Иван-Царевич и С.Волк

Вообще-то, памятуя слова магов о коконе молчания, или сфере тишины, или как они там его называли, он не очень-то рассчитывал, что его вопли кто-нибудь услышит, и поэтому топот множества ног по коридору и ворвавшиеся в комнату хозяин и прислуга с разнообразной кухонной и хозяйственной утварью различной степени тяжести явились для него приятным сюрпризом.

– Помогите!.. – еще раз повторил он, и для пущей убедительности безуспешно поизвивался на полу и пожал плечами. – Развяжите меня!..

Но Толстый Мансур почему-то не торопился.

– Что эти двое делают у тебя в комнате? Вы знакомы? – подозрительно прищурился он и взял лопату наизготовку.

– Нет! Что вы, уважаемый хозяин!.. Я впервые их вижу!.. Как только я вошел в эту комнату и закрыл за собой дверь, они ворвались в нее, связали меня, и стали пытать!..

– А где кровь?

– Я имею в виду, допытываться, где их кувшин!..

– Так вы все-таки встречались раньше! – с торжеством императора, раскрывающего заговор против своей персоны, воскликнул Мансур.

– Нет, нет!.. Что вы!.. Не приведи Сулейман!.. Я впервые увидел их, когда они на меня набросились!

– Ну, хорошо. А зачем тогда ты их убил?

– Я не убивал их! Они сами вернулись в мою комнату и умерли. Они отравились, я полагаю. Они хотели отравить моего друга Сергия Путешественника, а вместо этого отравились сами!..

– Они идиоты, да?.. Или ты нас принимаешь за идиотов? – яростно подбоченился хозяин. – Где ты видел черных колдунов, которые даже человека отравить не могут по-человечески, а? Признавайся, кто их убил!

– Н-не знаю.. Да развяжите же вы меня!.. У меня руки затекли, и ноги, и вообще – кроме языка я ничего не чувствую!.. – не выдержал Виктор. – Или позовите Сергия Путешественника!

– Позовите... – передразнил его Мансур. – Позовем, позовем, не бойся! Городскую стражу – вот кого мы позовем. Мехмет, – обратился он к молодому мужчине в фартуке, стоявшем с большущим половником наготове справа от него, – бегом за господином начальником стражи, скажи, Мансур, хозяин кофейни на улице Жестянщиков, передает ему поклон и почтение и просит прислать отряд солдат – мы задержали убийц, лишивших жизни двоих гостей. Очень опасных. Пусть поторопится. Понял?

– Понял, Мансур-ага, все понял, – поклонился повар. – Только не понял, зачем мы выдаем этих людей страже – ведь покойники, да гореть им в вечном пламени, были черными магами, злодеями, они напали на нашего Саида, выбили нашу дверь, значит, так им и надо?..

– Мехмет, – снисходительно объяснил хозяин. – Извини меня, но ты... не очень умный юноша. Да, эти двое были колдунами при жизни. Но теперь-то они трупы! И ты хочешь, чтобы эти уважаемые путешественники уехали, и оставили нас с двумя трупами на руках? Что ты стал бы с ними делать, о Мехмет?

– Я... Не знаю... – захлопал пушистыми ресницами повар.

– Зато я знаю. Иди к начальнику стражи Карачун-бабаю и попроси у него солдат. Пусть арестуют этих людей и отведут на правосудие к султану. Тот гораздо умнее и тебя, и меня, и сам решит, кто тут прав, а кто преступник. Ну же, ступай. Да бегом!..

Да.

Молодой султан Валид аль-Терро слыл среди своих подданных и современников просвещенным, высоко образованным человеком, который читал в подлиннике Цуо Цзя, Демофона, Рави Шаши, Понтикуса Кордосского и Аль де Барана. Человеком, увлекающимся философией, поэзией, музыкой, го, геометрией, алгеброй и началом анализа и привечающим людей науки и искусства при своем дворе. Человеком широких взглядов и кругозора в триста шестьдесят градусов.

За это подданные восхищались своим султаном, гордились им и хвастались им перед иностранцами.

Все это очень льстило Валиду, и он все как-то не решался рассказать своему народу, что, хотя он и читал в подлиннике Цуо Цзя, Демофона, Рави Шаши, Понтикуса Кордосского и Аль де Барана, но не понял ни одного словечка, потому, что никакого другого языка, кроме сулейманского, не знал. И что его наставники по математике в школе потеряли его в районе таблицы умножения на семь. И что из всех стихов он предпочитал рифмованные боевые кличи наджефских погонщиков боевых верблюдов. И что не было у него ни слуха, ни голоса, а музыкальные экзерцисы пришлых виртуозов дутара и зурны наводили на него или дрему, или желание пойти и поиграть в нарды на щелбаны с визирем. И что единственная наука, которую он попытался освоить, была модная заграничная наука с непонятным труднопроизносимым названием имиджмейкинг, профессора которой по рекомендации заезжего торговца амулетами пригласил он сразу, как только взошел на престол после кончины своего высокочтимого отца, и на беду свою не успел вовремя казнить.

Конечно, спору нет, ему всегда ХОТЕЛОСЬ быть таким, каким его теперь представлял себе народ, и он прилагал всяческие усилия, чтобы таким и стать, но всегда, как только казалось, что вся мудрость им изучена, учителя выкладывали на стол второй том, указывая на книжные полки, уходящие в подпространство...

