Мы прошли мимо, нам все чаще стали попадаться камни, заросшие мхом, на которых были высечены разные надписи.
«Я не знал, что так получится».
«Это я во всем виноват».
«Я виноват в смерти брата».
«Я позволил своему ребенку умереть».
«Меня все ненавидят».
«Я виноват в смерти своего отца».
«Я ничтожество».
«Я должен умереть».
«Я не достоин быть прощенным».
«Бог меня предал».
«Бога нет».
– Кто пишет эти надписи? – спросил я.
– Мертвецы, которые совершили много ошибок при жизни, – ответил он. Я взглянул на Шел, ее окутала дрожь. Неожиданно из дерева появился мертвец женского пола. Она смотрела на нас огромными желтыми глазами, у нее были длинные рыжие волосы, а на голове – рога, словно ветви дерева. Она сидела в согнутом положении, касаясь когтями болота. На ее темной коже рос мех, как у животного. Я медленно достал оружие, но Спектр меня остановил:
– Пока она не нападает, не нужно показывать наш враждебный настрой.
– Разве они не хотят нас убить? – спросила Шел.
– Пока ведем себя как можно дружелюбнее, – сказал Спектр.
Мы прошли мимо нее, она не отводила от нас взгляда, но и не нападала.
– Ди, там еще мертвецы, – сказала Шел.
Их становилось больше, они были повсюду. Мертвецы-мужчины отличались от женщин тем, что у них рога в виде ветвей доходили аж до середины спины, словно кустарник. Они были похожи на оборотня с вытянутым черепом вместо головы и тощим телом, заросшим шерстью. Все они смотрели на нас, некоторые ломали ветви деревьев и готовились напасть.
– Мы пришли сюда с намерением найти своего друга, – громко сказал Спектр. – Его имя Одуванчик.
– Каждый, кто приходит сюда, становится мертвецом.
Они стали нас окружать, я достал оружие. Коты зашипели, мы прибавили шаг. Десятки желтых глаз надвигались на нас, мы запрыгнули на котов. Один из мертвецов напал на меня, я начал палить из огнемета. Их стало больше, словно муравьи, когда разрушишь их муравейник. Длинные, выносливые, высоко прыгающие.
– Они убьют нас! – выкрикнула Шел. Я кидал в них бомбы, один вцепился когтями мне в ногу. Шел обрубила ему руку. Неожиданно пятеро напали на нас разом, и я упал на землю вместе с Джерри. Я сильно ударился плечом, огнемет выпал у меня из рук. Я не успел его взять, мертвецы тут же затоптали его и набросились на меня.
Они рвали на мне одежду, их когти, словно лезвие, вцеплялись в мою кожу и раздирали ее. Я слышал, как кричали Спектр и Шел, но не видел, что происходит. Джерри не переставал сражаться, он яростно откидывал мертвецов, когда они нападали снова и снова. Он разодрал зубами одного из них, когда тот уже окончательно в меня вцепился. Кричащий Джерри взял меня за плащ и кинул в сторону. Меня отбросило на несколько метров, я оказался у края пропасти, где тысячи кишащих мертвецов сражались друг с другом в бездне.
Обернувшись, я видел, как моих друзей убивают, как Джерри сражался из последних сил. Комки его шерсти летели в разные стороны. На мгновение я словно начал терять сознание, разум помутнел, я с трудом поднялся с земли. Мертвецы были повсюду. Я заметил рядом с собой старое пианино, прямо на краю обрыва. Оно стояло одинокое, в пыли, забытое, ненужное.
Ко мне подошла мертвая девочка с книгой и дала ее мне. Там были ноты. Она сразу же ушла и растворилась в пучине сражавшихся мертвецов. В этот момент я понял: смерть неизбежна. Наши силы неравны, мы не справимся против целой армии, и все оказалось бессмысленным. Жизнь пролетела у меня перед глазами: бесполезная работа, пустой дом, зоркие, ненависть, злоба, надежда на лучшее.
Когда-то в детстве я играл на пианино, но потом забросил это дело. И я так и не прикасался к нему ни разу после смерти отца.
Я сел на грязный стул и открыл первую страницу книги. Это был Бетховен, «Лунная соната». Мертвая рука вонзилась мне в плечо, я почувствовал жгучую боль, но не среагировал. Мои пальцы коснулись пыльных клавиш, и я начал играть.
