ясно, что под «руководящими работниками», которым надлежало доказать, что они твердо следовали теории марксизма-ленинизма, подразумевался и Брежнев, недостаточно жестко выступавший против националистов. Даже если речь не шла здесь о чем-то конкретном, «Правда» своей публикацией задела Брежнева, предпочитавшего дать кадрам второй шанс, нежели сразу же по-сталински осудить их. Согласно Мэрфи, Брежнев оказался втянут в борьбу за власть между Маленковым и Хрущевым. Первый из них надеялся дискредитировать второго перед Сталиным, очерняя его питомца. Вполне возможно, что и нападки на Брежнева в конце января были следствием этих политических интриг. Поэтому дело было еще далеко не решено: на пленуме, состоявшемся 13 сентября, на котором Брежнев представлял свой отчетный доклад для ближайшего съезда Компартии Молдавии, второй секретарь ЦК Горбань отважился выступить с критикой того, как изображалась идеологическая работа. Но его предложение перенести часть отчета, посвященную марксистско-ленинскому образованию, из раздела о культурно-просветительной работе в раздел о партийной работе, не нашло поддержки на пленуме[750 - AOSPRM. Ф. 51. Оп. 11. Д. 18 (Стенограмма и протокол заседания IX пленума ЦК, 13.09.1952). Л. 13–14.]. И на открывшемся пятью днями позже IV съезде партии Брежневу снова пришлось отбиваться от резкой критики его «мягкой» кадровой политики. Эта критика доходила до него не в последнюю очередь в виде записок. Но Брежнев перешел в наступление: «2-я записка начинается с того, что “щадить самолюбие кадров, значит портить эти кадры, – так учит тов. Сталин. Почему я (тов. Брежнев) в своем докладе, давая характеристику членам ЦК, не указал на ошибки в работе Лазарева”. И дальше: “…он хороший человек, его следует критиковать и сохранить как работника, a щадить самолюбие, значит погубить”»[751 - Там же. Д. 2 (Стенограмма и протокол IV съезда КПM 18–21.09.1952). Л. 491.]. В полном соответствии с тем, как того требовал ритуал критики и самокритики, Брежнев назвал указанное обоснованным, но странным образом объяснил свое неправильное поведение: «Я хочу делегатам пояснить, что раздел o работе членов ЦК и членов бюро ЦК не был написан, a докладывался устно и будучи крайне утомленным, я упустил этот момент, хотя об этом позже жалел»[752 - Там же.]. То, что первый секретарь забыл о критике в адрес близкого сотрудника из-за усталости, звучало подозрительно. С другой стороны, Брежнев только несколько недель назад оправился от инфаркта, так что эти слова, может быть, звучали даже убедительно. В такой критической для Брежнева ситуации он, очевидно, для собственной подстраховки, предложил избрать Цвигуна, заместителя председателя МГБ республики, кандидатом в члены ЦК и даже включил министра госбезопасности в качестве полноправного члена в Бюро ЦК. Кроме того, он наказал Горбаня за неподчинение: тот не получил ни одного из семи делегатских мандатов на XIX съезд ВКП(б) в Москве, Брежнев не выдвинул его на выборы на последующем пленуме ЦК на пост второго секретаря. Этот пост получил Дмитрий Спиридонович Гладкий, которому в октябре было суждено стать преемником Брежнева[753 - Там же. Л. 499, 502; Д. 19 (Стенограмма и протокол заседания I пленума ЦК КПM, 21.09.1952). Л. 3.]. В то же время Брежнев оставил при себе Лазарева, которого снова предложил избрать секретарем ЦК и к тому же отметил, что Лазарев – способный человек и сможет сделать из критики правильные выводы[754 - Там же. Л. 4.].

Брежнев же нанес ответный удар критикам на другом уровне и другими средствами: в сентябрьском номере идеологического журнала ВКП(б) «Большевик» вышла статья Брежнева под названием «Критика и самокритика – испытанный метод воспитания кадров»[755 - Брежнев Л., секретарь ЦК КП(б) Молдавии. Критика и самокритика – испытанный метод воспитания кадров // Большевик. 1952. № 17. С. 50–58.]. По-видимому, это произошло не без помощи Черненко и Трапезникова, которые, вероятнее всего, участвовали в работе над текстом, а также Хрущева, который позаботился о быстром размещении статьи в самом авторитетном партийном издании. В статье объемом в девять страниц Брежнев предстал перед Сталиным восхваляющим новый устав партии и священную обязанность критики и самокритики. В то же время он таким способом выбил оружие из рук своих критиков, так как не только разъяснял обязанность критики с точки зрения партийной теории, но привел и из своей практики восемь примеров того, как они в Молдавии с помощью этого средства помогали хорошим кадрам преодолеть ошибки и показать себя на деле. Не вникая в упреки по своему адресу, он показал обвинителям, что для партии будет очень полезно дать кадрам второй шанс. Если они не поняли критику и не исправились, их и впоследствии можно будет сместить и строго наказать, что и происходит в Молдавии. Это был искусный прием, ибо Брежнев использовал слова Сталина и злободневную пропаганду накануне XIX съезда, чтобы представить собственную практику как образцовую.