Дежа вю

Но чудища приближались, и расстояние между ними и Андреем неумолимо сокращалось. Он поднёс руки к горлу, чувствуя, как гулко стучит сердце, закричал и выбежал из кабинета; влетел в учительскую и привалился спиной к двери, тяжело дыша и ничего не видя вокруг. Когда он чуть-чуть пришёл в себя, то понял, что, избежав одного ужаса, прямиком попал в другой: сомкнувшись в кольцо, около него стояли взрослые монстры, намерения которых были такими же недвусмысленными: они алчно смотрели на него и медленно приближались.

Андрей закрыл глаза и обмяк – он был не в силах двигаться, но, толкнув его в спину, так что он упал и проехал по полу, распахнулась дверь в учительскую, и в проёме предстал сам Цербер: трёхглавый монстр с огромными клыками.

– Ну, что? – проревел он, склонившись к Андрею и обрызгав его слюной. Андрей взвизгнул, почувствовав, как начала вскипать пузырями кожа в тех местах, где на неё упали капли слюны. Но именно эта боль позволила ему, наконец, очнуться, вскочить на ноги и выпрыгнуть в окно, разбив стекло.

С выпученными глазами он понёсся по улице, не видя ничего вокруг, но внезапно заметил районное отделение полиции и ворвался туда, цепляясь за жалкие остатки разума.

– Спасите! – прохрипел он, падая на свободный стул.– Помогите! Меня преследуют дети!

– Хватит нести чушь! – резко отреагировал старший по возрасту и по званию полицейский. – Ворвался, мебель повалил, воду разлил! Серж, арестуй его и посади в камеру! – приказал он второму полицейскому.

– За что?! – взвизгнул Андрей. – Это их надо в камеру! Эти монстры накинулись на меня и хотели сожрать!

Серж, нехорошо улыбаясь, помахивая наручниками, подошёл к нему, и учитель с ужасом увидел, как его глазные яблоки поползли вверх на тонких мохнатых стебельках. Этого его расстроенное сознание выдержать уже не смогло, и он со вздохом облегчения провалился в беспамятство…

Очнулся Андрей камере на заплёванном полу. Долго соображал, что с ним случилось, и его опять посетило ощущение, что всё это уже было, он где-то всё это видел… Но где и когда? Он огляделся, увидел бомжей или пьяниц, сидящих в углу, и один из них показался ему знакомым; он сел и открыл рот, чтобы с ним заговорить, но с заржавленным скрипом отворилась дверь камеры, внутрь вошли двое полицейских, грубо поставили его на ноги и куда-то потащили… И когда они вышли на запруженную то ли людьми, то ли чудищами площадь, где стоял сбитый помост, Андрей внезапно и отчётливо вспомнил всё, до малейшей детали…

Всё повторилось: он опять вырывался, кричал, негодовал; проклинал Бога и всех святых, неистово рвался с цепи, бесновался, ненавидел их и призывал проклятия на их головы. Потом обессилел, упал на доски и покорился своей участи… Палач широко размахнулся, одним ударом отсёк ему голову и поднял за волосы вверх над толпой. Но тут случилось кое-что другое: пока Андрей не умер, Цербер наклонился к его уху и сказал:

– Завтра ты будешь помнить всё… Но ты сам придёшь к нам, потому что ты – теперь наш…

Резкий, пронзительный треск будильника разорвал тишину, и Андрей с огромным трудом, чувствуя себя совершенно разбитым, сел на кровати, опустив гудящую голову на руки. Спутанные волосы неопрятной массой закрывали его лицо, горло неприятно саднило. Он потёр шею и ощутил под пальцами тонкую линию, напоминающую шрам. Андрей вскочил с кровати, наступил на кость, грохнулся, сильно ударившись локтем, но, не обращая внимания на боль, метнулся в ванную. Уставился в зеркало, задрав голову, и увидел перерезающий горло тонкий, ровный, багровый шрам… Андрей вспомнил всё…

Он открыл кран, поплескал в лицо холодной водой и опять взглянул в зеркало: на него смотрело не знакомое ему с детства (может, и не особенно красивое, но такое любимое лицо), а страшная морда с огромными белесыми выпученными глазами, чёрным провалом на месте носа и безгубым ртом, растянутым от уха до уха…

– Господи! – прошептала безобразная щель, и наваждение пропало: на Андрея снова смотрело его лицо.

– Господи, Боже мой! – в ужасе проговорил историк. – Что же мне делать?! Я не хочу становиться одним из них, не хочу!!!

«Пусть лучше они убьют меня!» – обречённо подумал он и, закрыв глаза, сел на холодный кафельный пол.

Сколько он так просидел – неизвестно, но звук текущей из крана воды постепенно привёл его в чувство, и рациональный мозг учителя начал выискивать приемлемое решение; но всё сводилось к одному, словно ему кто-то это нашёптывал: он должен был ехать в школу, и там его неминуемо должны были принести в жертву…

– Не хочу! – громко сказал он своему отражению. – Не желаю!

Но ноги сами понесли его в комнату; он оделся, взял ключи, внимательно посмотрел на них, положил на тумбочку, вышел и плотно закрыл за собой дверь. Медленно спустился по лестнице, придерживаясь за перила, нащупал гвоздь, о который укололся вчера, аккуратно перешагнул лужу и побрёл к автобусной остановке. При всём своём угнетённом состоянии порадовался, что удалось остаться сухим, но в это же самое мгновение поскользнулся и со всего размаху плюхнулся в лужу. Промокший насквозь, Андрей стоял и чувствовал, как с его одежды каплями стекает вода и как он постепенно замерзает. Сил двигаться не было никаких, но тут около него тормознуло такси, и водитель, открыв дверцу, сказал:

– Садись, земляк, довезу!

