Страницы минувшего будущего

– Какого хрена вы туда попёрлись? По лестнице негоже?

– Короче, давайте в диспетчерскую звоните, пока мы тут не сдохли, – Валерка отжал кнопку, не дождавшись ответа, и вернул рацию на пояс.

Рощин взглянул на циферблат наручных часов и запрокинул голову, выдохнув. Удивительно, но вёл он себя достаточно спокойно, хотя несложно догадаться, что для человека его публичности даже час времени на вес золота. Украдкой Агата проследила за тем, как отточенными движениями Рощин расстегнул пиджак, а затем… швырнул его на пол возле стенки и сел сверху, вытянув ноги.

– Ну, что? Давайте тогда знакомиться, что ли? – спросил, откинув назад длинные волосы и посмотрел внимательно. – Александр.

Полное имя прозвучало странновато: всё же куда привычнее было это простое, свойское «Саша». Сашей его знала вся страна, зато сейчас на ум приходила мысль, что даже имя становилось частью имиджа. Сложно оказывалось такому позавидовать.

– Агата.

К реакции на собственное имя она привыкла ещё в детстве. Зато всегда исключались вероятные тёзки и какие-то глупые рифмовки вроде «Машки-промокашки». «Промокашки» – это ещё в лучшем случае.

Но подобная реакция не встречалась почти никогда. Рощин улыбнулся и, глядя снизу вверх, склонил голову влево.

– Красиво.

Это вызвало ответную улыбку. Привыкшей к удивлению и недоумению, Агате особенно приятно оказалось услышать комплимент собственному имени. А вот Валерка демонстративно закатил глаза, тоже поудобнее устраиваясь на полу. О чистоте задумываться уже не приходилось.

– Тоже работаете здесь?

Рощин сам начинал разговор; такое казалось удивительным. Люди, чьи голоса звенели из каждого утюга, всегда казались какими-то недосягаемыми, и то, что один из таких людей сейчас сидел на полу лифта стародавнего, используя наверняка дорогущий пиджак в качестве подстилки, выходило за рамки понимания. Более того, Саша Рощин совершенно спокойно предлагал общение, хотя Агата ожидала совершенно иного.

– Работаю.

И вновь реакция оказалась непредсказуемой. Непредсказуемой настолько, что недоумённый смешок сам собой сорвался с губ.

– Жаль.

– Жаль?

Александр усмехнулся, прижал ладонь к груди и пояснил таким тоном, каким обычно говорили о чём-то само собой разумеющемся:

– Я вашего брата терпеть не могу.

Вот так вот просто и откровенно – как будто бы о погоде сказал. Вопросительно вздёрнув брови, Агата осмелилась посмотреть собеседнику в карие глаза. Стало вдруг так обидно, что даже смущение отошло на задворки сознания.

– Это почему же?

– Грязи слишком много.

Валера закатил глаза вновь и несильно ударил Рощина ногой по ноге.

– Не заводи свою шарманку.

– Почему ещё? Скажи, что я неправ.

А вот подобное уже и впрямь ни в какие ворота не лезло явно. Это в журналистике грязь? Агата осторожно сползла по стенке лифта вниз, опустившись на корточки, и обернула ноги юбкой. Садиться совсем не хотелось – платье было новым и горячо любимым, она специально надела его именно сегодня, и мараться о постоянно грязный пол не имелось никакого желания. Не дай бог, порвалось бы ещё. С её-то везением.

– А в шоу-бизнесе, стало быть, грязи нет?

Александр улыбнулся. Он улыбался именно так, как делал это на обложках пластинок и кассет – открыто и словно бы немного печально. Самую малость, но, если приглядеться, можно заметить. Агата и сама не знала, почему пригляделась. Из любопытства, наверное.

– Я этого не говорил. Но есть большая разница. В шоу-бизнесе у каждого равные, в общем-то, возможности. У каждого свои продюсеры, своя аудитория, свои песни. Мы варимся все между собой, в своём котелке. Не сумел удержаться на плаву, не нашёл грамотных продюсеров – сам виноват. А вы? Ну, в смысле, журналисты. Вы за сенсацией гонитесь, и ваша известность зависит от того, насколько удачно вы вывернете новость наизнанку и как умело обольёте другого грязью. Ваша конкуренция задевает других людей, никак с вами не связанных. И это ещё помимо грызни между собой. Вам всегда надо куда-то влезть, что-то выведать. И правды от вас зачастую исходит очень мало. – Рощин приложил ладонь к груди вновь. – Только вы не обижайтесь.

