Алая дорога

Супружество для Анны оказалось неудачным настолько, насколько вообще может быть неудачен брак по любви. Уважения, схожести характеров и порядочности на наблюдалось за стенами их дома. Порядочность улетучилась, когда Анна носила первого ребёнка, а её супруг, терзаясь бесами, пригласил скоротать досуг ленивого барина привлекательную крестьянку, женщину страстную, или, если соответствовать лексике того времени, «сладострастную». Это было в порядке вещей для большинства людей, но Анна отреагировала на поведение мужа чересчур болезненно. Ей не пришла мысль свести счёты с жизнью, покарав этим неверного супруга, но всё её оставшееся существование прошло в тупом оцепенении, внезапных приступах нервозности и жалобах на горькую судьбу рябой девице, служившей у своей госпожи нянькой. Не для детей, а для самой Анны.

Бывали месяцы, когда Аркадий Петрович напрочь забывал о жене, предаваясь развлечениям. Она не ездила с ним на столичные приёмы, а гасла вне зависимости от внешних условий. Меланхоличность, которой даже счастливая череда событий, выливающихся в яркую жизнь, не может доставить радости, составляла основу её понимания горестей. Анна Грушевская казалась созданной для несчастья, а судьба щедро приправила ими её жизнь. Она не упивалась страданиями, как некоторые аморфные женщины, а умирала от них, всё глубже скатываясь в свой внутренний мир глубокой дисгармонии. Быть может, найди она смысл или подходящее занятие, всё пошло бы иначе. Но Анна, как многие её современники, не выбралась из предреволюционного болота.

Происхождение Анны Михайловны вызывало определённые пересуды, и поначалу смутило Аркадия Петровича, заставив его затянуть со сватовством. Она родилась вполне законно, но её матушка была не кем-нибудь, а самой настоящей преступницей против монархии, отловленной и посаженной в Петропавловскую крепость в назидание другим, солидарным с Софьей Перовской и не успокоившимся даже после казни той жуткой женщины и ее соратников. В заточении бабушка Елены Грушевской сошла в могилу ещё до суда. Трагедия её, если уж так повелось, что почти каждая жизнь мыслящего человека – трагедия, состояла в полном разочаровании и в казавшемся прогрессивным муже, и в дворянстве вообще. Михаил Краснов, вялый и не интересующийся ни радикалами, ни нигилистами, ни даже террористами человек ещё до рождения второго ребёнка утратил всякое влияние на супругу. Вновь связавшись с оставленным было кружком горячих сердец, мечтающих убийствами государей и генералов дезорганизовать общество и привести страну к выкидышу старой системы, Зинаида Краснова осталась с ним навсегда. Сколько ей ни твердили, что разорением всего старого делу не поможешь, она осталась при своём и отказалась причаститься перед смертью. Поговаривали, что причиной кончины оказалось самоубийство, ведь Зинаида не привыкла подчиняться и терпеть кажущиеся ей вопиющими порядки тюрьмы и сам факт лишения ее свободы.

Отцу малолетней Ани и её брата Василия стоило многих сил восстановить репутацию после тех печальных событий. Не ради себя – ради будущего детей. После скоропостижного замужества дочери и устройства сына под крылышко давнему знакомому он по собственному желанию чах и скучал в удаленном от цивилизации поместье, пока благополучно не испустил дух.

Анна Михайловна с ужасом, как о чём-то постыдном, отзывалась обо всём, противоречащем официальному законодательству. В частности, и о матери, решительной и упрямой, не пожелавшей, раз уж получилось выйти замуж неудачно, отказываться от прошлого. Мир противодействия был так красочен и разнообразен, так романтичен! А дом мужа убог, скучен и безрадостен. Её старший сын вырос картёжником и в конце концов не нашёл выхода лучше, чем пустить себе пулю в висок, предварительно покаявшись и получив отпущение грехов. Но, хоть Анна отрицала взгляды матери, её ранняя смерть наложила свой отпечаток на душу девочки. Она чувствовала, как трясётся сердце всякий раз, когда фотография матери смотрит на неё своими картонными глазами. Вживую Анна не помнила лица самого родного человека.

