Алая дорога

– Да, вы правы, – рассеяно отвечала Елена. Отец стоял рядом с обеими Орловыми и, видимо, не думал подходить к дочери. Фридрих сразу же поспешил к карточным столам, а Елизавета, не бросая мужа, вынуждена была последовать за ним, хоть ей не терпелось развлечься иными способами. Елена осталась без опеки, что не было грубым нарушением приличий на импровизированном балу.

– Вы подарите мне танец? – нараспев спросил Жалов.

– Полонез ваш.

– Полонез? – разочарованно воскликнул Александр. Нежная кожа на его гладко выбритых щеках сошлась в гримасу. – Скука смертная. Что же, вальсы уже отданы?

– Да. А где же ваша Ирина? – спросила Елена без тени ревности, просто потому, что что-то нужно было спросить. Ирина была очередным увлечением Александра, не слишком, впрочем, серьёзным.

Её собеседник озарился белозубой улыбкой, поняв холодность и вопрос Елены по-своему. Второй танец по старинке оказался полонезом, и Елена с Александром несколько минут принадлежали только миру тела и друг другу.

– О, её родители поставили меня в неловкое положение, спросив о моих намерениях относительно прекрасной Ирины. А что я мог ответить им? Что засыпаю от её увлекательных историй? – он усмехнулся. – Да и потом, я не намерен жениться.

– Ох, я слышала это тысячу раз от мужчин, подобных вам: «Я никогда не женюсь!», – мастерски передразнила она воображаемого повесу. – А потом – хлоп, и вы женаты на бедной девушке с поразительными глазами!

Последнюю фразу Елена произнесла выразительнее, чем было нужно, потому что заметила в богато маскированной кучке Алексея. Он был одет в обычной манере, словно перепутал маскарад с простым собранием. Свободные рукава белой рубашки выгодно подчёркивали ширину его плеч, а узкий жилет облегал талию. Непринуждённая элегантность всегда сквозила в его жизни и касалась всего – одежды, поведения, связей. Даже ссорился он как-то особенно обаятельно. Орлова с неудовольствием осмотрела его «костюм», но он отделался заверением, что одет по моде второй половины прошлого века, и был великодушно прощён.

Алексей не танцевал. «Презирает сборища», – подумала Елена не без гордости. Алексей увидел её и широко улыбнулся обезоруживающей, но – увы! – нечастой улыбкой. Рядом с ним топтались неизменные друзья – Пётр и Ольга. Последняя слегка поправилась со дня свадьбы и выглядела премило. Её испуганное выражение на лице немного стёрлось, правда, нижняя челюсть по-прежнему предательски выпирала вперёд, слегка портя её миловидное, но почти всегда озабоченное лицо. Ольга по привычке висела на руке мужа. «Как она умудряется ходить с таким выражением?» – удивлялась Елена всякий раз при встрече и загоралась прилежной улыбкой.

– Я полагаю, вальс за Нестеровым? – в голосе Александра Жалова Елена уловила что-то, похожее на ревнивую насмешку.

– Вы поразительно догадливы, – ответила она, нахмурившись.

– О ваших отношениях уже судачат словоохотливые кумушки.

– Они судачат всегда и обо всех, я бы посоветовала вам поменьше их слушать.

– Вам безразлично, что он незаконнорожденный?

Елена чуть не впилась ногтями в его руку. Было отвратительно слышать, как кто-то, походя, оскорбляет Алексея. «Да он и без семьи куда лучше тебя!» – чуть было не крикнула она, но воспитанность взяла верх над чувствами.

– Я думаю, это не так важно, как кажется. Главное – человеческие качества, – сказала она, не глядя на Жалова. «Хоть бы этот танец поскорее кончился!» – вспылила она, нехотя передвигая ноги.

– Думаю, ваш отец вряд ли придерживается такого же мнения.

Музыка умолкла прежде, чем Елена успела всё-таки нагрубить человеку, которого до этой минуты считала другом, а теперь, ревностно охраняя свою любовь, готова была бросить его под ноги танцующим парам. Разумеется, отец не станет чинить препятствия её счастью! Стараясь уверить себя, что Александр сказал это не со зла, а по безответственной привычке ранить людей, Елена подошла к Алексею, Ольге и Петру. Они собрались на домашнем балу, так что необязательно было соблюдать все условности и неотрывно дежурить подле родных. Друзья приветливо встретили её, осыпая градом восхищенных слов.

– Елена, вы похожи на богиню! – вскрикнула Ольга, неизящно махнув маленьким букетиком, покоящимся в её руках и едва не задев им новоиспеченного мужа.

– Благодарю, – приветливая улыбка Елены, хоть и смущённо, но снова красовалась на выразительном, но бледном лице (пудра и румяна только слегка окрашивали его). – Ольга, вы так похорошели! Не зря говорят, что замужество красит женщину.

Она не лукавила, и Алексей понимал это. Он смотрел на эту девушку с всё возрастающим восхищением. Он оценил ее шаг против предрассудков. Да к тому же, хоть он и старался, не в пример своим собратьям, не ходить на поводу у красоты, Елена день ото дня становилась всё милее, и оставаться равнодушным к её напору было выше его сил.