Но Агата – странное дело! – и не подумала обидеться. Услышанное заставило её задуматься, и внутренний голос тихонечко пропищал что-то о вероятной правоте собеседника. Хотя голосок этот тут же натолкнулся на стену привычного радения за собственную профессию. И внутри мигом взвился вихрь двух противоположных эмоций.

Рощин прав.

Рощин тысячу раз неправ.

Он ведь судит со стороны! Откуда ему знать?

А со стороны всегда виднее…

– Я… – Агата взглянула Александру в глаза. Его взгляд казался таким необычным и по-доброму пронзительным, и в его глаза отчего-то хотелось смотреть и смотреть. – Я не подумала об этом. Интересно.

– Валерка, вот, со мной не согласен.

– Конечно, нет, – Валера зевнул в кулак и потянулся. Свет мигнул вновь. – Судишь всех по паре-тройке человек.

Между молодыми людьми завязалась шуточная словесная перебранка, а Агата притихла, глядя в одну точку. Она и впрямь никогда раньше не задумывалась об обратной стороне выбранной профессии. Это казалось очень странным, но человек, которого она и часа ещё не знала, пробудил в сознании мысли совершенно новые и непривычные. Ведь Рощин действительно мог оказаться больше правым, чем нет. Конечно, минусы имелись везде, но отчего же сама Агата никогда раньше не думала о них всерьёз? Забавно получалось – ей, работавшей в Останкино без году неделя, уже сейчас было бы не лишним задуматься о том, какую тактику избирать в дальнейшем. Идти по головам или быть максимально честной? Голова от такого разорваться могла. Да и рано, наверное, о таком рассуждать? Она всего лишь девочка на побегушках. Кассеты, вон, таскала, да тексты правила. Какая ей тактика вообще?

– А вы всё-таки обиделись, – больше утверждение, чем вопрос. Голос у Рощина такой… красивый: с хрипотцой, какие обычно называли бархатными. Тряхнув головой, Агата легко усмехнулась.

– Нет, не обиделась. Если это правда, то нет смысла на неё обижаться, а если мнение… то у каждого оно своё.

Во взгляде карих глаз мелькнула тень чего-то, весьма отдалённо походившего на уважение.

– Мудро. Знаете, я был бы рад, если бы вы стали исключением.

– Исключение подтверждает правило.

Он смотрел, и этот взгляд казался таким непривычным. Никто не смотрел на Агату так. И от этого становилось на удивление спокойно. Рощин вполне мог играть, притворяться – уж ему-то подобное привычно. Но что-то подсказывало, что не имелось ему нужды особенной лукавить. Здесь, в кабине зависшего в шахте лифта, с людьми, которые тоже связаны с публичностью, пусть и не в той степени.

– И всё же. Валерка, к примеру, – Александр кивнул на молодого человека, – мог бы стать прекрасным исключением, но он, к сожалению, всего лишь редактор.

– В задницу иди, – придав голосу побольше слащавости, проворковал Валера.

– А я уже давно в ней, – в глазах Рощина блестели искорки; он умел смеяться взглядом, и никогда, пожалуй, прежде не доводилось Агате встречать такого. Хотя слова, брошенные с толикой пренебрежения, никак со взглядом этим не вязались. На мгновение показалось даже, что слух подвёл, и на самом деле сказано было что-то другое. Но Александр подмигнул, и Агата тут же опустила взгляд, отчего-то смутившись.

Кабина дёрнулась, и пришлось оставить назойливые рассуждения.

– А ты говорил, час. – Рощин взглянул на циферблат наручных часов. – Без минуты полчаса.

Агата прикусила губу. Странно, прошло достаточное количество времени, а казалось, словно буквально пару минут назад кабина застыла в шахте.

– Неужели мы успеем в срок, – Валерка тоже глянул на часы и выдохнул с облегчением. Затем искоса глянул на Александра, – если тормозить не будешь. Звезда.