– И ты замужем.
– Я уже нет.
– Тогда в чем проблема? – улыбнулся он. – Тебе можно.
– А тебе?
– У меня есть уважительная причина.
– Какая?
– Я влюблен.
За дверью послышались тяжелые шаги папы. Алик встрепенулся.
– Проснулись. Слышишь?
– Он пошел в туалет, сейчас снова ляжет в кровать.
– А если не ляжет? Может, мне все же уйти, пока твоя мама не встала?
Вчера вечером, поговорив с родителями минуту, он сразу понял, кто в доме хозяин и кого следует бояться.
Когда шаги утихли, он встал с кровати.
– Где у вас туалет?
– Прямо по коридору. Только смотри, не наступи на Бади. Он лежит возле двери на кухню.
Обмотав простынь вокруг бедер, он выглянул в коридор, оценил обстановку и тихо, на цыпочках, двинулся в глубь темноты. На соседней подушке ярко-красный телефон неизвестной марки издал тихий звук. Пришло сообщение. Сгорая от любопытства, я повернула экран к себе. Высветилась фотография Маши, и крупными буквами написано «ЖЕНА». Я прочитала сообщение. «Привет. Прилетела в Вену. Днем позвоню. Валюсь с ног. Целую»
Из прихожей послышались шаги маленьких ножек. Иногда Карина прибегает ко мне по ночам. А вчера она рано уснула и теперь захотела в туалет.
– Доченька, – позвала я ее.
Тишина. В двери показалась лохматая голова Бади, потом зашла сонная Карина. Глаза- щелочки.
– Иди ко мне.
Но она не услышала меня и развернулась обратно. В этот момент в комнату зашел Алик, встал в двери и замер от неожиданности. Девочка тоже остановилась.
– Кто это? – спросил он.
– Карина.
– Твоя дочь?
Ребенка удивил странный вид незнакомого дяди. В маминой комнате и без одежды? Так не должно быть. Тогда она быстро залезла ко мне под одеяло, спряталась.
Алик сел на кровать.
– Вылезай, – сказал он, приподняв край одеяла. – Давай, знакомиться.
Карина показал только веснушчатый нос.
– Она боится, – заступилась я за дочь.
– Я не страшный. Смотри. – Он наклонился к ребенку. – Как тебя зовут?
Открытая улыбка не оставила девочку равнодушной, и она тоже улыбнулась, но потом снова уткнулась лбом мне в грудь. Алик убрал телефон на тумбочку. Крепче завязал узел на талии, так чтобы простыня не соскользнула с тела, лег на кровать и просунул руки под подушку.
– Сколько ей лет?
– Три.
– И такая трусишка? Она не ходит в садик?
– Еще не ходит.
– А где Аня?
– У папы. Юра часто забирает ее на выходные.
Карина выглянула из своего укрытия.
– Иди ко мне? – снова пристал Алик, протянув руки.
Странная у него манера – целоваться с людьми. В России мужчины не позволяют себе такую вольность. Еще в Каннах я заметила, что Алик не стесняется, открыто выражать свои чувства, и остальные ребята в его окружении часто обнимались, целовали друг друга в щеку.
– Она еще не говорит? – спокойно, без удивления и без лишних вздохов, спросил Алик. Как будто это естественно для трехлетнего ребенка.
– Пытается, но не получается.
– Заговорит. Я тоже сказал первое слово только в три с половиной года. Мама думала, что я немой.
– Так поздно?
– Я все начал делать поздно. Ползать, ходить, до трех лет не знал, что такое горшок. Нянечка в детском саду меня ненавидела. Воспитатели пытались приучить обходиться без подгузника, а я все равно делал свои дела в штаны. За то потом, в школе, догнал своих сверстников, а в третьем классе перегнал. Перешагнул один год, и сразу из четвертого класса поступил в шестой.
– Ты был таким умным?
– Я был любопытным, старательным. Много читал, учебники зубрил наизусть. А почему Карина не ходит в детский сад?
– Я боюсь, что ей там будет тяжело.
– Из-за того, что не говорит?
– Из-за этого тоже. А еще она меньше своих сверстников. Ниже ростом.