Ольга зарделась, скромно опустив глаза, которые красноречиво выдавали: «Да, вы правы!»

– Вы планируете уехать из Петербурга? – обратилась Елена к молодожёнам, косясь при этом на Алексея и слегка приподняв уголок рта. Кокетству она научилась совсем недавно, да и то до конца не понимая, что оно светится в ней, завлекая и обезоруживая Алексея, обычно не терпевшего женские игры. Тех, кто шёл на поводу флирта, он презирал.

– Мы ещё не нашли подходящее имение, так что пока снимаем несколько комнат в Петербурге.

– Мой отец, кажется, планировал продать небольшую деревеньку возле нашего Степаново. – Она тактично замолчала, вспомнив, что деньги понадобились ему для дорогого подарка одной актрисе, которой Аркадий Петрович был очарован. То, что он был почти помолвлен, его, казалось, не мучило.

Пётр оживился.

– Это было бы прекрасно!

– Тогда я поговорю с отцом. Вам он уступит, я не сомневаюсь…

– Елена Аркадьевна, – разомкнул уста Алексей после некоторого молчания, слегка насмешливо и даже покровительственно поглядывая на, как ему уже начинало казаться в свете последних происшествий с признаниями и прочими приятными вещами, даму своего сердца, – к нам приближается какой-то почтенный родоначальник, наверняка близкий друг вашей семьи, и явно с намерением. Так что достаньте карне, он непременно ангажирует вас. Только вот где ваш батюшка?

«Ну что за человек?» – беззлобно подумала Елена, едва не ответив на его безмолвный призыв презреть все правила, а вслух изрекла:

– Представьте, я не пользуюсь этими ухищрениями. Это старомодно.

Алексей улыбнулся с видом человека, чьи замыслы оправдались, но который был слишком сдержан, чтобы торжествовать открыто.

Время летело, растворяясь в музыке, смехе и приятном аромате зала. Елена танцевала нечасто, иногда оглядываясь на Алексея и злясь, что он видит её безоружность. Уговор был только о последнем вальсе, так что остальное время она была свободна, хотя и не стремилась к этому. Алексею, по-видимому, нравилось дразнить её, с лукавством заставляя ждать, и это и раздражало её, и нервно смешило. Елена догадывалась, что, несмотря на свой разочарованный вид, он с удовольствием пришёл на это «пресыщенное сборище». Спустя несколько часов некоторые гости вечера разъехались по домам, оркестр играл всё ленивее и чаще сбивался на фальшивые ноты. Столы с закусками пустели. Елена, путешествующая между комнатами, не хотела смотреть на Алексея, чтобы не давать ему повода возомнить, что его ждут, съедала очередной, лишний уже, кусочек воздушного пирожного и говорила что-то и так известное какому – нибудь заезжему аристократу. Отец её, не понимая, почему дочь отказывается ехать домой, злился и, напуская на себя вид оскорблённого праведника, брал Аду за руку, пока остальные были заняты мыслью, что неплохо уже выйти на свежий воздух. У Елены мелькала порой мысль, что её кавалер не должен так испытывать её привязанность и терпение, но быстро улетала, стоило ей начать говорить с ним. Во время этих бесед она перехватывала взгляд отца, но не хотела читать в нём безразличие к её времяпрепровождению и знакомствам, которые, как ему казалось, не приведут ни к чему серьезному. Поэтому пусть девочка развлечется. Аркадий Петрович, несмотря на своё давнишнее желание увидеть дочь хозяйкой чужого имения, весь бал провёл в обществе Ады и безразлично – нетерпеливо кивал, если какой – нибудь франт просил позволения пригласить Елену Аркадьевну на тур вальса. Елена невольно подумала вдруг, что Алексей собственным принципиальным характером, как и любой убеждённый в своих идеях человек, может наделать много глупостей.

Наконец, Алексей подошёл к оркестру и, заинтригованно улыбаясь, указал на что-то. Дирижёр кивнул, посмотрел на разморенных праздником гостей и поднял палочку. Заиграло долгожданное вступление к красивейшему танцу, и Елена почувствовала, как где-то в глубине её стана разливается тёплая волна счастья, мелкими набегами парализуя тело. Алексей подошёл к ней вплотную и торжественно произнёс:

– Будете ли вы любезны вернуть мне обещанное?

Елена чуть не расхохоталась, но вовремя поднесла руку ко рту, оставив красноречие глазам.

– Конечно, господин Нестеров, долг есть долг! – ответила она со всей важностью, на какую была способна.

Они вошли в толпу танцующих пар, отдались власти музыки. Почувствовав руку Алексея на своей твёрдой талии, Елена как-то незаметно для себя засветилась, доверчиво открывая опытному собеседнику чувства. Смотря на него своими любящими сине-зелёными глазами, Елена не представляла, какое впечатление производит. Именно в этот миг Нестеров впервые ощутил всю мощь того, что сладко мучило его со дня, когда он увидел её по-настоящему – странную силу основного человеческого чувства, вечного и щиплющего душу, впервые понял, насколько ей удалось проникнуть в него. Её образ выплыл из неопределённости, захватил его, выдернул из печальных мыслей, приковал к себе, заставил глубоко вдохнуть ненавязчивый запах её блестящих волос. Алексею нравилось чувствовать её застенчивость, решимость и радость, смешанные воедино, нравилось касаться пленительной прохлады её перчатки, со вкусом сочетавшейся с древнегреческим платьем.