На краю пропасти, в секундах от смерти, я исполнил то, о чем так долго мечтал. Мелодия зазвучала тихо, а потом становилась громче… громче… громче… отчетливее. Я почувствовал себя так, словно вернулся в детство, где не было войны, и мы с отцом собирали роботов.
И в эту секунду я осознал: умирать нестрашно, страшно ни разу не попытаться сделать то, о чем мечтаешь. Прожить в пустоте, так до конца и не раскрывшись.
Туман внезапно рассеялся. Время остановилось. Я отошел от пианино, мертвецы замерли, Шел, Спектр и коты подошли ко мне. Мы стояли возле обрыва и смотрели, как один из мертвецов со светлыми кудрями на голове летел к нам на огромной лампочке, словно на воздушном шаре. Он зацепился за обрыв, чтобы его не унесло.
– Вы всегда были безумцами, прийти сюда только ради меня.
Одуванчик сильно изменился, он выглядел так же, как и все мертвецы, лишь кудри его отличали. Его глаза тоже стали желтыми. Я наклонился к нему и с болью в душе произнес:
– Прости, что не был рядом, чтобы спасти. За что они с тобой так? Ты можешь уйти отсюда?
– Если бы мог, то мы все бы здесь не оставались. Я здесь заточен. Ди, мне нужно сказать тебе кое-что. Ты сможешь найти автора книги, если пойдешь к истоку. К началу всего, только там есть ответы на все вопросы. Все, что я могу тебе сказать, его имя высечено на камне, который находится на краю долины смерти.
– Скажи, за что тебя убили зоркие? – спросил я.
– Они сказали, что я связан с автором книги. Но я этого не помню. Они толком не объяснили, я знаю лишь это. И если они ищут тебя, значит, и ты с ним связан. Но только автор знает все.
– Одуванчик, я вытащу тебя отсюда, – сказал я.
– Ди, мертвецы начинают шевелиться. Хватайтесь за лампочку, иначе вам не спастись. Меня мертвецы не тронут, – сказал Одуванчик.
– Хватайся вместе с нами, – уговаривал Спектр. – Прошу, не бросай нас.
– Не могу, тогда мы снова приземлимся здесь, и вас убьют, – сказал он.
Коты схватились зубами и когтями за толстую веревку, мы взялись чуть ниже. Лампочку понесло в небо, в этот момент мертвецы зашевелились. Я видел, как Одуванчик провожал нас взглядом, пока не смешался с толпой таких же мертвецов.
Я никогда не забуду глаза Спектра, когда мы улетали. Удушающее понимание, что ничего нельзя сделать, и желание остаться. Он не кричал, не пытался вернуться, он принял это с ужасающей болью утраты и никому не показал своих чувств. Это меня всегда поражало в Спектре, его стойкость.
Меня же выворачивало от боли наизнанку. Я не мог просто уложить в голове, что Оди мертв. Эта мысль не доходила до меня.
Лампочка летела долго, мимо одинаково скучных облаков и выжженной земли. Полет казался невыносимым. Когда мы приземлились на стыке мертвой земли и долины смерти, Спектр с задумчивым видом остался стоять на месте. Он окаменел от печали.
– Мне очень жаль, – сказала Шел, тем самым нарушив тишину. Я молчал, воспоминания об Одуванчике меня пожирали. Ненависть к зорким достигла предела, желание мести окутало мое сердце.
– Мне не хочется сейчас говорить об этом. Но вам не кажется странным, что он сказал об истоке? Разве это не выдумка? – продолжила Шел. Она пыталась хоть как-то привести нас в чувства, но сейчас это казалось невозможным.
– Не все то, что выглядит безумно и бездоказательно, не существует на самом деле, – ответил Спектр, его лицо стало совсем бледным, а во взгляде появилась пустота. Я заметил, как он сдерживал слезы, это меня потрясло, я никогда не видел Спектра таким уничтоженным. Нужно было что-то сказать ему, но я не мог подобрать хоть одного слова. Мы даже не смогли нормально похоронить Одуванчика.
Я отвел взгляд, и тут мое внимание приковал одинокий камень. Я подошел ближе и вспомнил слова Оди. На нем мелко было написано слово, я сделал еще несколько шагов, и тут мою голову пронзил ультразвук. В глазах потемнело, сердце будто сжала чья-то рука. Перестало хватать воздуха. В этот момент я смог прочитать имя.