Неевклидово пространство

– То есть вы хотите участвовать в расследовании? – уточнил Коллингейм.

– Да.

Идея была соблазнительна. Но нереализуема.

– Боюсь, должен отказаться от ваших услуг. Для доступа к материалам следствия у вас нет соответствующего разрешения.

– Есть. Вам, наверное, еще не сообщили, – с некоторым сочувствием в голосе произнес Майер.

Сообщили. Алекс просто неправильно понял намеки об опыте работы с представителями Китиары. Детектив думал, что речь идет о пропавших исследователях. А, оказывается, о найденном помощнике.

– У вас есть идеи? – спросил детектив.

– Можно попробовать поискать их по коммам, – предложил Майер.

– Пробовали. Они отключены.

– Можно найти данные о том, где, – тут китиарец сделал ударение, – они были отключены.

– На коммах стояла защита от навигационного контроля, – возразил Алекс и наткнулся на улыбку брюнета. – Тогда почему вы до сих пор их не отследили? Вам нужно мое позволение?

– Мне нужны позывные брата Тайни и их девушки, Эбигейл.

– Вы точно знаете, что он ее брат?

– О Тайни я знаю всё, – уверенно ответил китиарец. И было что-то предостерегающее в его словах. Хотя, казалось бы, чего им делить? Ноль на скольких не дели, всё равно получишь ноль.

– Если вы настолько с нею близки, почему не общались с Эмилем Роулом? – мило полюбопытствовал детектив.

– Потому что меня интересует Тайни, а не ее брат, – ответил Майер тоном школьного учителя, в десятый раз объясняющего тему. – Так вы дадите мне позывные?

Алекс загрузил комп, и на мониторе показалась бегущая строка от начальства с распоряжениями по поводу мистера Виктора Майера. Очень своевременно.

Коллингейм продиктовал нужные данные китиарцу – по большому счету, тайну следствия они не составляли. Дал свой позывной. Майер пообещал, что сообщит, как только что-нибудь найдет, и откланялся.

По заведенному на Атоване порядку запрос о снятии защиты с навигационного контроля удовлетворялся через десять суток после пропажи человека, если обстоятельства исчезновения не ясны. В течение суток – если были признаки насильственных действий. Подобные меры применялись и к беглым преступникам, если их вина доказана. В случае китиарцев дело осложнялось инопланетным гражданством. Без официального разрешения Китиары отслеживание координат было недопустимо. То есть сначала нужно было либо признать, что китиарцев похитили, либо доказать, что они преступники. В первом никто признаваться не спешил («нам неприятности не нужны»), а для второго не было доказательств. Одни версии на уровне галосериалов. Поэтому помощь – особенно от китиарца, пусть не по гражданству, так по рождению – была очень кстати.

В отделе стало шумно. Коллеги возвращались с оперативки. Алекс потянулся к кружке и решил, что кофе уже остыл. Чем не повод сбросить лишние эмоции? Возле кофе-машины топтался Дакбилл.

– Что, везет тебе на китиарцев? Мальчики-то у них тоже «огонь»? – с намеком спросил Сай.

– Не знаю, не пробовал. Но могу ему намекнуть, что ты интересовался, – душевно ответил Коллингейм.

Дакбилл что-то буркнул в ответ, и тут до Алекса дошла странность подколки:

– А ты откуда знаешь про китиарца?

– Так капитан нам сообщил, что у тебя будет крутой помощник, – поведал Сай.

Ну, что за скотство? Чуть раньше о «помощнике» кэп сообщить не мог?

Алекс кивнул и направился к себе. Экстремистские группировки. На повестке дня – экстремисты-антикитиарцы. Чем глубже закапывался Коллингейм в дебри поисковика, тем непригляднее становилась картина. К концу дня он более-менее определился с хронологией событий.

Глава 4

Антикитиарские выступления начались еще до прилета исследователей. Авансом, так сказать. Наверное, как побочное действие скандала с Бруксом. На некоторых форумах стали проскальзывать идеи, что от этих китиарцев одни беды. Сентенция, хорошо знакомая детективу. Но к прибытию представителей Исследовательского Корпуса она преобразовалась во «Все беды от китиарцев». В некоторых блогах появились развернутые обзоры, повествующие о прегрешениях китиарцев перед Богом и человечеством. Мысли о том, что Китиара жаждет захватить мир и планомерно устраивает на других планетах эпидемии и прочие катаклизмы, которые потом сама же и устраняет. А иначе почему ей это удается? Строились версии о том, когда и как на Атован был завезен синдром Хардена. Алекс со времен полицейской академии, где прослушал курс медицины, твердо помнил, что впервые синдром проявился у первопоселенцев. Не иначе, как вражеские агенты Китиары пробрались в число отцов-основателей. Жаль, что китиарцы в ядерных технологиях не сильны, а то бы их и в спектре местного светила обвинили.

