Сослагательное наклонение

– Забирай правее! – вдруг услышал я рядом и, обернувшись, увидел тебя. Ты глядела на меня с насмешкой и снисхождением и улыбалась, а на губах дрожали капли воды. – Давай правее, на камни, видишь?

Ты плыла рядом, казалось, волны тебе не помеха: ты то подныривала под них, то вырывалась вперед и поворачивалась к ним спиной, поджидая меня. Как там у Андерсена, кажется, русалки именно в такую погоду поднимались на поверхность?

На камни я выбрался с трудом. Течение возле них было еще сильнее, вода бурлила, отталкивала обратно в море.

– Отчаянный? – спросила ты, когда я, наконец, устроился рядом с тобой. – Обычно приезжие в такую погоду дома сидят.

Волны все так же пытались спихнуть меня в воду, чтобы усидеть приходилось цепляться за густые водоросли и нелепо раскорячивать ноги, так что я лишь неопределенно мотнул головой. И только когда устроился на камне понадежнее, окинул тебя взглядом и пошутил:

– А я уж думал, что у тебя хвост.

– Ты забыл, на суше он превращается в ножки, – отозвалась ты.

– Причем в славные ножки, – донжуански заметил я и охнул от налетевшей сзади волны.

– Держись лучше!

Ты полулежала рядом: ноги твои то и дело окутывала морская пена, на загорелой коже поблескивали капли воды, мокрая челка падала на глаза. И все происходящее забавляло тебя: и мои неуклюжие попытки удержаться на камне и казаться мачо, и явное неузнавание тебя.

Ты молчала, словно ожидала чего-то, но на губах твоих мелькала усмешка, и от этого я чувствовал себя полным идиотом.

– Ну что, передохнул? – спросила ты, наконец.

Я неопределенно пожал плечами – трудно было назвать отдыхом это непрерывное цепляние за водоросли, но все же я успокоился и перевел дух.

– Ну, поплыли обратно. Учти, Паш, если ты утопнешь, мама меня точно убьет, итак с вечера нотации читает, – беззлобно констатировала ты.

И только тогда в моей голове промелькнуло узнавание.

– Оля??

Выглядел я, видать, презабавно, потому что ты, бросив на меня взгляд из-за плеча, звонко рассмеялась, а потом оттолкнулась от камня и красиво ушла под воду.

Выплыв, мы долго сидели на берегу, обсыхая, и снова молчали. Ты лениво водила ногой по песку, рисуя какие-то нехитрые узоры, а я разглядывал тебя украдкой, пытаясь состыковать тот образ пугливой, неказистой девчонки, сохранившийся в моей памяти, с тем, какой видел тебя теперь. Нет, ты не стала роковой красоткой, от вида которой дух захватывает и мозги текут. Ты просто выросла: худоба превратилась в стройность, плечи уверенно расправились, фигура соблазнительно округлилась, черты лица обрели изящество, жесты – кокетливую точность, а в глазах заиграли смелые огоньки. От тебя веяло теплом и спокойной уверенностью, и я невольно задумался, можем ли мы всерьез считаться родственниками, или так, седьмая вода на киселе…

А на следующий день грянул ливень, и мы скакали под дождем, а потом по-детски резвились в саду, стряхивая друг на друга воду с деревьев, а потом я поцеловал тебя, с налета, сам того не ожидая, а ты меня не оттолкнула.

За ужином мы, под неодобрительные взгляды тети Тамары, хихикали, перебрасывались хлебными катышками и пихались ногами под столом. А поздно вечером, когда дом затих, ты скользнула ко мне в комнату и села на краешек кровати. На тебе было что-то светлое и шелковое, волосы слегка вились после дождя, а глаза поблескивали в темноте, словно у кошки. Я молча привлек тебя и поцеловал – на твоих губах еще остался вкус мятной пасты. Мы шикали друг на друга, боясь разбудить твою маму, ты тихо смеялась и щурилась от удовольствия, и пальцы комкали простынь. А потом наступило утро…

***

Мне было хорошо с тобой: пропадать целыми днями на пляже, купаться и загорать до изнеможения, дурачиться, разговаривать обо всем на свете. Вечером ты тащила меня в какой-нибудь бар на берегу, и я сидел с бутылкой пива, наблюдая, как ты танцуешь в толпе, как смотрят на тебя другие парни, как изящно ты принимаешь их комплименты и отвергаешь ухаживания, а потом игриво улыбаешься мне. Мне нравилось танцевать с тобой под «Belle», которую в то лето крутили на всех дискотеках по несколько раз за вечер, нравилось целовать тебя в танце и ощущать под легким платьем тепло твоего тела. А иногда мы сбегали от всех, находили на берегу укромный уголок и купались голышом, а потом, прямо на песке, занимались любовью.

Я не задумывался о том, кем мы стали друг другу за эти несколько недель, и что будет, когда мой отпуск подойдет к концу. Мне нравилось быть с тобой здесь и сейчас. Да и ты не заводила подобных разговоров. Лишь однажды.

