Императрица по случаю

– По малой или по большой? – совершенно естественным тоном задала вопрос неидентифицированная мною пока дама.

– По малой, – буркнула я, заливаясь краской.

– А смущаться нечего, красавица моя, сей минут я вазу-то ночную представлю.

– Да я бы и сама…

– Вот поправитесь, так конечно сами все будете. А сейчас уж не взыщите.

Я не взыскала. Удовлетворила свои потребности, мимоходом отметив, что предоставленная мне ваза была действительно фарфоровым произведением искусства, а когда женщина унесла ее и вскоре вернулась, задала прямой вопрос:

– Вы кто?

– Ох, княгинюшка, и верно говорят, что болезнь вам вовсе память отшибла. Катерина я, камеристка ваша. С тех пор, как государыня Екатерина Алексеевна, царствие ей небесное, меня к вашей персоне приставить изволили, так и служу.

– И когда это было?

– Да сразу, как вас, цветочек нежный, девочку застенчивую, в Россию привезли. Тому уж годков шесть будет.

Один источник бесценной информации был найден. И вся прелесть заключалась в том, что эта самая Катерина ответит на любые вопросы, ничему не удивляясь. Память-то у княгинюшки отшибло напрочь, вот беда. Как тут не помочь беде?

– Давно я болею, Катерина?

Та взглянула на меня и быстро вытерла глаза рукавом.

– Вот… Забыли, что завсегда меня Катюшей звали…

– Ну, прости, Катюша, прости, милая, не виновата я, что вот такая оказалась. За что-то Бог наказал.

– Да за что вас наказывать-то, ангела безгрешного? Уж ежели кто и виноват в вашей хвори, так шелопут этот, князь польский. Он с вами гулял, да все удерживал: погодите, мол, да подождите, мол. Вот и догулялись.

– А его высочество где же был? – осведомилась я, догадываясь, что польским шелапутом Катерина называла князя Адама Чарторыжского, про которого я читала, что он активно ухаживал за Великой княгиней и даже, по скандальным сплетням, был отцом ее первого ребенка.

«Поляка – вон, – решила я про себя. – Без ухажеров, тем более, иностранных, обойдемся. И наедине я его более принимать не стану. Поскольку ребенка рожать нужно, это даже не обсуждается, а всякие подозрения мне ни к чему».

– А великого князя, который с вами спервоначалу гулял, государь-император к себе позвать изволил. Уж по какому делу – то мне неведомо. А к ночи у вас, княгинюшка, жар начался, да такой сильный…

– Катюша, скажи, кому там следует, чтобы этого князя польского более на порог ко мне не пускали. Из-за него я в таком положении оказалась, что язык родной напрочь забыла.

– Как это?! – ахнула Катерина.

– А так, что два-три слова помню, а более ничего. Спасибо, хоть русский язык мне Господь сохранил.

Мы с Катериной дружно и истово перекрестились.

В этот момент раздался тихий стук в дверь. Катерина резво отправилась узнавать, кого там Бог принес по мою душу, а я откинулась на полушки и подумала, что завтра, пожалуй, нужно будет потихоньку вставать, что бы там господин Роджерсон ни говорил. Повалялась – и хватит, нужно активно внедряться в окружающую среду. А одной камеристки для этого маловато.

Та как раз вернулась насупленная, что-то сердито бурча себе под нос.

– Ты что, Катюша? – ласково осведомилась я. – Кто это был?

– Да вот помянули этого ляха, будь он неладен, к ночи, так самолично и заявился. «Желаю, говорит, поздравить принцессу с выздоровлением». А я ему отвечаю, что княгинюшка еще не поправилась толком, да и видеть вас не желает, ни сейчас, ни во благовремении.

– Вот и молодец, спасибо.

Тут в дверь снова постучали. На сей раз Катерина посетителя впустила сразу и без звука: доктор пришел проведать пациентку. Увиденное его явно обрадовало.

– Так, ваше высочество, я видеть, дела хорошо. Спали?

– Да, господин Роджерсон.

– Аппетит имеете?

– Не очень.

– Требуется хотя бы пить стакан молоко, потом мое лекарство – и спать. Завтра утром я снова приходить.

Я послушно кивнула головой. Как раз в этот момент дверь открылась уже без стука и появился мой супруг. Как и обещал, отметила я про себя. Значит, отношения между нами пока еще теплые и нужно будет их еще подогреть.

– Как наша пациентка, господин Роджерсон? – обратился он к врачу.

А потом подошел к постели и нежно поцеловал мне руку, а потом лоб. Я в ответ прижалась щекой к его руке, стремясь вложить в это действие максимум теплоты и любви.

– Завтра велю отслужить молебен в честь твоего выздоровления.

Доктор раскланялся и вышел, не желая мешать супружеской идиллии. Катерина отправилась, надо полагать, за молоком, так что мы остались наедине.

– Я очень по тебе соскучился, – прошептал Александр, снова целуя мне руку. – Поправляйся скорее.

– Я тоже скучала по тебе, – отозвалась я. – Потерпи, совсем скоро я буду здорова. А память потихоньку вернется, если ты мне поможешь.

– По-моему, она к тебе уже вернулась, – лукаво усмехнулся Александр. – Бедняжку князя Адама на порог не пустила, он теперь, как в воду опущенный.

– Знаешь, – ответила я, – мне его не жалко. Видеть его больше не желаю.

– Лиза! – изумленно воскликнул Александр. – Да у тебя, похоже, не память пропала, а характер изменился.

Знал бы он, насколько изменился.

Глава третья. Новый старый муж

Второе мое пробуждение в новой ипостаси отличалось от первого, как небо от земли. Во-первых, я не выплывала мучительно из какого-то тумана, силясь понять, на каком свете нахожусь, во-вторых, снадобье доктора Роджерса, по-видимому, оказало нужное действие: я чувствовала себя бодрой и готовой к исследованию действительности, в которой так экстравагантно оказалась.

Первым делом, я встала с постели (как выяснилось, роскошной, широкой, под белым шелковым балдахином) и прямиком направилась к зеркалу, вделанному в одну из стен. Что ж, историки и живописцы не врали относительно внешности супруги Александра Первого. Как выяснилось, они были даже слишком скромны.

В зеркале отражалась высокая, изящная молодая женщина, скорее даже девушка, с тонкими чертами лица, греческим профилем, огромными голубыми глазами и белокурыми волосами, ниспадавшими ниже пояса. Изящные кисти рук, маленькие, аристократической формы ступни… что ж, мне повезло с новой внешностью так, как я и не мечтала.

Впрочем, и красоток мужья оставляют ради совершенно невзрачных любовниц. Я помнила из прочитанного в той, оставленной мною действительности, что Александр только до появления у Елизаветы первой дочери был в нее нежно и страстно влюблен, а потом практически внезапно охладел.