Алая дорога

Серьёзная, но немного сонная, она оживлялась, стоило затронуть её любимые темы – искусство и любовь. О любви она грезила и была убеждена, что не свяжет себя семейными узами только затем, чтобы похвастаться новыми туалетами и окольцованным пальчиком. Высшее проявление человеческих чувств было для нее способом добиться нового счастья, вдоволь помечтать, испытать что-то неведомое, но прекрасное, дающее надежду, и обрести понимающую душу рядом, чтобы никогда не быть одинокой. Это было эфемерное желание, имеющее мало общего с действительностью. Когда же на горизонте появлялся потенциальный кавалер, Елена предпочитала не понимать намеков и спешно отходить в сторону, позволяя незадачливому жениху увлечься кем-нибудь другим.

С момента приезда в столицу для прекрасной Елены Грушевской началась бесконечная череда приёмов, балов и визитов. Её семья была в городе на хорошем счету, а обаяние отца и её собственная прелесть открыли для них двери самых влиятельных лиц Санкт-Петербурга. Аркадий Петрович, казалось, помолодел на несколько лет, окунувшись в бесконечный праздник жизни. Ему невероятно нравились бесцельные собрания ленивых прожигателей жизни, не знающих, что им нужно и куда можно деть себя. Задавая пышные балы, приглашая к себе толпы разряженных людей, всё петербургское общество руководствовалось одной целью: прогнать скуку, наваливающуюся на них ежедневно по вечерам, если они не очень сильно устали. Устраивались, конечно, и собрания настоящих интеллектуалов, литературные вечера с лучшими поэтами современности, но Аркадий Петрович считал всё это слишком скучным, а Елена не видела ничего страшного в том, чтобы подчиняться воле отца, какой бы она ни была.

Это было прекрасное время, весёлое и хмельное. Елена не тосковала по дому, на это у неё попросту не оставалось времени. Она познакомилась с множеством интересных и огромным множеством неинтересных людей. Разношерстное общество вобрало в себя, казалось, все слои населения: от родовитых образованных дворян до выходцев из низов, благодаря своему уму или любовным связям закрепившимся в желанном для любого мире. Несколько раз, танцуя с каким – нибудь хорошеньким офицером, она ловила себя на мысли, что готова влюбиться, но желанное чувство всё не приходило. Никогда прежде тишь ее девичьей спальни не разрезали вздохи о человеке из плоти и крови. Полюбить и отдаться воле проведения Елене мешал какой – то странный барьер, не допускающий к себе недостаточно достойных людей, поэтому круг ее деревенских знакомых был весьма узок. Ведь в любимых стихах образы являлись сплошь лучшие, на меньшее она не желала соглашаться.

Все те, с кем теперь соприкасалась Елена, были слабыми, охотно плыли по течению, сознавали нужду в переменах, болтали об этом ночи напролёт, но не делали абсолютно ничего. Становясь военными или высокопоставленными чиновниками, они продолжали созерцательную политику сотен своих предшественников, катясь в бездну. Некоторые, наиболее умные и совестливые, пытались повернуть Россию на путь перемен. Но они большую часть времени проводили за работой и не были частыми гостями в свете.

Глава 3

На приём, устраиваемый в чьём-то шикарном поместье, Грушевские попали благодаря популярности Аркадия Петровича в кругах невест. Молодые девушки, как водится в любое время, искали себе женихов, чтобы потом, выполнив священный долг, проклинать свою судьбу и ненавидеть мужа, превращая его жизнь в чистилище вслед за своей.

Отец Елены очень похорошел за те два месяца, что жил в Петербурге. С него словно стёрлась десятилетняя пыль деревни, явив высшему столичному обществу красивого мужчину в расцвете лет, щёголя и сердцееда. Было, правда, в его внешности что-то неуловимо – неприятное, но это видел не каждый. В его жёстких ершистых волосах уже поблёскивала седина, а эффектные голубые глаза порой обнажали мысли, от которых Елена задумывалась. Но это выражение чаще всего являлось за ужином, наедине с близкими, когда уже не надо было играть раз и навсегда установленные роли. Обычно же Аркадий Петрович сгонял с себя чванливость и, готовясь выйти на сцену, в улыбке поднимал опущенные обычно уголки рта.