В этот миг она меньше всего походила на затянутую в правила приличия русскую дворяночку, которых он ненавидел, а была настоящей античной богиней, решительной и прекрасной в понимании своей власти. Она толи интуитивно, толи наивно – расчётливо знала, как одеться в великий день утверждения её любви. Пьяная от ощущения нереальности происходящего, прекрасная в расцвете юности и надежд, Елена твёрдо верила, что этот страстный вальс они растянут до конца жизни, упиваясь прелестью восхитительной мелодии. Звенел, кажется, Штраус, но они почти не слышали музыки, явственно ощущая только собственный пульс, и упоённо кружились в танце молодости и не растоптанных надежд. Вальс жил, пел, смеялся в них, поднимал из бездны души новые, или забытые, чувства. Между ними не было преград, и, не будь здесь десятков посторонних людей, они сказали бы друг другу то, что не могли выразить глаза, пусть взгляды и не отрывались друг от друга весь бал.

Глава 9

Визит к Аркадию Петровичу Алексей нанёс через неделю после бала. Естественная мысль о женитьбе посетила его только за день до этого. Он существовал в каком-то тумане, ни на что серьёзное не решаясь, даже не думая ни о чём, что когда-то было важно для него; он просто вспоминал Елену и улыбался ей, как будто она могла видеть его. В общем-то, господин Нестеров не был настолько старомоден, чтобы думать, что брак способен сделать человека счастливым, но другого способа быть с женщиной и не испортить её репутацию в то время не существовало.

Алексей не решился сначала поговорить с самой Еленой, не признаваясь самому себе, что боится её. Боится даже не отказа, а её лица, горящего такой тягой к жизни, что даже его, не юного наивного мальчика, это удивляло. До встречи с Еленой Алексей всерьёз размышлял о возможном браке с Натальей. Но призрак собственного счастья, а не только спасения хорошей девушки, на этот раз победил в нём. Наталья скоро должна была искать себе место, что для дворянки, пусть и из разорившейся семьи, было унизительно. В конце концов, Алексей решил, что ничего никому не обещал, что его вечное желание осчастливить всех просто утопично, а Наталья вряд ли вообще надеялась на него. «Она бы хотела мужа, который любит её, а не женится из убеждений», – последние мысли Нестерова были правдой. Он вздохнул о Наталье и постучал в дверь к Ваерам.

Аркадий Петрович с удивлением встретил Нестерова в гостиной у сестры, но ещё больше изумился, узнав о цели посещения. Елена гостила у Ады, поэтому мужчины беседовали открыто.

Аркадий Петрович уже давно мечтал о родстве с другом Дмитрием, хотя тот и не давал к этому серьёзных поводов помимо болтовни и завуалированных шуточек, а недавно и вовсе укатил на Кавказ, «лечить печень». Господин Грушевский, как и многие вращавшиеся с ним в одном кругу, не питал особенной привязанности к безродному Нестерову, атеисту и спорщику. Правда, состояние служило существенным плюсом для брака, ради него отец Елены готов был закрыть глаза даже на происхождение будущего зятя. Аркадий Петрович не имел чести слышать Алексея во всей красе, поэтому опасности своего будущего положения не предполагал. Считая себя либералом и воспитанным человеком, не желая принадлежать к тем варварским временам, когда молодых девушек силой затаскивали в церковь, Аркадий Петрович дал понять визитёру, что последнее слово останется за Еленой, но лично он не возражает. Аркадий Петрович, может быть, был из тех, кто может лишить ребёнка сладкого, но уж точно не из тех, кто заставляет его есть нелюбимый десерт. Елена могла не опасаться, что её, как Марию Троекурову, обвенчают силой.

Проводив Алексея жеманными выражениями признательности, но терзаясь мыслями о правильности вердикта, Аркадий побежал разыскивать сестру, чтобы точнее расспросить её, знавшую решительно всё обо всех, о достатке Нестерова. «Ничего, – подумал он, кривясь, – в крайнем случае, можно и отговориться. Велика птица!»

В то самое утро в огромном доме Натальи Орловой разразился настоящий скандал. Он странным роком предвосхитил дальнейшую судьбу двух похожих внешне, но очень разных внутренне девушек.

– Это неправда, мама, она лжёт, лжёт! – кричала Ада срывающимся, словно в истерике, голосом.

– Боже мой, перестаньте, барышни! Неприлично так вести себя двум воспитанным девушкам! – пыталась образумить их Наталья Львовна, хотя кричала только Ада, а Елена, несчастная оттого, что её поступок расценили неверно, смотрела на беснующуюся подругу с горечью, слишком глубокой, чтобы оправдываться.

Несколько минут спустя она тихо проскользнула к выходу. Никто её не удержал – все, в том числе и Наталья Львовна, были заняты успокоением Ады.