Основы. Сборник стихов о жизни и любви

Каждый из нас по своему светел и каждый плут,
ровно настолько – насколько в нем есть борьбы

с собственной гордостью, горьким и терпким «Я».
Только вот осень расстреливает листвой
Каждого, кто дотянет до сентября.
Каждого, кто уготован ей на убой.

Я выдыхаю и выдыхаюсь вновь.
Август вбивается в поры, в сухую кожу.
Я, почему-то, многим кажусь святой,
жаль эта святость мне вовсе ничем не поможет.

«Невесомая единица…»

Невесомая единица
в числах между нулем и пять.
Не журавль и совсем не синица,
да к тому же боюсь летать.

У меня внутри нежности
килограммов на сто пятьдесят,
но отталкивает потешность и
числовой мой, нескладный ряд.

Я могла бы и в мать, и в жены,
но боюсь не осталось мест.
Нам таким не дают погоны:
враг не сыщет, свинья не съест.

Невесомая единица
в числах между нулем и пять.
Я так сильно боюсь разбиться,
что отказываюсь взлетать.

Стрелять в себя

иногда, чтобы обрести себя, нужно разрушить того кем ты был и собрать заново

Стрелять в себя. В глубину своих серых глаз.
Стрелять в себя. В темноту за своей спиной.
Быть пустотой, слепой выполняя приказ.
Быть пустотой – глухой безучастной стеной.

Стрелять в себя с расстояния ста шагов.
Стрелять. Стиснув зубы до скрипа. Спустить курок.
Стрелять в себя, не за золото дураков,
а преподав последний реальный урок.

Стрелять в себя из Глока, Беретты, ружья.
Стрелять наугад, пусть выстрел заглушит боль.
Из раны сочится не кровь, не смертельный яд.
Из раны сочишься ты, до сих пор живой.

Стреляя в себя нет шанса на «убежать».
Нет шанса не видеть убийцу или его не знать.
Единственный шанс – избежать в спину ножа
и научиться себя, наконец, принимать.

А бывает так…

А бывает так, что вот говоришь с человеком, который внезапно возник в твоей жизни, говоришь с ним о чем-то мелком, неважном, и всплывает на поверхность что-то о тебе. Что-то такое про тебя, что потом сидишь и думаешь, а как я, собственно, мог об этом забыть?

И вдруг понимаешь, что ты всю жизнь любил лилии и никогда никому об этом не говорил. И, что твое любимое произведение – это не только «Мастер и Маргарита», но и «Чайка по имени Джонатан Ливингстон», и всплывают в памяти обрывки того, как читал эту самую «Чайку» распечатанной на листах А4 в маршрутных поездках.

Улыбаешься. Улыбаешься сам себе, воспоминаниям, этому человеку, который появился и сказал самые нужные слова.

И думаешь, а кто же я?

Кто я на самом деле?

Кто я, состоящий не из этих чужих привычек щуриться при улыбке или поджимать губы? Не из этих данностей. Не из привычного выбранного пути до работы и обратно, но из чего – то важного только для меня и нужного исключительно мне.

Спасибо за осознание!

Это было остро необходимо!

«Ты молчишь…»

Ты молчишь.
В небе плещется солнце рассветом.
Из-за остова старой высотки вынимая клинок луча
опускает на город собственную печать.
Безудержно и безответно.
Ты продолжаешь молчать.

Ожидаешь лето.
В ладонях качаешь собственную печаль.
Перерывами хлещешь кофе где повезет.
Считаешь в карманах мелочь,
над головой птиц
и если была б возможность вырвать пару страниц
из прожитых, ты отправил бы их в полет.
Так же молча, как сейчас наблюдаешь восход.
Улыбаешься краем губ, уголками глаз
и пускай ошибешься еще не раз,
все равно без тебя ничего не произойдет.

Молчание – жгучий сухой лед
разъедающий изнутри.