Многие степенные кумушки с полудюжиной дочерей на выданье обратили на Аркадия Петровича свои всевидящие глаза. Они отдавали должное не только его умению держаться, но и множеству других не менее привлекательных качеств – банковскому счету и наличию лишь одной наследницы. Стоя за спиной его взрослой дочери, они тихо, чтобы она не могла расслышать, поверяли друг другу эти животрепещущие соображения. Да Елена и не хотела слышать ничего в подобном роде, ведь была слишком счастлива, чтобы обращать внимание на глупую болтовню охотниц за мужьями.

Елена сидела за столом и увлечённо разговаривала с престарелым полковником, который счёл её очаровательной и постоянно твердил об этом, смешно покашливая и выпивая всё больше лёгкого столового вина, отчего его щёки стали пунцовыми. Кое – кто танцевал, количество кружащихся пар всё росло, и Елена, одетая в переливающееся голубым атласное платье, оказалась в их числе. Как молодые люди с образованием и состоянием были хороши, обходительны и элегантны! Выбирать она имела право – хорошенькая молодая наследница с живым умом и прекрасным характером. Свет заметил, что она никогда не спорит, но при этом имеет своё мнение, и почёл это премилым.

Протанцевав полонез с другом Аркадия Петровича Дмитрием Денисовичем, которого отец больше других жаждал видеть зятем, и наслушавшись его комплементов, но принимая знаки внимания лишь как ничем не обязывающую игру, Елена утомилась. Отказываясь от того, чтобы партнёр за руку проводил её обратно, она отошла к стене и пыталась отдышаться. Корсет, хоть и облегчённый, стягивал рёбра и мешал восстановить ровное дыхание. Она стояла в одиночестве, потому что отец любезничал с какой-то молодой девушкой, а Елизавета Петровна с мужем давно увлеклись закусками. О таких глупостях, как танцы, они давным-давно позабыли.

Пытаясь пристроить на место выбившийся локон, Елена невольно засмотрелась на группу молодых людей, стоящих недалеко от неё. Они вели себя со сдержанным достоинством (более вяло, чем остальные собравшиеся), и, казалось, пришли сюда не за весельем – не искрились беспричинным хохотом, не флиртовали друг с другом до судорог в шее. Они спокойно смотрели на остальных и с интересом вели беседу, да так, что Елене захотелось поучаствовать в ней. Эта маленькая самобытная группа состояла из четырёх человек – двух девушек и двух мужчин, причём, бесспорно, все они принадлежали к высшему сословию и по происхождению, и по воспитанию. Это видно было в манерах, уважении к себе и остальным, читавшемся по глазам. Елена замечала их прежде, но тогда не обратила на них должного внимания. Сейчас же, стараясь унять яростное биение сердца, она задержала свой взгляд на человеке, спокойно рассказывающем что-то высокой брюнетке. Наклонив голову на бок и слегка прищурившись, она принялась наблюдать, постепенно приходя в восхищение и начиная даже тихо улыбаться, забыв о румянце, прядях волос и даже о том, что за ней могут следить.

Темноволосый молодой человек, находящийся в возрасте превращения восторженного юнца в зрелого мужчину. Уверенность, пожалуй, первой высвечивалась на его смугловатом лице. Он не был красавцем в общепринятом смысле, не нёс победоносного выражения на лице, но чем-то притянул её, выделился из массы. Елена всегда преклонялась перед волевыми людьми, большей частью из-за того, что никто из её близких таковым не являлся. Бывает, что наружность человека говорит сама за себя, отражая на лице душу. Елене хотелось надеяться, что она умеет читать по лицам и не ошибается. Раньше ей не приходилось видеть такого выражения – умного, немного разочарованного и ироничного, но не колкого и не злого. При его появлении вряд ли кто-то трепетал или падал в обморок, но Елену мало тревожило мнение остальных девушек, если они способны были лишь кидаться на волокит.

Сила, ум побеждали в чертах незнакомца? Безусловно. И что-то ещё, чего она понять не могла, но инстинктивно чувствовала. Когда он улыбнулся, она пожалела, что эта искренняя, дающая ключ к тайнам сердца улыбка предназначена не ей. Елене стало горько оттого, что она одна и не может ведать душами четверки, а, главное, темноволосого молодого человека.

Сколько угодно можно спорить о том, связаны ли ум и красота, или кто красивее – умные или глупые, но то, что человек бездушный и мелочный может притягивать к себе, вряд ли можно доказать. Ведь по большому счёту дело даже не в красоте, а в том, как человек подаёт себя, как говорит, а главное – что он говорит. Стоит только посмотреть на портреты великих людей – многих не назовёшь красивыми, но их одухотворённые лица привлекательны. Красота, если за ней не стоит ничего, бывает отвратительнее уродства, а решающую роль во внешности играют обаяние, интеллект и забота о себе. Клеопатра не была неземной красавицей, но кружила судьбы виднейших мужчин своего времени. Ошибка думать, что только миловидные люди способны влюблять в себя. Все эти мысли спешно проскочили в сознании Елены и приободрили её.

