Милена вышла из квартиры и стала спускаться по лестнице. Виктор помог ей сесть в машину. Этому мужчине уже исполнилось сорок, но он не разрешал называть себя по имени и отчеству. Девушка считала его своим старшим другом. Три года назад они познакомились на улице, когда кто-то из прохожих толкнул Милену. Она упала, и тросточка откатилась далеко в сторону. Виктор помог и тогда же предложил пойти к ним волонтёром – помогать дрессировать собак-поводырей. В своё время Милена хотела такую собаку. Папа поначалу согласился, вот только мама устроила такой скандал, что уши чуть не лопнули от крика.
– Чего такая кислая? Опять неприятности дома? – спросил Виктор.
– Да, каникулы начались. Теперь я чаще буду у вас пропадать. Мама недовольна, что от меня псиной воняет. Если бы могла, то свалила бы от них. Только мне ещё учиться три года, – тоскливо проговорила Милена.
– Сочувствую. Припрёт – приезжай ко мне, – предложил Виктор. – Пару дней перекантуешься… Что? Чего такой вид? Покраснела вон вся.
Милена потрогала горящие щёки руками.
– Брат сегодня заявил, что я с тобой в машине трахаюсь, – выдавила она из себя, опустив голову.
– Но-но, ты такое моей жене только не ляпни! Она меня придушит. Фантазёр у тебя брат, – хохотнул Виктор. – Если не секрет, было уже с кем-то?
– У меня никого не было. Я ещё и не целовалась даже, – пожала плечами Милена.
– Ты молода. У тебя ещё всё впереди, – бросил Виктор, и на этом разговор оборвался: каждый думал о своем.
Когда приехали, мужчина помог Милене выбраться из машины. В ноги сразу кинулась собака. Присев на корточки, девушка стала её гладить.
– Привет, Бублик. Как я рада тебя видеть.
Милена давно научилась, прощупывая шерсть и уши, определять, кто к нему подбежал.
– Привет, Милена? Готова работать? – раздался голос кинолога Верочки.
От других волонтеров и работников Милена слышала, что та была простецкой внешности и в свои двадцать пять больше смахивала на парня.
– Привет. Всегда готова, – отрапортовала она и улыбнулась.
– Как экзамены, не завалила?
– Вер, у меня самое лучшее английское произношение на всём курсе. Идём работать.
Училась она на переводчика. Город большой, много иностранцев приезжает. Милена надеялась, что все-таки сможет устроиться потом на работу. Не на пенсии же постоянно сидеть? Хотя от неё ей мало что перепадало. В основном всё забирала мама.
Работать здесь Милене нравилось. На ней проверяли, насколько хорошо животное усваивает команды. Обычно она держала собаку за поводок и специальную шлейку. Пёс в свою очередь вел её по территории, оснащённой бордюрами и прочим. Здесь даже светофор стоял, и Верочка с помощью пульта переключала цвета. Хорошо обученная собака должна была вести хозяина на зелёный свет и только по зебре. Даже если светофора нет, поводырь всё равно должен вести подопечного только по пешеходному переходу.
«Как же тут чудесно», – довольно думала Милена, сидя после тренировки на лавке со сторожем Михалычем и гоняя чаи. Старик в очередной раз по её просьбе рассказывал историю из своей жизни. Она у Михалыча была бурная и интересная. В нулевые он попался на глаза чёрным риэлторам. Квартиру отобрали – старик одинокий, защитить некому. Тогда же Виктор как раз искал сторожа на базу и по чистой случайности попал в ту больницу, где лежал избитый Михалыч. Так старик оказался пристроен и с тех пор живёт в домике охранника, работает за все смены сразу. Да и что тут воровать? Разве что собак.
– Витёк у нас как ангел-хранитель: меня обогрел, с тобой как с дочерью обращается – в общем, делом благородным занят, – одобрительно говорил старик.
Милена нащупала его сморщенную руку и сжала в ободряющем пожатии.
– Милен, пять часов уже, – услышала она крик Виктора.
– Домой мне пора, – грустно вздохнула Милена. – А так бы и осталась.
– А ты оставайся в следующий раз, – весело предложил Михалыч. – У меня и раскладушка есть.
– Да, может и останусь. До завтра, – попрощалась девушка и отправилась на голос Виктора.
– До завтра, Мила.
Стоило попасть домой, как с порога раздалось недовольное бурчание матери:
– Явилась? Опять собачатиной пропахла. Мыться иди. Подстриглась бы, Мила. Ходишь как пугало. Один глаз чёлкой занавесило. Может, я тебя, как папу, под машинку подстригу?
– Оставь мои волосы в покое. Бабушка Ира говорит, что мне эта прическа идёт. А чёлка висит, так и плевать. Всё равно ничего не вижу, – буркнула Мила, проходя в свою каморку за домашней одеждой.
«Вот так всегда. Она ни разу меня дочерью не назвала. Только Мила. Посторонним что-то обо мне рассказывает и то же самое: эта, она, Мила. А вот мой братик у неё Сашечка, сыночек, сыночка, сынуля. Зойка – доченька и солнышко. Папа хоть изредка дочерью называет», – с тоской подумала девушка.
Поначалу она сильно расстраивалась и даже обижалась. Складывалось впечатление, будто она им и не родная вовсе. Потом Мила как-то смирилась. Всё же пусть и не любимая дочь, но от неё не отказались. В пище не обделяют. Одевают. Образование дали. Уж лучше так, чем в детском доме. Мила слышала, что там вообще полный мрак. «Ничего, зато меня дедушки и бабушки любят», – тихо прошептала она, успокаивая себя.
Глава 3
Заутра – утром, утро.
Утечи – уйди.
Катуна – жена.
Грустко – грустно.
Укорити – обидеть.
Экий – какой.
Ярый – буйный, грозный.
Чи – разве.
Свара – ссора.
Слух – доносчик.
Крамола – измена.
Докамест – пока.
Эрио быстрым шагом передвигался по замку. Слуги, попадавшиеся на пути, тут же прижимались к стенам и, приветствуя правителя, склонялись в глубоком поклоне. Его путь лежал в кабинет. Туда придёт Желан, его верный помощник, но сначала он должен увидеть мать.
Эрио нашёл её в большой тронной зале. Огромное помещение с белыми колоннами, увитыми искусно выкованными из бронзы цветами, поражало роскошью: полы из драгоценного мрамора, украшенные мозаикой стены и витражи в окнах – все здесь было призвано ошеломить, заставить просителей склониться перед величием правителя. На престольном месте стояло два трона белого золота, а над ними распростёр свои крылья символ рода, ведь Гавран значит «ворон».
Эрио пересёк залу и остановился, разглядывая женщину перед собой. Пышное голубое платье, нескромно открывающее часть груди, без единого седого волоска темные каштановые волосы, яркие голубые глаза и крашеные багрянцем губы – Рокзана не утратила красоты даже в свои почти пятьдесят зим. Еще раз окинув мать пренебрежительном взглядом, он скривился.
На голове ярко сиял венец с красным камнем любви в навершии.
– А, так значит, мы уже не в трауре. Что, тебе уже не грустко? Отплакала по лю?бому?