Янка при дворе царя Петра

– Без меня доделают. Ну, так как?

– Спрашиваешь! – Янка восторженно хлопнула себя по коленке. Потом положила монету на место и спросила:

– У тебя пятака не найдется, к шишке приложить?

– Пойдем, поищем! – засмеялся Петр.

Янка забрала свои вещи, и они вместе вылезли в окно.

* * *

– Алексашка-то как? – вдруг спросила Янка у Петра. Он быстро взглянул на нее.

– А ты откуда знаешь? – Петр удивленно поднял брови.

– От верблюда. Зачем ты его побил, Пит? – она вдруг посерьезнела. Он покраснел.

– За тебя. За дерзость его, – раздраженно сказал он. – А вообще, наверное, из-за себя, такая досада была… – он дернул шеей. – Ладно, – он усмешливо посмотрел на нее. – Жив твой защитник, чего ему сделается.

Они дошли до комнаты Петра. Там Янка поставила свои вещи в угол.

– Я пойду, Саньку проведаю. Да и к Наташе тоже надо зайти, спасибо сказать, – она остро глянула на него и вышла. Петр посмотрел ей вслед и покрутил головой.

* * *

Янка нашла комнату стольников. Открыла дверь, заглянула. Алексашка прикладывал к разбитому лицу мокрое полотенце и постанывал.

– Ёкорный бабай! – не сдержавшись, воскликнула Янка. – Вот это живопись!

Алексашка вздрогнул от неожиданности.

– А, это ты? Ох! – он опять приложил к лицу полотенце. – Как сам-то? Отошел? – сквозь полотенце спросил он Янку.

– Ты про меня или про Пита? – прищурившись, хитро спросила она.

– Ясное дело, про тебя! – чуть рассердился Алексашка.

– Как видишь! – усмехнулась она. – А ты меня видишь? – она подошла к нему. – Дай-ка посмотрю! – она сняла с его лица полотенце. – Да-а! Пит прям художник-авангардист! Малевич, блин! Конкретно тебя разукрасил! – она стала осторожно промокать ему ссадины, дуя, чтобы не было больно. – Из-за меня, да? – Янка сочувственно посмотрела в глаза Меньшикову. Он опустил голову и кивнул.

– Две оглобли об меня изломал! – вдруг сказал он. – Рожу разбил! Никогда еще мне так не доставалось! – Алексашка, еле улыбнувшись, рассмотрел Янку. – Да и ты, я вижу, тоже не совсем в порядке, – он указал на ее шишку и разбитые губы. Янка смутилась, покраснела.

– Спасибо тебе. Я ведь не поверил, что ты за меня вступишься. И за Наталью тоже спасибо, если бы вы не успели, я не знаю, что бы было, – она пожала руку растроганному Алексашке. – Про Переславль знаешь? – Янка сменила тему.

– Знаю. – Алексашка еще раз смочил полотенце в чашке с водой и приложил к лицу. – Вечером собираться будем, завтра поедем, – он положил полотенце на стол и, охнув, поднялся. Поморщившись, подержался за поясницу и посмотрел на Янку.

– Ничего, до свадьбы заживет! Верно, Янка?

– Верно! Ладно, я пойду до Наташи пройдусь, а то убежал и даже не простился. Пока! – Янка махнула Алексашке рукой и скрылась за дверью.

* * *

Янка постучала в дверь к Наталье. Приоткрыла.

– Наташа!

Наталья, сидевшая за пяльцами подняла глаза, улыбнулась:

– Заходи, Янка!

– Ты извини, что ушел и нечего тебе не сказал, – виновато сказала Янка, – я пришел тебе спасибо сказать. – Янка подошла к Наталье и взяла ее за руки.

– Ну, что ты, – смутилась та. Янка вдруг порывисто обняла Наталью и поцеловала в щеку.

– Я тебя очень-очень люблю, Наташа! – прошептала она и счастливо улыбнулась.

– Ты только с братцем моим поосторожнее будь, – предупредила Наталья. – Видишь, какой у него нрав, прямо бешеный!

– Хотелось бы пообещать, да, боюсь, не получится, – виновато улыбнулась Янка и отстегнула от олимпийки значок виде маленькой капельки крови. – Этот значок у нас дают тем, кто сдает свою кровь, чтобы помочь больным людям. Ты спасла мне жизнь, и я хочу подарить его тебе.

– Спасибо, Янка! – Наталья бережно взяла значок и поцеловала Янку. – Будь осторожен в Переславле, да и за братцем там последи, чтобы берег себя, – напутственно по-матерински сказала Наталья.

– О’кей! – согласилась Янка. – А за меня не беспокойся, – она вздохнула, потом весело посмотрела на Наталью. – Чувствую, эта порка не последняя! – она засмеялась и пошла к двери. – Пока, Наташа!

– Благослови Бог! – перекрестила ее вслед Наталья.

* * *

Вечером Янка помогала Петру упаковывать вещи для экспедиции в Переславль. Алексашка, отлежавшись, тоже участвовал, только прикалывался над янкиной шишкой.

– Пит, у тебя там третьей оглобли случайно нет? – выйдя из терпения, спросила Янка Петра, который упаковывал чертежи в свой сундучок. Он вопросительно посмотрел на нее, не понимая.

– Ты про что, Янка?

– Да вот я думаю, приложить печать на Санькин лоб. А оглоблей было бы в самый раз! – она, прищурившись, угрожающе сдвинула брови. Петр засмеялся, а Алексашка покраснел как помидор.

Чуть позже Петр собрал консилиум из вернувшихся с выходных стольников. Распределил обязанности по постройке крепости и написал список всех отъезжающих в Переславль. И около полуночи все только разошлись спать.

* * *

Ночью кто-то поджег сарай, в котором стояла машина. Поджег был совершен через слуховое окошко, ведь сарай был каменный. Пожар заметили только утром, когда пламя вырвалось наружу. Потушили быстро, но машина сгорела дотла. Петр приказал вывести всех дворовых и привязать к двум дубам по веревке. Янка, проснувшаяся от запаха дыма, безмолвно смотрела на остатки машины. Петр был в ярости, он сверлил людей взглядом.

– Я помилую того, кто укажет мне на злодея! – срывая голос, бешено крикнул он. Люди стояли, хмуро глядя под ноги. Янка, выйдя из оцепенения, посмотрела на молчащую толпу. Потом на веревки, но еще не поняла, чего хочет Петр.

– Последний раз спрашиваю, кто?! – снова крикнул Петр. Опять тяжелое молчание. Он дернул головой:

– Повешу каждого второго! – жестко сказал он и махнул рукой стрельцам. – Давай!

Те выхватили из толпы мужика и, заломив ему руки, поволокли к дубу. У Янки расширились глаза, она, наконец, поняла, в чем дело. Вдруг…