Если бы Анна Михайловна способна была теперь наблюдать за горячо любимой дочерью, потерявшей голову от чувств к революционеру, она вдоволь могла бы посмеяться над иронией судьбы. Елена уже думала о том, что ни почившая мать, ни отец не одобрили бы деятельность Алексея, но это не занимало ее теперь. Она готова была пойти за женихом, так его мир стал привлекателен для нее.

Глава 10

Несколько следующих дней прошли в сладком оцепенении, дрожи при каждом шорохе и укорах собственного сознания. «Что я так переполошилась, это всего лишь брак, – врала себе Елена, чувствуя, что глаза горят холодным огнём. – Не я первая, не я последняя», – повторяла чьи-то циничные от усталости слова и понимала, что это ей нисколько не помогает. Закоренелые жёны, безразличные и вялые от неустанных забот за несметным количеством детей, смотрели на неё с удивлением, напрочь забыв, что во времена своей помолвки суетились не меньше.

Она и боялась, и страстно хотела вырваться из-под размеренной опеки отца, в последнее время всё больше ей досаждавшей. В спокойном уединении их имения можно было найти миллионы тайных мест для одиночного созерцания законченной красоты природы. Поэтому с отцом она часто встречалась лишь за ужином, до того уставшая, что все его мелочные, как ей казалось в моменты просветления, высказывания не трогали ни одной струны её взлетающей души. Отец в те ушедшие уже, но недалёкие времена только тем и промышлял, что разъезжал по соседям и стрелял в дрожащих предсмертной агонией зайцев, так что необходимости разговаривать с ним ежедневно не появлялось.

Здесь же, в Петербурге, они появлялись вместе, и Елена обязана была что-то лицемерно изрекать, над чем-то смеяться, показывать живейшую заинтересованность и вторить гордецам: «Ах, да, вы правы, Мария на том приёме совершенно очаровала Дмитрия! Почему же она надела то ужасное платье?» Сначала это казалось ей действительно интересным, но потом начало раздражать. Почему она обязана кивать в ответ на безнравственную чушь, слетавшую пресыщенным голубем с аристократических уст её батюшки?

Стоя одним погожим июньским вечером на примерке нового платья, Елена отчётливо поняла, как её тянет домой. Хочется почувствовать летнюю прохладу мерцающей влажной травы, ощутить на коже бархатный поцелуй невесомого ветерка, увидеть полузабытые за год столичной жизни хребты низкорослых холмов и окончательно понять, что настоящая жизнь заканчивается тогда, когда отрываешься от спокойного обожания природы. Природы, которая не просит взамен своего совершенства ничего, кроме любви, поглощающей всё невзгоды.

***

Когда тяжело дышащая Наталья Орлова своей уверенной походкой пересекла холл и, не попрощавшись с Аркадием Петровичем, выскочила на улицу, чуть не прибив слугу дверью, в доме повисла гнетущая атмосфера. Елена, спускавшаяся по лестнице, недоумённо перевела глаза с растерянного лакея на отца и почувствовала, как внутри неё что-то сжалось в крошечный дрожащий комок. Под этим яростным немигающим взглядом родного батюшки она пожалела, что не может убежать в свою комнату и сидеть там, пока не случится что-то, что заставит его хотя бы мигнуть. Но убежать она не могла, ведь была послушной дочерью. Да и ноги не подчинялись ей.

– Елена… – то ли прохрипел, то ли прокричал Аркадий Петрович.

Елена молчала, а жила на шее выплясывала тарантеллу.

– Что это за поведение?! С чего ты взяла, что смеешь, маленькая дрянь, совать свой нос в мои дела?!

Елена не смела даже вздохнуть. Постепенно в её мозг ядовито проползла свинцовая мысль, что своим откровением с Адой она с корнем вырвала из своей жизни не только дружбу, но и нечто более ценное… Таким яростным отца она не видела никогда.