Была ночь. Мы лежали на песке, расслабленные и утомленные, искали в небе знакомые созвездия и подтрунивали друг над другом. И вдруг ты сказала невпопад:

– Странные мы… Не пойми кто друг другу…

– Ну, точно можно сказать, что не враги, – неудачно отшутился я, чтобы скрыть растерянность.

А ты только усмехнулась в ответ и уткнулась носом мне в плечо…

***

Вспомнил о том разговоре, и мысли разбежались…

Какое-то время сижу, глядя на работу «дворников». Дождь прекращается, барабанит все тише и ленивей, вид за окном начинает обретать четкость…

Смеркается. Твой бывший дом стоит передо мной темный, пустой. Я смотрю на него, пытаясь восстановить в памяти расположение комнат, но точно помню только окна твоей спальни, снова и снова возвращаюсь к ним взглядом, и вдруг представляю, что ты сейчас там, в комнате за этими окнами, сидишь на кровати, листая какой-нибудь журнал, а может, даже смотришь в щель между шторами, гадая, что за чудак в машине торчит под домом битый час. Даже интересно, подумала бы ты, что это я могу вот так запросто заявиться сюда?

Тут же вспомнилось, как пару лет назад я входил в этот двор, украшенный шарами, полный нарядных гостей, а ты, невеста, из окна смотрела на меня сквозь тюль. Я махнул тебе рукой и замер, силясь разглядеть тебя, но белое платье сливалось с занавесками, и я мог различить лишь очертания рук и лица, но знал, что ты улыбаешься мне. А потом ты махнула в ответ, тюль дернулся, ты скрылась в глубине комнаты, и я заспешил в дом…

***

Телефон звонит. Нехотя гляжу на экран: московский номер, Наташка. На миг замираю в нерешительности, а потом сбрасываю вызов и отключаю аппарат, чтобы больше никто не беспокоил. Потом наплету, что был на встрече и не мог говорить – сейчас хочется тишины и одиночества.

А помнишь, как мы с тобой сорвались в Москву? До конца отпуска оставалось несколько дней, я, в который раз, делился с тобой планами по покорению российской столицы, которая застраивалась гигантскими темпами – настоящий клондайк для выпускника архитектурно-строительного университета. И вдруг позвал тебя:

– Слуш, а поехали со мной, поможешь квартиру подыскать, женский взгляд не повредит… Да и просто погуляем! – я тут же загорелся этой идеей. Приятель, согласившийся приютить меня на недельку-другую, может и возмутится, но так соблазнительно было хоть немного продлить отпуск.

– Я-то при чем, тебе же в той квартире жить, – улыбнулась ты.

Я чуть не ляпнул «может и тебе тоже», но замялся, а несказанные слова витали в воздухе.

– Нет, Паш. У меня же учеба через неделю, и с общагой не все ясно, и вообще… – затараторила ты, стараясь скрыть то ли смущение, то ли расстройство.

– Ну на пару дней, Оль! Хотя бы… – настаивал я. – Поехали! Ты была в Москве?

И ты согласилась.

Погода выдалась солнечной, и мы гуляли по столице до полуночи. Целовались в метро, бродили по проспектам и площадям, глазели на витрины Тверской и Охотного ряда, брызгались водой у фонтанов Александровского сада, а потом ехали фотографироваться на Патриаршие или Чистые пруды.

Наверное, нужно было сказать тебе «останься» или что-то в этом духе, наверное, тогда все сложилось бы иначе. Но я просто проводил тебя на поезд. Мы стояли на перроне Курского вокзала: ты отмалчивалась, а я чувствовал себя сдавлено и неловко, но старательно делал вид, что все в порядке, и шутил невпопад.

– Не пропадай, ладно? – улыбнулась ты перед тем, как войти в вагон. – Пиши. Мы все же не враги, да?

Я хотел поцеловать тебя в последний раз, но ты отвернулась, я неловко чмокнул тебя куда-то в висок, и ты скрылась в вагоне…

***

Улыбаюсь этим воспоминаниям и тереблю нижнюю губу.

За окном почти ночь. Я и забыл, как быстро темнеет в Крыму – включаю ближний свет, чтобы хоть немного осветить дом и дорогу.

Интересно, сколько пар остается друзьями после не сложившегося романа? Нам вот удалось. По крайней мере, мне так казалось…

Мы переписывались по электронке. Сначала каждый день, потом реже – жизнь завертелась и у меня, и у тебя. С первой серьезной премии, как раз под новогодние праздники, я подарил тебе простенький ноутбук и веб-камеру, и по выходным мы стали зависать в МСНке. Мне нравилось видеть тебя простой, домашней, в кофте крупной вязки, с небрежно заколотыми волосами. Ты рассказывала о севастопольских клубах, о новых подругах, о кавалерах, а я жаловался, что помру холостяком из-за нехватки свободного времени. Порой ты ревела прямо в объектив, а я пытался объяснить, почему не все мужики – козлы. Случалось, и ты поучала меня, растолковывая, что нужно женщинам… Наше лето начинало казаться чем-то нереальным, мы никогда не вспоминали о нем, и я привык думать о тебе, как о младшей сестре. Шутка ли, большинство моих московских друзей искренне считали, что так оно и есть на самом деле.