У незнакомца глаза сверлили сердце, пронзали и заставляли поверить в то, что он видит жизнь насквозь, как она есть. Елену заинтриговала то ли атмосфера вечера в обществе, склонном к мистификациям, спиритизму и убеждению, что по одному взгляду можно понять противоречивую, а порой и вовсе парадоксальную натуру другого существа, то ли всего-навсего надежда на судьбоносную встречу. Жаль, сама госпожа Грушевская не была искушена и не имела возможности гордиться собой и выдавать точные определения об окружающих.

Чары всех воздушных мыслей, пролетевших в юной головке Елены, разрушил красавец Александр Жалов. Его большие удивлённо – восторженные глаза и залихватски причёсанные волосы заставляли людей думать, что он чист, нежен и добр, чем он охотно пользовался. В действительности никто, даже он сам, не мог дать точной оценки своего характера. В нём совмещалось столько противоположных качеств, что это удивляло даже знатоков человеческой природы. В сущности, большинство его поступков реализовывались не тщательно обдуманно, а спонтанно, по велению случая. Поэтому Александр Жалов, даже натворив что-то противоречащее морали, не считал нужным терзаться муками совести.

Александр быстро увлёкся Еленой, как и многими её соратницами в разное время, и уверенно начал ухаживать, ни на минуту не задумываясь, что может не быть в радость. Елене нравился тот обмен любезностями, которым они непременно одаривали друг друга на встречах в высшем обществе, и она великодушно позволяла ему и себе лёгкий флирт. Это было сродни забавной игре. О браке оба не задумывались – каждый был больше увлечён своей персоной. Жалов обладал богатством, поэтому не заботился о выгодной партии, хотя о женитьбе ему по негласному приговору окружающих пора было задуматься. Он весело проводил время, влюбляя в себя бестолковых девушек, участвуя в кутежах многочисленных приятелей, и довольствовался своим существованием. Был он хорошо сложен, хоть и невысок, понимал, как на нём смотрится военная форма, и не дорожил избыточным женским вниманием.

– Александр Антонович, кто те молодые люди? – спросила Елена, повернув голову и заметив, что темноволосый незнакомец повёл на танец брюнетку. – Вы всех здесь должны знать.

– Разумеется, – её собеседник улыбнулся с чувством лёгкого и вполне дружелюбного превосходства. – Этот белобрысый увалень – Пётр Астафин. Неприятный человек, материалист. Я его знаю с малолетства, наши матери дружны, – Александр поморщился. – Та простушка рядом с ними – его невеста Ольга э… Как же её фамилия?

– Петра и Ольгу я знаю, Александр. Неужели вы забыли, как мы веселились на Рождество у Багрицких? Я тех, кто только что стояли рядом с ними. Они сейчас танцуют.

– О ком вы?

– Та красивая черноволосая девушка в белом платье и её партнёр.

– А, это Наталья Воронова. Умница, в неё многие влюблены. Но без состояния. Собирается, видно, стать гувернанткой или учительницей, если только не выйдет замуж.

Елена огорчилась.

– А этот, – продолжал Жалов с преображено – загадочным выражением, свойственным светским сплетникам, когда они открывают кому-то чужие интимные подробности, – Алексей Нестеров, незаконный сын Марии Литовой, княгини, – он умолк, услышав, что его кто-то окликает.

Елена вздрогнула. Она что-то слышала об этой щекочущей воображение истории. Великосветские язычки обожали смаковать подобного рода дела, и, хоть она сама и не любила сплетни, это запомнила.

– Расскажите, Александр, прошу вас, – от нетерпения Елена теребила воротник платья. Ей было довольно жарко, но снять платье сейчас она, конечно, не могла. Это выводило из себя, как при тщетной борьбе с ветром, нападающим на волосы.

