Шаги забвения

– Хотя бы потому, что этого требует этикет. Вежливые люди делают замечания только наедине и шёпотом, а не орут на всю улицу. Тем более что проблема яйца выеденного не стоит. Неужели ты не мог мне сказать об этом маленьком упавшем листике раньше? До того, как мы поравнялись с той парой, которую ты напугал своими криками?

– А что бы это изменило?

– Всё, – стараясь сохранять самообладание, произносила я. – По крайней мере, ты бы не поставил меня в неудобное положение перед чужими людьми.

– Ишь ты, какая цаца нашлась! Указывает мужу, когда и что ему говорить! – продолжал распаляться Андрей.

– А если муж не прав, то не грех ему на это указать, – отвечала я.

– Любовникам своим будешь указывать, как тебя трахать! – снова начинал орать Андрей во всю глотку, наверное, для того, чтобы те люди, которые в тот момент сидели в своих квартирах за закрытыми окнами, могли это услышать.

– А тебе не надоело за каждым столбом видеть тайных любовников? – прошипела я, уводя мужа подальше от жилого сектора.

Но после этих слов муж снова начинал возмущаться тому, что такая развратная и похотливая женщина, как я, недостойна такого замечательного мужа, каким являлся он, терпя все мои похождения налево. И я просто обязана каждый день молиться на него и вымаливать прощение за своё безобразное поведение. И после этой душещипательной речи мы в полном молчании шли домой, потому что разговаривать дальше было бессмысленно.

Или другой случай. Сломалась у нас табуретка, что было неудивительно, потому что она уже давно отслужила свой срок верой и правдой, так как была ровесницей Андрея. И в выходной день мы вместе с детьми пошли в мебельный магазин.

Путь до магазина прошёл относительно нормально, без эксцессов и скандалов. И в мебельном салоне мы сразу же выбрали подходящую табуретку. Я её оплатила и хотела забрать, но женщина-продавец сказала, что перед нами находится витринный экземпляр, но на складе у них имеется несколько точно таких же табуреток, и одну из них она сейчас принесёт. И требуется лишь подождать несколько минут.

Согласившись, мы стали ждать. А между тем у кассы, где мы стояли, стал собираться народ, чтобы задать продавцу свои вопросы. И как только женщина вернулась со склада, неся в руках нашу табуретку, муж совершенно неожиданно начал кричать так, что все стоящие вокруг люди, включая вернувшегося продавца, чуть не подскочили на месте.

– Олеся, почему ты до сих пор не подстригла Артёма? Чего ты ждешь? Или ты хочешь, чтобы у ребёнка вши завелись?

– Что ты кричишь! – цыкнула я на мужа. – Люди же кругом!

– А что мне ещё остаётся делать, если ты за ребёнком не следишь! – продолжал орать муж.

Покупатели начали аккуратно отодвигаться от нас, а продавец, не шевелясь, стояла на месте, не зная, как ей быть дальше.

– Для начала, не нужно устраивать скандал в людном месте! – приглушённым голосом продолжала отвечать я мужу. – Неужели ты не мог подождать до дома?

– А почему я должен ждать? – снова закричал муж. – В отличие от тебя, я всегда забочусь о своём ребёнке, а не только тогда, когда мы находимся дома!

– Но если ты, действительно, хочешь позаботиться о своём ребёнке, то постарайся не делать его свидетелем скандала, в который ты всех нас сейчас втягиваешь! – прошептала я в ответ.

И прежде чем муж выпустил из своего рта новую порцию гнева и оскорблений, я обратилась к ошарашенному продавцу с просьбой отдать нам табуретку. Не говоря ни слова, женщина передала мне покупку, после чего я, сопровождаемая пристальными взглядами многочисленных покупателей, поспешила выйти вместе с детьми из магазина.

И едва мы оказались на безлюдной улице, как весь пыл мужа утих, и он беззаботной походкой пошёл в сторону дома, словно ничего только что не было.

И что мне стоило делать в этой ситуации? Как я могла заставить мужа не устраивать истерики при посторонних людях? Ведь желая опозорить меня, он позорил и себя тоже. Но ревность, гнев и ненависть настолько сильно въелись в его нутро, что напрочь заглушили собой все доводы разума. С Андреем было бесполезно разговаривать. Бесполезно было что-то объяснять. Он слушал только себя и поступал, следуя лишь своей извращённой логике, не позволявшей ему видеть реальную картину происходящего. И нам с детьми оставалось лишь терпеть эти психические припадки Андрея, поскольку иной альтернативы в обозримом будущем я не видела.

