Проклятие махараджи

– Эти сапфиры может носить только та, в чьих жилах течет благородная кровь Бахговатов. И пусть любая женщина не из нашего славного рода, надевшая это колье, умрет! Проклинаю тебя, фаранг! Тебя и весь твой род…

Последние слова он проговорил с придыханием, глядя в упор на Вилфорда, в глазах которого стоял ужас. Цепкие когти страха сковали тело английского офицера. Он замер, вдруг осознав всю тяжесть своего преступления.

– Ты как разговариваешь с нашим командиром, свинья! – раздался грубый голос прыщавого солдата, и пуля, выпущенная из его ружья, попала точно в сердце хозяина дома.

Корабль медленно удалялся от берега. Сквозь тонкую шелковую шторку виднелись девственные джунгли. Вилфорд неподвижно лежал на кровати в своей каюте и смотрел в окно. Ему было немного грустно, оттого, что он прощается с этой страной навсегда и больше не увидит зеленые поля молодого риса и цветущей золотистой горчицы, заросли розовой акации и дикорастущего сахарного тростника, пальмовые и бамбуковые рощи. И Нилам он тоже не увидит. Никогда. Тем временем солнце неумолимо клонилось к белоснежным вершинам Гималаев. Через несколько минут оно игриво спрячется за ними, чтобы опять подняться на следующий день. Наверное, этот восход будет прекрасен, но Вилфорд его не увидит, он будет уже далеко отсюда. И это хорошо, потому что завтра его протрезвевшие товарищи по грабежу будут искать своего вожака. Но напрасно они придут в назначенное время к его бунгало, чтобы поделить добычу из дома махараджи Бахговата. Солдат ждёт разочарование. Лестер перевёл взгляд на резной сундук и усмехнулся. Он возвращается на родину богачом. Нет, он не купит себе место в палате общин английского парламента, как это сделал Роберт Клайв, и не получит титул лорда. Но сокровищ махараджи хватит на долгую и обеспеченную жизнь знатного английского вельможи, даже его детям и внукам останется. И красавица Грейс Чандлер из известной аристократической семьи Манчестера непременно станет его женой.

За окном уже исчез индийский берег, вокруг простирался бесконечный океан. Казалось, небо и вода соединились где-то на горизонте, который был размыт и не различим. Словно ленивый художник плеснул темно-синей акварели на бескрайнее полотно, и ушел, не сделав ни единого мазка. Вилфорд посмотрел в иллюминатор на эту скучную индиговую монотонность и вздохнул. Он знал – ночь в Индии наступает быстро.

Россия
Август 2008 год

Она чувствовала, что кто-то, подкравшись сзади, с силой сдавил её шею, а потом скинул в бездну. Кто её толкнул? Кто-то исподтишка, трусливо и подло. Она ясно слышала удары своего сердца. Они, как набат, были тревожные и лихорадочные. Почему она так долго летит, и откуда странная боль в горле? Как будто оно набито шипами роз или колючками померанца. И хочется глотнуть, а не получается… Юля, открыв глаза, осторожно посмотрела по сторонам. Несколько секунд она была потеряна в пространстве и во времени. Ей было страшно, как в этом недавнем сне. Темно, «хоть глаз коли», – говорила в таких случаях бабушка. Что-то шевельнулось справа, будто мелькнула чья-то тень. Мысленно убеждая себя, что это был всего лишь сон, женщина почувствовала, что тревога всё равно её не отпускает. Она живет не только внутри, но и снаружи, нашептывая пугающие мысли и обманывая зрение, как в детстве, когда под покровом ночи казалось всё загадочным и страшным. Так тихо. Ни привычного шума трущихся об асфальт автомобильных шин, ни металлического скрежета колес трамвая о рельсы. Нащупав спинку кровати, она потянулась к проводу. Щелкнула выключателем настольной лампы. Её теплый неяркий свет сразу сориентировал женщину в пространстве. Ну, всё понятно, она на даче. Юля, наконец, смогла с трудом сделать глоток. Неужели заболела? Совсем некстати. «Что мог значить этот кошмарный сон с полетом в бездну? И где это я?» – мелькнула мысль. Она поднялась и подошла к окну. Утренняя прохлада сменила душную августовскую ночь. Юля поёжилась.

