Полотенце снова опустилось на бедную голову мужика.
– Помолчи. Ничего не знаешь, а открываешь рот. У Саши вот такие болячки были. – Она показа кулак. – Вот такие! По всему телу. И на ногах, и на спине. Серафима быстро их залечила. И все с помощью отваров, и заговоров. У нее есть чудотворная икона. Она тоже помогла.
– Чем? – усомнился я.
– Изгнала нечисть. Тебя так ломало, и температура долго держалась. Павел говорил, что ты чудом выжил. А бабушка Серафима уверенна, что из тебя демоны вышли, вот и стало легче.
– То-то я снова похудел.
– Это ты в туалете по два часа сидишь, – засмеялся Феликс. – Демоны столько не весят, как твои… фекалии.
– Все шутите? – Алла повернулась ко мне. – Сказки слушал с удовольствием. Скажешь, что не так?
– Так. Сказки мне нравятся.
– Они тоже силу имеют. Недаром на них детей воспитывают.
– Я тоже люблю сказку про Золушку, – сонным голоском сказала Карина.
– Я тебе расскажу. Пойдем, спать.
Подхватив ребенка на руки, я встал из-за стола.
Алла тут же побежала в комнату, застилать кровать. Феликс пошел курить.
На небо выкатила огромная луна. Дождь закончился. За окном стихло. Поселок погрузился в приятное домашнее спокойствие. Мне хорошо только здесь, рядом с Аллой. А теперь еще и Карина согревает мою руку своим хрупким телом.
В коридоре погас свет. В комнате Аллы заскрипели половицы. Феликс запер гараж. В доме стало тепло, в печке затрещали дрова.
– Папочка, ты не уйдешь?
– Я буду рядом.
Кровать узкая, но нам хватило места. Карина положила голову мне на плечо. Я крепче обнял ее.
Моя дочь… Странное чувство. Незнакомое. Я понимаю, что какая-то крошечная частичка соединилась с частичкой Веры и превратилась в ребенка. Все равно странно. Рядом лежит человечек, а у меня взяли только одну каплю. Мы даже не предполагали, во что выльется наша страстная ночь. Занимались приятным делом и получили такое чудо.
Она на самом деле чудо! Невозможно оторвать взгляд.
Я провел рукой по ее плечу, потрогал ногу. Поднялся выше, нащупал пушистые волосы, нос, губы, ухо. Мой ребенок. Моя кровь. У нее даже внешность моя. Только брови мамины.
И как можно отказаться от своего ребенка? Даже если он будет преступником, ненормальным, больным. Как! Невозможно не любить человека, связанного с тобой кровными узами. Ты его родитель, ты сам его таким создал. Я хорошо осознаю, что Карина не будет идеальным ребенком, непохожим на Аню или Лизиных детей. Она вырастет совсем другим человеком: возможно, возьмет от меня какие-то черты, а возможно, станет второй копией своей мамы. В нее вложена наша страсть, любовь, наша непомерная тяга к свободе.
– Тебе нравится Олег?
Пока она не уснула, я решил задать вопрос.
Карина открыла глаза.
– Я его люблю. Он хороший. Когда мама уходит куда-нибудь, он всегда дает мне вкусные конфетки.
– А куда мама уходит? Она оставляет тебя одну с Олегом?
– Мама ходит в туалет, на кухню, иногда вешает белье на балконе. А мы с дядей Олегом играем в кубики или рисуем пятнистых котят. Он умеет рисовать усы, у меня получаются только хвост и уши. Потом мы все разукрашиваем разными красками.
– Аня тоже любит Олега?
– Наверное. Не знаю. Они вместе смотрят «Папины дочки». Это такой взрослый сериал. Мне мама не разрешает его смотреть. Она говорит, что это сплошная порнография.
– Ты хочешь, чтобы мама и вы с Аней жили у Олега дома?
– Хочу. Он сказал, что и Бади возьмет с собой. Мама скоро выйдет за него замуж. И я буду нести на подушечки колечки.
Я втянул носом горячий воздух. Только бы снова не заплакать.
Карина замолчала. В комнату проник Петр, тихо прошелся мягкими лапами по паркету и полез под кровать. Матрас под нами зашевелился.
На телефон прилетело сообщение. Я включил лампу на тумбочке.
Вера, как обычно, извиняется. Сначала обидит человека, а потом не знает, как оправдаться.
«Ты меня разозлил. Прости. Как Карина? Уже спит?»
Двенадцать часов. Не буду отвечать. Пусть мучается. Иногда с ней так сложно разговаривать.
И сразу вспомнилась Маша. Самый светлый человечек на свете.
Я мог ее потерять. И все из-за своей глупости. А она так нуждалась в поддержке.
Карина уснула, положив голову на мою руку. Я еще полночи думал о своей бестолковой жизни и мечтал о сигарете.
Благие намерения не всегда бывают благими.
Я хотел помочь Маше, дал неправильный совет Лизе. Влез в то, во что нельзя совать нос ни при каких обстоятельствах. Со стороны все кажется искаженным, кривым, исковерканным. А на самом деле ты видишь только вершину айсберга.
Рука сама потянулась к телефону. Я привык перед сном разговаривать с бабушкой. Но почему-то написал сообщение деду.
«Прости меня. Я до сих пор злюсь на них»
Скорее всего, он уже спит.
И вдруг экран моргнул, появилось все одно слово: «Дальше».
Что – дальше? Я злюсь на родителей, а ненавижу деда.
«Я много совершил ошибок»
Тишина. Он ждет от меня другого признания. Я снова включил светильник.