Когда казалось, что точные науки им покорены, открывалось, что есть еще таблица умножения на восемь...

Когда казалось, что играть на инструменте всего с одной струной так легко, этот инструмент давался ему в руки...

Юный Валид всегда имел несгибаемую веру в то, что где-то далеко-глубоко, под той оболочкой, которую ему дали родители и воспитание, он и в самом деле был таким, каким придумал его и в какого заставил поверить его подданных чужеземный ученый с незапоминающимся именем, похожим на крик какой-то птицы, но...

Слишком уж это было глубоко.

Но мимолетное увлечение молодости требовало расплаты, и теперь ему приходилось соответствовать свому имиджу, хоть он точно и не знал, кто или что это такое. Но иногда он чувствовал, что если он когда-нибудь с этим Имиджем встретится, то того постигнет печальная участь иностранного консультанта, все-таки сброшенного в яму со змеями по философскому принципу "лучше поздно, чем никогда".

Потому что в последнее время он стал забывать, которое из его двух "я" – настоящее.

Но представшие перед беспристрастным и справедливым судом султана гости Наджефа ничего этого не знали, и просто надеялись на мудрость и рассудительность прославленного молодого правителя.

Султан сидел на троне из золота и слоновой кости, меланхолично поджав под себя одну ногу и держа указательный палец левой руки между страницами старинного фолианта, размерами похожего больше на камень, из которых была сложена крепостная стена города, как будто государственные дела только что оторвали его от чтения сугубо научного трактата. Только Абдулла – верный визирь и товарищ мальчишеских игр его отца – знал, что это настольная книга молодого правителя – "В мире мудрых мыслей".

Палец уже начинал синеть, но увлеченный запутанной проблемой султан этого не замечал.

– ...Так вы говорите, что не виновны в смерти двух черных магов, найденных лишенными признаков жизни в кофейне нашего законопослушного горожанина Толстого Мансура, – подытожил он услышанное от обвиняемых.

– Нет, – решительно ответили все трое в один голос.

– "Нет, о могущественный султан, чей лик затмевает полуденное солнце, чья слава..." – начал было, грозно сдвинув брови, суфлировать визирь у него за спиной, но Валид аль-Терро нетерпеливо махнул в его сторону рукой.

– Не надо, Абдулла, не надо. Как пышные одежды скрывают истинную фигуру человека, так пышные слова скрывают суть вещей. Скромность – вот высшая из добродетелей, учит бессмертный Цуо Цзя. Зовите нас просто великим султаном – и этого достаточно.

По рядам нестройным придворных, просителей и стражи пронесся благоговейный шепоток.

– Ну, что ж, – продолжил Валид аль-Терро. – Мы выслушали обстоятельства дела, и готовы изречь свое решение.

– Слушайте решение могущественного султана, чей лик затмевает полуденное солнце, чья слава... – сурово вступил визирь, но закончить ему вновь было не суждено.

– Не надо, Абдулла, оставь. Голос истины должен прозвучать одиноко в тишине – так говорил бродячий мудрец Рави Шаши, – султан ласково улыбнулся. – Мы выслушали все обстоятельства, и считаем, что ты, старик, не виновен в смерти двух чародеев, поскольку ты спал в отдельной комнате и ничего не видел и не слышал. Ты, ремесленник Виктор Огранщик, тоже не виновен в смерти этих чародеев, так как лежал связанный и не мог развязаться, пока тебе не помогли и, следовательно, не мог их умертвить. Ты же, Сергий Путешественник, можешь быть виновным в смерти двух чародеев, потому что разделил с ними напиток дружбы – кофе...

– С кем – с ними?! – возмутился Волк. – Пока меня не привели в комнату, где валялся связанный Виктор, я и не подозревал, что их было больше, чем один!..

– Молчать!!!..

– Абдулла, не надо, мы просим тебя... – с видом древнего мученика возвел Валид ибн-Терро очи горе. – Мы еще не договорили, о непочтительный отрок из дальних стран, – с легким укором обратился он к Серому.

– Да я что... Я ничего... Пожалуйста, договаривайте... – примирительно пожал плечами Серый.

– Да... Значит, само по себе убийство черных магов – деяние похвальное, позволяющее спасти жизни и имущество десяткам наших подданных и подданных других правителей, и наказывать за это мы бы не стали. Но убийство как таковое – проступок отвратительный по своей жестокости и последствиям...

– Я никого не убивал!.. Здесь...

– Еще одно слово, презренный!..

– Абдулла, пожалуйста... Голос несправедливо обвиняемой невинности должен быть услышан во все времена и при любых обстоятельствах, как говорил знаменитый юрист прошлого Аль де Баран, – мелодичным голосом мягко упрекнул визиря султан.

Обождав, пока шепоток обожания пробежит и угаснет по толпе присутствующих, Валид аль-Терро продолжал:

– Двое пришельцев мертвы, и не могут сказать ничего в свою защиту. Лишь ты один остался, чтобы свидетельствовать против них и обелить себя. Где здесь истина? Истина – это поиск черной кошки в темной комнате, утверждал известный философ и поэт Демофон...