– Воскресный сон сбывается до обеда, – оптимистично успокоила мама за завтраком, когда дочь поведала о странном падении.

– То есть, хочешь сказать, что если до обеда ничего не случится, можно не волноваться? – усмехнулась журналистка, прихлебывая горячий душистый чай.

Они сидели за круглым столом на тенистой веранде, обвитой со всех сторон фиолетовыми вьюнками, словно лианами. С фигурного носика пузатого самовара монотонно капала вода прямо на серебряный поднос.

– Ну, скажи, кто здесь-то тебя может столкнуть, а главное – куда? – хмыкнула Людмила Алексеевна и тут же пошутила. – Никого кроме нас на десяти сотках. Ты, да я, да мы с тобой.

– Вопрос, конечно, риторический, – взрослая дочь стала задумчиво очищать от скорлупы вареное яйцо.

– Ой, Юлька, забудь, – чистосердечно посоветовала мама, – это всего лишь сон. Мало у тебя реальных проблем, что ли?

– Не мало, – вздохнула журналистка, – вот, например, на месяц в Москву уезжаю на курсы повышения квалификации.

– Когда?

– В субботу, – она виновато улыбнулась и с иронией добавила, – если, конечно, не заболею.

Сделав глоток, Юля инстинктивно помяла шею, словно нащупывая, что там у неё внутри.

– Не заболеешь, я тебе сейчас лечебных трав заварю, попьёшь, и горло болеть не будет, – мама не спеша поднялась с плетеного стула и стала собирать грязную посуду со стола.

Дочь качнула головой и окинула взором участок, в котором граница между садом и огородом давно стёрлась. Яблоки кокетливо подставляли солнцу свои бордовые щечки, а рядом на грядках соседствовали оранжевые мясистые перцы и лодочки чернильных баклажан. Словно сорняки, везде росли пушистые метелки укропа и длинные, похожие на ветки фикуса, листья хрена. Прямо под домом на дорожке лежали две мотыги и секатор, ожидая своего часа. Юля тихо вздохнула. Она была благодарна матери, что та не заводит разговор о её муже, не спрашивает, почему он не поехал на дачу вместе с ней. Непривычная угрюмость Виктора лишь омрачила бы эту запланированную поездку за город. Всегда веселый и энергичный, с парой «дежурных» анекдотов в запасе, в последнее время он изменился. Откуда-то появилась хмурость и безразличие, которое, как холодным душем, гасило её желание быть рядом с ним. Она и предположить не могла, что такой фантастический служебный роман с Николаевым, закончившийся свадьбой два года назад, может так быстро оборваться. Юля боялась думать об измене мужа, но его поведение настойчиво указывало на это. Каждый вечер она мысленно готовилась к серьезному разговору, но в последний момент уверенность покидала её. Она хотела знать правду и, одновременно, боялась этой правды. Услышать из уст любимого мужчины, что у него появилась другая, было не просто страшно. Это было смертельно, по крайней мере, для их семьи. Даже в свои тридцать девять лет она так и не научилась прощать подлость и предательство.

– Брось тяпку, лучше собирай малину, – предложила мама, отвлекая от грустных мыслей дочь, – своих побалуешь.

Народная медицина помогла. Вечером, когда Юля приехала домой, её горло почти не болело. Муж ещё не вернулся со съёмки, а дочь валялась перед телевизором. Лишь на минуту она оторвалась от экрана и вежливо поинтересовалась:

– Мам, как отдохнула?

– На даче не отдыхают, а работают, – устало возразила женщина, выкладывая скромный урожай на стол.

– Это вы с бабушкой работаете, а у других дачи для отдыха, – заметила с иронией Марта, потянувшись за ягодами, которые поставила перед ней мать.

Поезд прибыл на Павелецкий вокзал в пять утра. На платформе, несмотря на ранний час, образовалась плотная толпа из пассажиров и встречающих. Поцелуи, рукопожатия, радостные возгласы – здесь царила вечная атмосфера вокзалов – места встреч и расставаний. Носильщики бесцеремонно кричали: «Поберегись» и настойчиво пинали животом свои тележки. Юля Симонова обреченно перекинула дорожную сумку через плечо и медленно пошла по перрону в сторону здания вокзала. Со всех сторон её теснили, а она упорно пробиралась сквозь толпу, прикидывая в уме, сколько ей ждать открытия метро. Она вздрогнула от неожиданности, почувствовав чьё-то осторожное прикосновение к её руке.