Андрей обречённо сел в машину. Таксист завёл разговор о погоде, но учитель не поддержал его, и он обиженно замолк.

«Что же делать, Господи? – тупо думал Андрей.– Что мне делать?! Я не хочу этого всего!»

И совершенно внезапно в его голову порхающим мотыльком залетела неожиданная мысль: «Чего боится любая нечисть? Святой церкви! Не поехать ли тебе в церковь?»

Мысль была совершенно безумная, потому что Андрей считал себя абсолютным и убеждённым атеистом, но всё-таки спросил у водилы:

– Слушай, друг, а где в этом районе ближайшая церковь?

– Недалеко от школы,– ответил таксист.

– От какой школы?! – ощущая, как тонкой змейкой в душу заползает холодок страха, переспросил Андрей.

– Той, в которую ты направляешься, – заявил он.

«Разве я успел сказать адрес?» – подумал учитель.

– Ты не назвал адрес, но я знаю, что тебе туда надо,– совершенно спокойно сказал шофёр, обернулся, посмотрел на Андрея жёлтыми глазами с вертикальными чёрными зрачками и захихикал. Историк вжался спиной в сиденье, пытаясь отодвинуться от него как можно дальше, а водитель, продолжая хихикать, вытянул губы, словно хотел его поцеловать и плотоядно причмокнул. Андрей негнущимися пальцами стал открывать машину, но тут она остановилась, и дверца распахнулась сама, так что он чуть не вывалился наружу:

– Приехали!!

Андрей вылез из машины и встал, глядя на школу. Большие двери медленно раскрылись ему навстречу, и в дверях показались тётя Катя и Марина, при одном взгляде на которых ему заранее стало тошно, хотя сегодня они ничего не жевали. Андрей поднял голову вверх и взглянул на окна своего класса: там столпился его пятый Г, его «монстрики», как он ласково называл их совсем недавно… Теперь это были самые настоящие, гадкие, уродливые создания, словно порождения одурманенного кокаином воображения, и сердце учителя невольно сжалось от неожиданной тоски: «Почему всё это случилось и с ними тоже?! Почему?! Ведь они совсем маленькие, они никому ещё не успели насолить!»

Дети, раскрыв окно, призывно махали ему, и учитель услышал внутри себя их зов: «Идите к нам, учитель! Дрюня, идите к нам, вы наш!!»

Андрей, качнувшись, сделал шаг вперёд и в последний раз поднял голову, чтобы проститься с этим, в общем-то, не таким уж и плохим миром… «Я плохо жил, – внезапно подумал он. – Но я любил жизнь, она многое дала мне… А я… я сделал что-то такое, чтобы обо мне осталась хоть какая-то память?»

И он, мысленно сжав кулаки, воскликнул:

– Господи, зачем я жил?! Зачем?!

И тут же почувствовал, как невидимые узы опутали его тело и настойчиво повлекли внутрь школы. По щекам потекли горячие слёзы, смешиваясь с мокрым снегом, незримая верёвка натянулась ещё сильнее, но Андрей всё стоял, не двигаясь с места, и, задрав голову, смотрел на набрякшее, истекающее дождём небо. Потом взгляд его сместился правее, и он заметил сквозь серую пелену дождя слабое свечение, исходившее от золотой луковки православной церкви.

«Надо пойти в церковь!» – с отчаянием утопающего подумал он и шагнул в её направлении.

– Идите к нам! – завизжали в окне дети, почуяв недоброе.

Андрей взглянул вверх и сделал ещё один шаг по направлению к церкви, ощутив, как верёвка сильнее впилась в его тело. Дети забесновались, некоторые из них забрались на подоконник, собираясь спрыгнуть вниз, и тогда Андрей решительно пошёл в сторону святого храма. Первые шаги дались ему с огромным трудом, как будто к каждой ноге была привязана чугунная гиря, не хватало воздуха, сердце билось скачками, то судорожно стуча, то абсолютно замирая, так что учитель с ужасом, поднимающим на его теле все волоски, думал: «Если я упаду, всё будет кончено!»

Но каждый последующий шаг становился всё легче и легче, так что под конец он смог побежать, опасаясь погони, которой почему-то не было: Дети, таксист, учителя, полицейские стояли и смотрели ему вслед, но не двигались с места.

Андрей открыл тяжёлую массивную дверь и вошёл под своды церкви, не перекрестив лба и не поклонившись – просто вошёл и стоял, вдыхая сладкий аромат ладана, смешанный с запахом горящих восковых свечей. Он не сразу заметил священника, стоявшего в притворе церкви и смотревшего на него.

– Здравствуй, сын мой! – негромко произнёс священник, и Андрей вздрогнул от неожиданности.

– Здравствуйте, здравствуйте… – пробормотал он и замолчал, не зная, как к нему обращаться. Священник почувствовал его замешательство и, одобряюще улыбнувшись, промолвил:

– Зови меня батюшка, сын мой, я давно ждал тебя.

– Давно ждали?! – недоверчиво пробормотал учитель.

– Давно, потому что время пришло, – был ответ, услышав который, Андрей попятился и взялся рукой за ручку двери. В глазах его метнулся ужас, но священник успокаивающе добавил:

– Не бойся, я не из них, я настоящий!

– А чем докажете? – спросил историк.

– Посмотри мне в глаза, – спокойно и просто ответил он, подойдя поближе.