И жить. и совершенно точно жить,
не выбирая даты, имена.
Билеты в самый сложный долгий путь
не требуют прохода регистраций.
Без санкций, обвинений и обид
мы стали взрослыми, боясь себе признаться.
Мы стали, будто мама по утрам —
пить кофе, обнимать, неспешно, мужа.
И очень срочно нужно по делам.
Даже тогда, когда насквозь простужена.
Блестят ресницы горькой солью слез.
Улыбками натягивает губы.
Ну мы же правда это не всерьез?
А детство – в сердце, будто шрамик грубый.
Болит и ноет. ноет и болит.
И, знаешь, беспокоит на погоду.
Когда мы выросли? Ты в курсе? Расскажи!
А время – ржет и прибавляет ходу.
«Старше. серьезней. все менее благосклонней…»
Старше. серьезней. все менее благосклонней
становимся мы с каждым шагом и каждым вдохом.
И, несомненно, все более отчужденней
и, все короче, наши молитвы Богу.
Камень обточат волны, песок и ветер.
Душу – порядок мыслей и установок.
Без сантиментов, без жеваных междометий.
Только по факту. дороги – без остановок.
Старше. серьезней. Станут морщинки глубже.
Станут глаза улыбчивей и смелее.
Как отражается небо в весенней луже
В нас отражается все безвозвратное время.
«Говорят, что сильные не плачут…»
Говорят, что сильные не плачут.
Говорят, что все им ни по чем.
Сильные всегда готовы к сдаче
и к тому, чтоб поддержать плечом.
Но на деле сила их не вечна.
В тишине осенних вечеров
зажигают пахнущие свечи,
тая вместе с ними до основ.
«Мы никогда не будем теми, кем вошли…»
Однажды мне сказали, что он про любовь. На самом деле нет. Он про дом, в котором мы родились и выросли, и который всегда нас ждет…
Мы никогда не будем теми, кем вошли.
Нам руки лижет зарево заката.
Подолом платья подметаю пол.
Цепляя краску и седую пыль.
Повесишь плащ на гвоздик возле двери.
Не разувайся. Я не прибирала.
Следы останутся на сердце и дощатом
полу, что ждал тебя который год.
Желтеют фото. врут про них альбомы.
Нам здесь по двадцать, а вот тут – по пять.
Как быстротечно время. я считаю
морщинки, в уголках серьезных глаз.
Звони. передавай свои приветы.
И если сможешь – заезжай еще.
Плащ у двери. следы по серой пыли
мы никогда не были теми, кем вошли.
«Быть себе божьим агнцем, чертом и волшебством…»
Быть себе божьим агнцем, чертом и волшебством.
Быть себе гранью разного и началом всего.
Быть весной. Целым кругом сезонов. Лет.
Деревянным календарем, третьей циферкой в сентябре.
Быть треклятым, всенужным. Караваном и кораблем.
Тем, кто любит безмерно и тем, в кого он влюблен.
Быть загадкой и крайностью, запахом сладких лип.
Быть без рамок и данностей тот или этот тип.
Но нужнее, ранней и родней всего,
даже больше, чем незаконное волшебство,
быть себе самому пристанищем, якорем.
Быть себе целым домом и самому быть в нем.
«Забудь все то, что было когда-то важным…»
Забудь все то, что было когда-то важным.
Иди по кромкам, по краешкам рубежа.
Принимать этот мир оказалось совсем не страшно,
страшнее пытаться по кругу его бежать.