Иллюзия любви. Киноповесть

– Простите меня, я задремал.

– Был тяжёлый день? – тихо спрашивает Маша.

– Да, вопросы, вопросы… Вот и не выдержал…

– Почему же вы не вошли ко мне, как в прошлый раз?

– Не хотел мешать вам, – глаза проникновенно смотрят на девушку, а в голосе звучит покорность, – вы же цените своё время!

Журналистка внезапно краснеет до корней волос:

– Но я ценю и ваше время, мистер Аджай. Мне очень неловко: вы – и здесь, на крыльце…

– Нет, нет, мы же договорились – никаких «мистеров»! Всё отлично!

Они встают. Кумар берёт её руку и говорит:

– Ну что ж, Маша, я увидел вас. Теперь позвольте мне откланяться! – он склоняет голову и тихо произносит:

– Я знаю, век уж мой измерен,

Но, чтоб продлилась жизнь моя,

Я утром должен быть уверен,

Что с вами днём увижусь я!

Изумлённые глаза Маши:

– Вы знаете Пушкина?!

– Да, я люблю русскую классику; я даже снимался в телесериале по роману Достоевского «Идиот». Правда, это было очень давно. Я был тогда так молод, хорош собой и невинен. Боже, как давно это было!

– Вы знаете, – спустя мгновение говорит Мария, – а я очень люблю Рабиндраната Тагора. В одном из наших фильмов о первой любви звучит песня на его стихи.

Она напевает.

– Красиво, – вежливо соглашается Кумар и протягивает ей руку, – ну, до свидания, Маша.

– До свидания, Аджай, – девушка вкладывает пальцы в его ладонь. Они стоят и смотрят друг на друга, не двигаясь с места. Вдруг Аджай тянет Машу за руку, одновременно делая шаг вперёд, и она оказывается в его объятьях. Его лицо совсем близко от лица Маши; глаза смотрят пристально и требовательно. Девушка чувствует его дыхание, его губы рядом с её губами. Она в сладкой неге опускает ресницы и перестаёт дышать. Миг – и Аджай отпускает её и отдаляется. Маша чувствует, что он мог бы поцеловать её, но не стал. Оба испытывают смущение.

– А хотите, я покажу вам своё любимое место, – чуть слышно говорит она.

– А не поздно? – так же тихо спрашивает Аджай.

– Чем позднее, тем лучше! – отвечает Маша.

Аджай корчит удивлённую рожицу, Мария прыскает со смеху, он тоже, и атмосфера разряжается.

Они идут к дому Булгакова. По дороге Мария рассказывает об авторе, о его великом романе «Мастер и Маргарита», о том, какие персонажи действуют в романе. Они рассматривают стены, исписанные поклонниками Булгакова, поднимаются на этаж выше, где жила Аннушка, потом отправляются на Патриаршие пруды.

Темно. Почти ничего не видно, слышны только их голоса.

– Я часто тут сидела и ждала: вдруг и ко мне тоже подойдёт Азазелло. Любой чёрный кот казался Бегемотом…

– Но вы же не Маргарита, – возразил Аджай.

– Ну и что! Мне так хотелось волшебства! За это я и люблю Болливуд – он в нашем рациональном мире продолжает творить сказку!

– Поэтому вы и решились освещать кинофестиваль? – заинтересовался Кумар.

– Да, я очень люблю индийские фильмы, можно сказать, выросла на них – в Советском Союзе они не сходили с экранов кинотеатров! «Месть и закон» смотрела, наверное, раз восемь, а «Зиту и Гиту» уж и не знаю сколько! Люблю Индию!

– Маша, а можно узнать, кто ваш любимый актёр? – спросил Аджай.

– О, Амитабх Баччан, конечно, из старых. Это такая глыба, айсберг, такая величина, до которой вряд ли кому удастся подняться.

– А из молодых?

– Ну, Саиф – очень хорош в национальных костюмах, Ритик Рошан – у него классный взгляд, Вивек Оберой – неплохой мальчик, да и другие тоже ничего, – вежливо отвечает Маша.

– Ну, а самый-самый любимый есть? – допытывается Аджай.

– Конечно, это Шахрукх Кхан, король Болливуда, человек-ураган! Я его просто обожаю! – глаза Маши (это было заметно даже в темноте) засияли ярче, а в голосе появилось воодушевление. – Его дарование беспредельно, он органичен абсолютно в любой роли! А как он хорош собой! Какие у него глаза, губы, ямочки на щеках…

– Эй-эй-эй! – попытался перебить этот поток восхвалений Кумар. – Постой, посмотри: у меня тоже глаза, губы и ямочки!

Маша расхохоталась:

– Но вы же режиссёр Аджай Кумар, а не актёр Шахрукх Кхан, какую пользу принесут вам эти ямочки?

– А я тоже начинал с актёрской деятельности, и мои ямочки очень помогли мне в карьере режиссёра! И, между прочим, госпожа поклонница индийских актёров, я тоже снимал Шаха в своих фильмах, и с тех пор мы друзья! – гордо произнёс Кумар.

– Правда?! – закричала Маша так, что режиссёр вздрогнул. – А какой он в жизни? Расскажите, расскажите, пожалуйста! Он действительно такой же добрый, щедрый и непредсказуемый, как на экране?

– Я сошёл с ума! – застонал Аджай. – Чёрт меня дёрнул за язык! Как только узнают, что я его друг, так начинается: ах, ах, Шахрукх, Шахрукх то, Шахрукх сё, какой он красавчик, умница, обаяшка, а обо мне – ни полслова, ни звука!

– Вы обиделись? – испугалась Маша.

– Да, я страшно зол! – рявкнул Аджай, но, видя её ошеломлённое лицо, засмеялся. – Я пошутил!

– Ну и шуточки у вас! – Мария даёт ему шутливую оплеуху. Аджай изображает блаженство.

– Уже очень поздно, – говорит Маша, – мне пора домой.

Она вызывает такси, они подъезжают к Машиному дому, выходят из машины. Аджай говорит:

– Вы не пригласите меня к себе? – голос его нежен и бархатист, глаза – два омута – затягивают и гипнотизируют. Мария ощущает себя беззащитным кроликом перед безжалостным удавом. Противиться ему невозможно. Она чувствует, что ещё немного – и её бастионы падут, она уступит. Ресницы её трепещут, губы приоткрываются. Аджай – всё ближе.