Путь Сумеречницы

– Это ты убила Айку! Тебе подобные уморили ее брата голодом и отрубили ей руку. Убийца! Умри!

Лайсве пыталась сосредоточиться на чем-то добром и светлом, но мысли снова и снова возвращались к Айке.

Жесткий сосновый ствол врезался в спину. Только он и удерживал ее на тонкой грани реальности. Темная бездна небытия надвигалась, уносила в туманную пустошь. Лайсве бродила по ней, звала кого-то, но отвечало лишь эхо.

Внезапно ее лицо утерли мокрой тряпкой. Пахнуло чем-то несвежим. Она дернула головой, отгоняя дурманный сон, и распахнула глаза.

На нее уставилась косматая бурая морда. Громадная пасть была распахнута, обнажая клыки, а затем раздался протяжный рык.

Лайсве затаила дыхание, не смея шелохнуться.

Медведь принялся слизывать запекшуюся кровь с лица. Сейчас откусит. И будет она без лица, как Айка без руки. А потом Вейас загонит ей нож в спину из жалости.

Нет! Нельзя сходить с ума.

Зверь замер. Бездонные глаза смотрели почти по-человечески.

– О Повелитель Зверей, – забормотала Лайсве, перебирая в памяти нянюшкины сказания. Слова молитвы приходили будто сами собой: – Именем твоей милосердной жены Повелительницы Земли заклинаю: прости, что пролила невинную кровь в твоем лесу. Я искуплю ее кровью демонов и благими деяниями во славу всей земли Мунгардской.

Медведь выпрямился во весь рост и закрыл собой небо. Спина прогнулась. Рев ударил по ее ушам. Передние лапы замолотили по воздуху.

Задерет! Просить бесполезно: чужая стихия не знает пощады.

– Брат мой, Ветер, спаси, умоляю, – зашептала Лайсве дрожащими губами.

Налетел ветер, поднял в воздух прошлогоднюю листву и швырнул в косматую морду. Медведь вскинул голову и уставился в небеса. Неподалеку залаяли собаки. Он неуклюже развернулся и скрылся в густых зарослях малинника.

Лайсве измученно выдохнула. Пустая, словно выеденная скорлупа. Ни одной мысли в голове не осталось, лишь тупая апатия и ломящая боль в окаменелых от напряжения мышцах.

Надвигалось темное беспамятство, но лес не отпускал, будоражил шорохами и запахами. Собаки залаяли совсем рядом, спугнув птицу. Затрещали ветки, будто кто-то ломился через чащу.

Над ухом раздался возглас:

– Она здесь, Вей, быстрее!

– Лайсве! – ее внезапно обняли и встряхнули жесткие руки. – Ты в порядке? Что случилось?

Она прищурилась в лучах яркого солнца.

Кто этот высокий стройный юноша?

– Да ты же промокла до нитки! – Он принялся стягивать с нее одежду.

Лайсве соображала как сонная муха, а двигалась и того нерасторопней. Вместо протеста получилось лишь нечленораздельное мычание. Резкий рывок отозвался такой болью, что она едва не лишилась чувств.

– Оставь ее! – возмутился Вейас.

Лайсве облегченно выдохнула и расслабилась.

– Я хотел помочь! Она сильно ободралась, на затылке шишка с кулак. Надо согреть ее и отвезти к целителю, – оправдывался незнакомец.

Лайсве ему не верила.

– Я брат ее, а ты чужак. Занимайся лучше своими гончими. – Вейас оттолкнул его в сторону.

Снова залаяли собаки, под тяжелыми шагами затрещали сучья.

Почему так громко?

– Тише, родная, – зашептал брат. – Я с тобой, теперь все хорошо.

Он развязал тесемки на ее рубашке, вынул руки из разодранных рукавов и стянул превратившиеся в лохмотья штаны. Когда он случайно задевал ссадины и синяки, Лайсве лишь тихо постанывала. Вознаграждением за пытки стал плотно обернутый вокруг нее плащ, который еще хранил тепло брата.

Лихорадочные мысли постепенно упорядочились.

– Заставила же ты нас поволноваться! Еще повезло, что у Петраса свора гончих имеется, иначе ни в жизнь тебя в этих лесах не сыскали бы. – Вей подхватил ее на руки.

Значит, то был кузен.

Лайсве помнила его сопливым мальчишкой, всего на год старше их с братом. Сейчас он стал такой взрослый и важный.

– Не расскажешь, что случилось?

Лайсве спрятала лицо у брата на плече.

– Ну и ладно. Жива главное. Целитель тебя быстро на ноги поставит, вот увидишь.

– Прости, – в ее горле будто встал ком, царапая изнутри. – Я не хотела добавлять хлопот.

– О чем речь? Ты вдохновляешь на подвиги! – И брат потащил ее к дороге.

– Что, даже лучше, чем селянки на сеновалах?

Рядом с братом страх отпускал, словно он был ее броней. Надо забыть и не думать, не вспоминать о произошедшем. Никогда больше!

– Селянок в Мунгарде, что грязи, а сестра у меня одна.

Сделалось совсем спокойно. Вей поудобней перехватил Лайсве за талию. В просветах между деревьями показались роющие копытами землю лошади и снующие вокруг них поджарые псы.

– К тому же, возможно, нам не придется ехать в Нордхейм. – Вейас усадил сестру в седло впереди себя и направился вслед за Петрасом.

Лайсве уснула в самом начале пути и очнулась, лишь когда брат снимал ее с лошади. Посреди дремучего бора притаилась двухэтажная усадьба из круглых бревен. Леса Докулайской долины примыкали к замку Будескайск и принадлежали древнейшему роду мертвошептов Гедокшимска – роду кузена.

– Охотничий домик, – пояснил Петрас и распахнул дубовую дверь. – Здесь удобнее, чем в моем замке, и не придется беспокоиться, что кто-то из слуг донесет ищейкам или вашему отцу.

Вейас устроил сестру на приземистой лежанке, покрытой соломенным тюфяком, спеленал шерстяными одеялами и подложил под голову побольше подушек. В камине потрескивали смолистые дрова. Брат взял кочергу и пошевелил их, чтобы разжечь пламя еще сильнее.

Кузен же скрылся в глубине дома. Должно быть, разыскивал следившего за хозяйством слугу.