Став старше, я растеряла весь свой девичий запал, вконец измучившись в борьбе за выживание. Все мои желания притупились, а мечты о разводе я воспринимала как утопию, которой никогда не суждено сбыться. Мне стало безразличным моё будущее, и потому я перестала бороться за собственную свободу. Я жила сегодняшним днём, не желая заглядывать в будущее, так как мой жизненный опыт подсказывал, что ничего хорошего грядущий день дать мне не может. Именно поэтому я просто волокла на себе это крест, который кто-то и когда-то вручил мне, и надеялась лишь на то, что конец моего пути уже близок. И потому с отчаянием обречённого на казнь я шла по жизни, не заботясь о том, куда и к чему приведёт меня этот путь.

Когда после окончания декретного отпуска я снова вышла на работу, то мне пришлось по новой доказывать начальству, что я – достойный сотрудник, и, несмотря на наличие двоих детей, вполне способна конкурировать своими деловыми качествами с коллегами мужского пола. Прошёл не один месяц, пока снисходительно-высокомерное отношение к моей особе не сменилось уважением и доверием. Возможно, из-за этого в чём-то пострадали мои дети, так как я не успевала посещать утренники у Артёма в детском саду и практически не помогала в учёбе Алёне. Но я старалась хотя бы иногда радовать своих детей совместными походами в кино и прогулками в парк, чтением вслух сказок на ночь и добрыми словами о своей любви к ним.

Но преимущество я всё же отдавала работе, ведь от моего дохода зависело благосостояние нашей семьи. Поэтому у нас в холодильнике имелся запас полуфабрикатов, которыми мы порой ужинали в те дни, когда у меня не было ни сил ни времени приготовить полноценный ужин. Но даже эти нехитрые блюда Андрей был не в состоянии приготовить сам. И вот сейчас мне вспомнился один такой вечер, который наглядно показывает, как сильно обленился мой муж, и как тяжело приходилось мне справляться со всеми этими трудностями.

В тот день я приползла домой в половине десятого вечера. У дочери в школе было родительское собрание, и поэтому сразу после окончания рабочего дня я сломя голову помчалась в школу.

Классная руководительница Алёны была крайне неприятной особой, очень сильно напоминающей Долорес Амбридж из кинофильма «Гарри Поттер и Орден Феникса». Только вот героиня Джоан Роулинг была одета гораздо лучше и не страдала косоглазием, как учительница Алёны. Я даже не знаю, как её вообще приняли на работу. Ведь должны же быть какие-то медицинские ограничения для работы с малолетними детьми, потому что даже нам, взрослым людям, всегда было сложно разговаривать с этой женщиной, так как было непонятно, куда она смотрит и к кому обращается. А уж каким образом дети в этом разбирались – уму неведомо.

Правда, дочь сообщила мне по секрету, что малыши её ужасно боятся, и случайно встретив в коридоре, начинают плакать.

В общем, в тот день в обществе этой неприятной особы мне пришлось провести более двух часов, выслушивая её недовольство в адрес своих учеников.

В итоге, голодная и усталая, я заявилась домой, где меня сразу же встретил муж. И не позволив мне даже разуться, спросил:

– А что у нас сегодня на ужин?

– Разве ты ещё не поел? – удивлённо поинтересовалась я.

– Нет, я ждал тебя, – простодушно ответил Андрей.

– Прости, а во сколько ты сегодня пришёл с работы?

– В половине восьмого, как всегда. А что? – не замечая подвоха, произнёс муж.

– И целых два часа ты сидел голодный, дожидаясь моего возвращения, чтобы я приготовила тебе ужин?

– Да, я не хотел ужинать один.

– Но почему за это время ты сам ничего не приготовил, чтобы мы могли поесть вместе?

– Я подумал, что тебе самой захочется приготовить для меня ужин, – включая режим дурачка, ответил муж.

– Конечно, – не выдержала я. – Я просто горю желанием после тяжёлого рабочего дня и трепания нервов на родительском собрании в половине десятого вечера встать у плиты и стоять там ещё целый час лишь для того, чтобы приготовить своему мужу ужин! Ведь мне так нравится каждое утро вставать в шесть утра, готовить всем завтрак, а потом мыть посуду, собирать дочь в школу, а сына отводить в детский сад, а затем бежать сломя голову на работу, а вечером с работы прямо в магазин за продуктами, а потом стоять часами у плиты и готовить еду, а потом ещё и выслушивать жалобы мужа на несправедливое к нему отношение начальства и коллег по работе, а затем стирать грязные вещи, гладить одежду, которая нужна будет на следующий день, а потом без сил падать в постель, чтобы утром всё начинать сначала! Даже не представляешь, как мне это нравится! – не скрывая злобы, выкрикивала я, всё ещё стоя на пороге, потому что не успела раздеться и пройти в комнату.