В общем, возле космопорта китиарцев встречали с цветами, а у гостиницы их поджидал пикет. Служба безопасности отеля настойчиво попросила пикетчиков убраться. Ничто не омрачило приезд высоких гостей. Но бдительные зеваки факт разгона зафиксировали, вызвав волну кулуарных обсуждений. Желтая пресса тоже не осталась безучастна. Обычно она пугала обывателей обещаниями конца света, всеобщего энергетического кризиса и грядущей победы энтропии над всем живым. На взгляд Алекса, это одно и тоже, и неэнштейновская физика давно доказала беспочвенность подобных угроз. Но люди «пугались» и шушукались, замечая очередные приметы надвигающегося конца: «А вчера я видел…» – «Да что там, вот я с утра слышал!..» Беседа высокоинтеллектуальных людей. Теперь таблоиды устрашали зрителей предсказаниями новых катастроф с участием сверхлюдей.

Новая волна антикитарских настроений поднялась, когда китиарцы объяснили механизм возникновения болезни. Эбигейл Джонсон со знакомой невозмутимостью рассказывала про какие-то природные векторы, активируемые фотонами определенной волны. Из рассказа следовало, что синдром Хардена – это чуть ли не универсальная защита от местного солнца. Во всяком случае, так это понял Алекс. И не только он. Столб вони о том, что китиарцы хотят поперезаражать ужасной болезнью всех, поднялся до небес. Постепенно обвинения притухли. Обыватели легко переключаются на новые «страшилки», на фоне которых их существование уже не кажется таким мрачным. Атован жил своей жизнью. Появилась информация об истощении еще одного месторождения. Многим грозили увольнения. В этом китиарцев было сложно обвинить.

Но тишина продлилась недолго. На одной из улочек был обнаружен обезображенный труп мужчины, страдавшего синдромом Хардена в крайней степени. Харденовские «бляшки» с его тела были срезаны, и мужчина скончался от потери крови. Таблоиды запестрели сообщениями: «Супер-люди или нЕлюди?», в которых рассуждали о тех нечеловеческих методах, к которым прибегали китиарцы в своих исследованиях. Алекс по датам нашел дело и запросил его из архива. Следователем был Сайрус. По ДНК была установлена личность убитого. Им оказался сорокалетний Томас Гунн. Безработный, ранее числившийся пропавшим. Осведомители принесли информацию, что примерно год назад Гунн проиграл изрядную сумму серьезному человеку, после чего ударился в бега. Сай легко свёл концы с концами: беглец прятался на окраинах, а то и за пределами щитов – отсюда харден. Но и там его нашли и проучили. Криминальные разборки бывали очень жестоки, поскольку носили воспитательный характер для оставшихся в живых. Дело закрыли. Но публике столь очевидная версия не понравилась. Люди продолжали муссировать китиарскую тему. Устраивали пикеты возле исследовательского центра. Похоже, правительству требовалось немало сил, чтобы не дать этой грязи выплеснуться на центральные каналы. А тут смерть Бродски. Прямо праздник для души!

Теперь показания свидетелей становились объяснимыми. Фит был ярым сторонником антикитиарских настроений. Дэнни отражала позицию тех, кто переживал за приезжих, но ничего не делал, чтобы их защитить. Смит – позицию чужаков. Последние в этом хороводе выглядели приличнее других.

Алекс не сомневался, что ответ на запрос в СБ исследовательского центра подтвердит слова Даниэлы Вуд. У директора однозначно были основания трусить. Но одно дело – потолкаться в пикетах, исцарапать стол или подкинуть в аэрокар дохлую кошку, и совсем другое – убить человека. Между этими двумя видами протеста дистанция огромного размера. К тому же, если бы это были разъяренные боевики-экстремисты, они бы просто перестреляли троицу, не заморачиваясь кляпами и плетками. А Алекс в глубине души всё-таки склонялся к тому, что картина преступления была инсценирована. Люди под «нирваной» не утрачивали физиологических функций. Детективу приходилось сталкиваться с делами о сексуальном насилии над жертвами под наркотиком. Он даже видел запись такого изнасилования. Со стороны никак не скажешь, что девочка была против. Но насколько нужно быть циничным, чтобы изнасиловать бессознательного мужика и после этого хладнокровно его убить? Ладно. Возможно, это была какая-то обиженная девица, которую китиарец грубо отверг. Но где он пропадал всё воскресенье? И что случилось с остальными?

