Храни меня на вираже

Она резко повернулась и быстрыми шагами пошла по коридору. Меро уже ничего не понимал, он просто бросился за ней.

– Эта комната?

И прежде, чем он ответил, она распахнула дверь. Когда включился свет, девушка уже прошла за порог.

– Нет, это мой кабинет, – с опозданием ответил Натан.

Он зашёл следом и увидел, как девушка застыла у картины. Лицо её вытянулось. Она посмотрела на Меро, потом снова на свой портрет. Губы её задрожали.

– Тарас видел эту картину, – скорей утвердительно, чем вопросительно сказала она.

– Случайно.

– Вот почему он сделал мне предложение выйти за него замуж, когда вернулся, – прошептала она.

Меро видел, что она не в себе.

– Вот почему он ничего не рассказал мне, – рассмеялась она. – Побоялся, что я могу выбрать не его! Он тебя испугался, Натан!

Её уже лихорадило. И он не выдержал и вспылил:

– Ты можешь рассказать, что у вас произошло? Тебе не кажется, что я должен об этом знать?! Я хорошо помню, что у вас была взаимная любовь.

– Мы должны были пожениться в Чехии после гонки четырнадцатого марта. Я тоже думала, что Тарас меня любит. Пока, назначив день свадьбы, он не привёл любовницу в наш дом, на нашу с ним кровать…

Выпалив это, Серафима заплакала и выбежала из кабинета.

– Четырнадцатое марта – это же сегодня… – медленно отходил от шока Меро.

Он нашёл её в комнате на втором этаже. На его стук никто не ответил, и Натан отворил дверь. Сима стояла у окна, худенькие плечи её вздрагивали: девушка всё никак не могла успокоиться. Тогда он тихо подошёл сзади и обнял её. Сима замерла, но не напряглась.

Постояв немного, Натан сказал:

– Если тебе легче остаться одной, я уйду. Но лучше, чтобы ты рассказала мне всё. Как подружке.

Повернув её к себе, он заглянул в её выразительные, но грустные глаза с бисеринками слезинок на ресницах и увидел в них ответ.

Тогда он взял её за руку:

– Пойдём вниз. Там теплее, камин горит. Я тебя вина налью. Пойдём!

Когда спустились в гостиную, Натан сел на диван, посадил Серафиму рядом, и она рассказала, как бродила больная по городу, как нашёл и отогревал её Волчок, а затем их забрал Дмитрий. Как она выздоравливала в его доме. Единственное, о чём она умолчала, – кто они с Забелиным на самом деле…

Они так и заснули на диване в одежде под мерный гул пламени и треск поленьев. Она – доверчиво положив голову ему на грудь, а он – нежно обнимая её, как самую величайшую драгоценность в мире.

* * *

– Ну вот, это моё родовое гнездо, – сказал Натан, припарковавшись. – Вы тут с Волчком пока посидите в машине, а я пойду собак привяжу.

Серафиме сразу понравился сад: деревья и кусты сохранили свой первозданный дикий вид, не то что стандартно подстриженные кустарники строгой геометрической формы. Долго ждать не пришлось, она уже видела возвращающегося Натана, на плече его сидел сильно подросший совёнок.

– Лу! – узнала Серафима и выскочила из машины.

Совёнок тоже её узнал и принялся кружиться над ней, а потом сел на плечо и позволил погладить себя.

– Какой ты стал красавец! – приговаривала она, осторожно проводя пальцами по мягким пёрышкам.

Волчок тоже выбрался из авто, уселся возле хозяйки и поднял морду вверх.

– Гав!

Птица слетела с плеча и опустилась рядом с собакой. Натан и Сима с замиранием сердца смотрели на них, готовые броситься на выручку Лу, если Волчок не признает старого друга и решит поохотиться. Пёс сделал шаг, потянулся носом и понюхал совёнка.

– Гав!

От неожиданности Лу взмахнул крыльями, но не улетел, а остался сидеть на месте.

– По-моему, они узнали друг друга, – прошептал Натан.

– Похоже на то, – так же шёпотом ответила Серафима. – Смотри, совсем не боится Волчка.

– А вот моих собак он так к себе не подпускает. Ладно, пойдём, нас уже заждались.

Натан взял её за руку и повёл в сторону дома. К счастью, семейный ужин не превратился в смотрины. Героем дня был Натан, праздновали его победу – обнимали, рассматривали кубок. Говорили громко по-французски. Он всем представил Серафиму, что-то о ней сказал, после чего отец, мать и брат поочерёдно подошли и пожали ей руку.

– Прости, родители и брат не говорят по-русски: бабушка учила маму, но та забыла. Я им сказал, что ты моя гостья, что я в России останавливался в твоём доме, а теперь ты гостишь в моём.

«Миловидная пара, – подумала про себя Серафима, поздоровавшись. – Неплохо смотрятся вместе Анна и Леон Меро. Ей пятьдесят пять, ему около шестидесяти, но выглядят моложе».

В их одежде не было и намёка на светскость: простая, удобная. Отец был в светлом костюме, мать – в персиковых брюках и тунике с цветочным орнаментом, брат Арне вообще в свитере и джинсах. Новицкая даже пожалела, что в новом светло-горчичном платье выглядит как заблудившаяся после показа модель. Хотя виновник торжества не сводил с неё глаз, и его младший брат тоже.

Наконец Натан подвёл Серафиму к креслу, где сидела со вкусом одетая, ухоженная пожилая женщина, и язык не поворачивался называть её старой.

– Бабушка, это Серафима, она…

– Да слышала я, слышала про гостью, – с усмешкой поддела она внука. – Будем считать, что я поверила.

Потом она обратилась к Симе на чистейшем русском:

– Ну что, совсем потерялась, красавица? Все лепечут на французском, и никто тебя, кроме меня, Марии Сергеевны, не понимает? И хочется забиться в норку… Так?

Серафима искренне рассмеялась:

– Как хорошо вы всё описали!

– Всегда знала, что у моего внука отменный вкус. Ни капли жеманства! – похвалила она Серафиму в глаза. – Ну, на сколько приехала, не спрашиваю. Вы только в зал вошли – я сразу поняла: он тебя никуда не отпустит.

Серафима от удивления приподняла брови, а её щёки порозовели.