– Я всё понял, – сквозь зубы процедил муж. – Пойду сам поищу себе что-то на ужин.

– Тебе нужно было это сделать два часа назад! – крикнула я ему вдогонку, снимая пальто и сапоги.

Вот так я и жила, замотанная и задёрганная, каждый день проклиная свою жизнь и ругая себя за то, что раньше не разглядела в Андрее того, что теперь было для меня очевидным.

Когда мужу перевалило за сорок, у него появилась дурацкая привычка звонить мне по каждому поводу и без повода. Собственно, постоянно названивать мне он начал после рождения Артёма, но тогда эти звонки преследовали цель поймать меня «на горячем» с мнимым любовником. Но теперь цель этих звонков изменилась. Теперь Андрей старался всячески проконтролировать моё поведение, чтобы быть уверенным, что он всё ещё имеет на меня влияние.

Меня же эти телефонные звонки всё время отвлекали и утомляли, вызывая лишь негативные эмоции. Особенно это раздражало меня тогда, когда Андрею приходилось дежурить на работе по выходным, а я в это время оставалась дома с детьми.

Это было прекрасное время! Мы могли спокойно сходить в кино или в кафе, и не нужно было при этом никому отчитываться или оправдываться. Мы весело и беззаботно проводили время, отдыхая душой, потому что вместе с мужем это было сделать невозможно. Он постоянно пил, и я успела забыть, как он выглядит трезвым. Возможно, на работе он ещё держался, но домой приходил уже в стельку. А в выходные дни, едва проснувшись, он одевался и выбегал в подъезд, чтобы, якобы, покурить, но возвращался уже залив глаза. И всё. Весь день был насмарку. Он ел, спал и пил. С ним невозможно было разговаривать, потому что он всё время был в невменяемом состоянии. Но когда он вынужден был дежурить на работе, ему, наверное, приходилось держаться, поэтому он звонил мне каждые пять-десять минут. И естественно, я не могла ему сказать, что мы с детьми сидим в кафе или ждём начала киносеанса. Я отвечала стандартными фразами, будто мы скучаем дома или же вышли поиграть на детскую площадку. А когда в кинотеатре начинался фильм, я просто выключала мобильный телефон, объясняя потом мужу, что аппарат разрядился из-за его постоянных звонков, а я этого не заметила и потому не сразу поставила телефон на зарядку. Мне и детей пришлось научить врать. Я объясняла им это так:

– Мы не должны говорить папе о том, что ходили в кино. Но не потому, что сделали что-то плохое, а потому, чтобы не расстраивать его. Ведь узнав о том, что мы сегодня смотрели новый мультфильм, папа скажет, что ему тоже очень хотелось посмотреть его. Но он же сегодня работал и поэтому не смог пойти с нами в кинотеатр. Но мы из-за этого не должны всё время сидеть дома. Поэтому мы пошли в кинотеатр одни. А папа, если захочет, всегда сможет посмотреть этот мультфильм в другой день.

И дети со мной соглашались. Впрочем, им и не приходилось врать, потому что муж никогда не разговаривал с ними. Ему это было неинтересно.

Но меня безумно бесили эти постоянные контрольные звонки. И когда я спрашивала Андрея, зачем он звонит мне так часто, он отвечал:

– Ты – моя жена, и я хочу поговорить с тобой. Рассказать тебе о том, что я делаю.

И он в подробностях рассказывал о том, как он проводит свой скучный рабочий день. Рассказывал обо всех кружках чая, которые он выпил, даже обо всех своих походах в туалет в мельчайших деталях. И чтобы оборвать эту нескончаемую череду фекальных подробностей, я стала грубить мужу, резко обрывая разговор. Он злился, кричал на меня, но я вспоминала о том, каково было мне, когда я, едва выйдя замуж, один раз в день во время обеденного перерыва пыталась позвонить ему, потому что мне очень хотелось услышать его голос. Но он всегда грубил в ответ и бросал трубку. И я перестала звонить мужу на работу. Я вообще перестала ему звонить, даже когда возникали какие-то проблемы. Я привыкла обходиться без него. И вот теперь, когда Андрей перестал быть мне нужен и, более того, стал обузой, он вдруг стал искать малейшие возможности для общения со мной, спекулируя своими супружескими правами. Но только было уже поздно. Его поезд давно ушёл. У меня не осталось к мужу никаких чувств, даже ненависти. Он стал мне абсолютно безразличен. Я общалась с ним как с надоедливым соседом, от которого нельзя было сбежать. И вероятно, он чувствовал это, но у него уже не хватало ума, чтобы попытаться по-человечески вернуть моё доброе отношение к нему, поэтому он продолжал вести себя как избалованный ребёнок.