Размышления Коллингейма были прерваны писком комма. Майер тоже провел этот день не зря. В сообщении значились координаты, где исчезли сигналы китиарцев.

Согласно информации от провайдера связи, комм Роула был отключен в понедельник, в десять тридцать утра, а коммуникатор Эбигейл работал до пятнадцати сорока. В это время Бродски уже был мертв. Ни одного исходящего вызова после двадцати одного субботы от китиарцев не было. В воскресенье на номер Роула было четыре вызова с одного позывного – от Даниэлы Вуд. Девушка беспокоилась. В понедельник входящих было столько, что от позывных и имен пестрело в глазах. Большинство из них были для Алекса пустым звуком. Майер к этим сведениям добавил, что оба комма не двигались с ночи на воскресенье и находились рядом, практически в одной точке. Координаты указывали на подземные этажи того самого борделя, где обнаружили труп Оуэна. Зона погрешности составляла пять метров во всех трех измерениях. Участок небольшой, но искать среди бесконечных хитросплетений труб, кабелей и коробов было непросто. Радовало одно: трупного запаха не было. Четыре часа вечерне-ночных поисков увенчались успехом, если так можно выразиться. Коммуникаторы нашлись в одном из коробов, запрятанными за провода. Выключились они из-за разрядки аккумуляторов. Коммы были девственно чисты. В них отсутствовала даже стандартная прошивка. В системе болтался лишь какой-то непонятный код.

Хмурый и сонный Коллингейм глушил двойной эспрессо и ломал голову над очередной загадкой этого дела. Итак, в ночь с субботы на воскресенье случилось что-то важное. Китиарцы зачем-то прибыли в третьесортный бордель и спрятали там свои коммы – или их спрятал кто-то другой, чтобы отвести след. В воскресенье – а может в ночь на воскресенье, Бродски избивают. Свои или чужие? Если чужие, и китиарцев схватили, то как двоим удалось спрятать коммы? Коммуникатор Бродски был найден в номере вместе с телом. Выглядел он так, будто на нем танцевали жигу в шпильках. Чип памяти был поврежден, и эксперты полиции из него ничего выжать не смогли.

Может, китиарцев схватили не одновременно. А может, не хватали вообще. Возможно, в группе действительно назревал скандал. Пока слова Даниэлы не противоречили истине, и если посмотреть под этим углом на версию Райана, то возможно, они оба не врут. Просто стажер не всё знал. Итак, конфликт достиг апогея, и китиарцы подрались. Может, даже там, в борделе. Но Оуэна убили через сутки с лишком. Зачем нужно было заранее вырубать и прятать коммы? Не исключено, что из-за увлечения капитана – чем бы оно ни было – у Эбби и Эмиля возникли проблемы, и они оказались вынуждены прятаться. Бродски расплатился по долгам. А они… ждут появления своих?

Официальный представитель Китиары вот-вот должен появиться. Алекс это нутром чуял. Он потянулся, чтобы вновь отхлебнуть из кружки.

– Как успехи? – раздался голос за спиной.

Детектив оглянулся. Там стоял Виктор Майер.

– Пусто.

– В смысле, – брюнет прошел к креслу Олдмена, – не нашли?

– Нашли, – детектив кивнул. – Но в коммах пусто.

– Совсем-совсем пусто? – Китиарец не был удивлен, он уточнял, будто это имело значение.

– Программеры обнаружили нечто неопознаваемое, но пока не представляют, с какой стороны к нему подлезть.

Майер презрительно хмыкнул:

– Ну-ну…

– А вы, конечно, его вскроете в два счета, – саркастически заметил Алекс.

– Боюсь, что нет. То, что вы описываете, похоже на процедуру «аларм», – задумчиво произнес брюнет. – Так Исследовательский Корпус зачищает технику в случае опасности. Оставшаяся программа – ключ. Она позволяет по паролю выйти на ссылку, откуда можно скачать резервную копию данных. Проблема в том, что пароли у нас навороченные, а программа допускает только две попытки.