– Ох, ну это же все знают, Елена Аркадьевна! Мария Литова уже вдовела несколько лет, когда произвела на свет сына. По светским понятиям, так как она имела много веса в обществе, она не могла его оставить у себя и отправила к дальним родственникам, мещанам. Те его, как водится, усыновили за приличные деньги. История более чем заезженная. Но у них своих детей десяток был, так что он вырос какой-то… Странный, необщительный, всё о чём-то думает, то ему не нравится, это. Образование у него, конечно, любой позавидует, деньги, но… У нас как-то спор вышел о военной службе, так он сказал, что последнее дело – убивать невинных людей для тех, кто на этом наживается. В обществе его не любят, вечно он спорит со всеми, но терпят из-за состояния. Он же от матери всё унаследовал после смерти брата, кроме титула. Но это, похоже, невест не смущает, – он усмехнулся. – А человек он предерзкий.

Александр не мог спокойно вынести, что кто-то не является, или не притворяется (он не различал подобные тонкости) патриотом Российской Империи. Родину Жалов смутно любил. Так учили на службе.

– О, – только и смогла произнести его собеседница.

– Елена, а пойдемте, угостимся мороженым? Вы сегодня моя дама.

– А где же Ада? На приёме у Князевых она была вашей дамой, – ответила Елена, смеясь.

Александр сделал хитрое лицо. Аделаида Орлова, ставшая подругой Елены за время её пребывания в столице, пользовалась таким же расположением Александра, как и сама Елена.

– Кто же может устоять перед вашими чарами, вы же – волшебница!

У Елены на сей раз не оказалось желания поддерживать игривый разговор и бусинами рассыпать кокетливые слова.

– Александр, пойдёмте к ним, пожалуйста. Я думаю, они интересные люди.

Александр поджал рот.

– Мне бы не хотелось.

– Почему же? – испугалась Елена, почувствовав страх и обиду на себя, словно сделала что-то не так, польстившись сомнительными личностями.

– У них свои какие-то дела, – он словно колебался, – они не те, что мы с вами. Всё им не хватает чего-то, они и на собраниях не веселятся.

– Ох, бросьте, Александр.

– Как хотите.

Они подошли к той группе.

– Добрый вечер, – Жалов кивнул, но Ольге руку не поцеловал. – Прекрасный вечер, не правда ли?

Елена слегка наклонилась, с интересом рассматривая недавнего своего знакомца Петра Астафина, полноватого, но приятного молодого человека. Его лицо, грустное и замкнутое, удивляло её каждый раз, когда она смотрела на него. Такого не могло быть у человека, ставящего превыше всего мишуру, фарс. И, хоть Елена ещё не начала смотреть в мир широко раскрытыми глазами, которые не застилали бы вековые предрассудки, вдолбленный с детства образ мышления или страх перед мнением окружающих людей, она почувствовала интерес к нему. В свободное от гостей время Елена не вспоминала об окружающих людях, но, стоило ей оказаться в окружении, начинала выдумывать про каждого невесть что.

Ещё больше интриговала Елену невеста Петра, Ольга. Это была невысокая девушка со странной манерой держаться. Когда она улыбалась, её плечи трогательно вздрагивали, задираясь вверх. Заметно испуганное выражение лица позволяло испытывать к ней жалость, а Елена не любила общаться с теми, кого жалела. За жалостью непременно следовало отвращение, а это тошнотворное чувство было пока что непрошенным её душе. Гораздо лучше было смеяться над шутками какого-нибудь острослова, посещать балы и слышать ненароком, как тебя называют жемчужиной. А ночью тайно пробираться к окну и долго седеть под ярко сверкающими звёздами, вдыхать сладкий запах лета и думать о чём-то неоформленном, но неизменно желанном.

В тот момент, когда завязался ничего не значащий разговор между едва знакомыми людьми, из зала вернулась пара, на которую засмотрелась Елена. Поймав взгляд Алексея, она почувствовала, что он сможет стать угрозой её покою. Страшная, обжигающая, но приятная мысль.

– Алексей, Наталья, знакомьтесь, Елена Аркадьевна Грушевская, – добродушно представил её Пётр.

Поклонившись, Елена опять подумала, что больше всего хочет стать своей в этом обособленном кругу, но расположение этих людей ей ещё придётся заслужить. Им, по всей видимости, было безразлично её происхождение, связи и умение вести непринуждённую беседу. Они требовали от людей чего-то большего, сами были чем-то большим. «Что они тогда тут делают?», – мелькнула у Елены мысль. На вечера дворяне собирались затем, чтобы лишний раз убедиться, что ещё что-то представляют собой. Елена, хоть и не отдавала себе в этом отчёт, не любила задумываться об устройстве мироздания, о не касающихся её напрямую вещах.

– Вам нравится приём? – бросила она всем сразу.