– Андрей? – искренне удивилась она, увидев рядом подполковника милиции Осипова, своего бывшего гражданского мужа. – Ты что здесь делаешь?

– Тебя встречаю, – просто ответил он.

Её губы тронула невольная улыбка. Мужчина смущенно чмокнул её в щеку, а потом аккуратно снял жесткий ремень сумки с её плеча. В тот же момент Юле стало необычайно легко. Чувство облегчения появилось не от избавления от тяжелой ноши. Она поняла, что теперь ей не надо уныло ждать метро, искать глазами схему, чтобы не ошибиться в маршруте следования, потом пересаживаться на автобус, от которого ещё топать до здания института пешком. Рядом был Андрей, и она мгновенно успокоилась. Журналистке оставалось только сесть в автомобиль, пристегнуть ремень безопасности и мило сказать:

– Мне в институт на улицу Октябрьскую. Это в Марьиной роще.

– Погоди, так он сейчас, наверное, ещё закрыт, – Осипов пожал плечами и спросил, – а где ты жить будешь?

– Ты же знаешь, – улыбнулась она, – журналисты – народ демократичный. Всё в одном здании – и учебные классы, и жилые комнаты.

Фары встречных машин слепили глаза, поэтому Юля сомкнула веки и продремала всю дорогу. Андрей деликатно не тревожил её сон, подозревая, что проводница, скорее всего, разбудила пассажиров около трех ночи, не дав выспаться перед встречей с суматошной столицей.

Автомобиль остановился у современной многоэтажки с солидной вывеской: «Институт повышения квалификации работников телевидения и радиовещания». Осипов распахнул дверь здания и галантно пропустил Юлю внутрь. В небольшом вестибюле был полумрак, но Симонова сразу увидела женщину-администратора, безмятежно дремлющую за старым письменным столом. Журналистка направилась к ней, доставая по пути из сумочки свои документы. Тетка, пожалуй, больше напоминала сестру-хозяйку в больнице – лениво неповоротливую и вечно недовольную. Впрочем, оформила она вновь прибывшую быстро и, вручив ключи от номера и комплект постельного белья, показала пальцем куда идти. Юля наскоро попрощалась с Андреем, и устремилась к лестнице. Сон смыкал ей глаза, а челюсти рефлекторно сдерживали глубокие зевки. Она распахнула дверь комнаты и при свете уличных фонарей и синих ламп дневного света коридора увидела три кровати с деревянными изголовьями, на которых лежали свернутые матрацы в виде рулетов. Будущая студентка шлепнула ладошкой по стене, пытаясь включить свет, но вместо этого попала на кнопку радио, и комната наполнилась приветственной песней.

– Осень пришла в Москву, дождь придавил листву.

Башней тучу проткнув, моет Останкино, – звучал хриплый тенор Александра Иванова.

Журналистка слабо улыбнулась и, выбрав место у окна, застелила постель и бухнулась на неё, как будто в пропасть.

Андрей позвонил на следующий день и пригласил в кафе. После вежливых вопросов о жизни, он признался, что недавно женился.

– Знаешь, Любаша – приятная женщина, домашняя и спокойная, – коротко охарактеризовал он жену.

– Прямая противоположность мне, – с иронией заметила Юля, принимая из рук официанта тарелку с фруктами.

– Да, вы разные, – кивнул собеседник и смущенно добавил, – но такие, как ты, встречаются в единственном экземпляре, и я это слишком поздно понял. Надеюсь, ты счастлива с Виктором.

– Да, у нас всё хорошо, – не моргнув и глазом, соврала Симонова и перевела разговор в другое русло, – а как столичный уголовный розыск поживает?

– Как весь розыск – не знаю, но у меня сейчас дело такое запутанное, что голова кругом идёт. Вся надежда на тебя, – засмеялся Осипов.

– Ты – серьёзно? – журналистка улыбнулась.

Зазвучала известная мелодия в стиле блюз. Импозантный саксофонист с белой бабочкой на шее вышел вперед и заиграл сольную партию, подражая именитым блюзменам. На мгновенье посетители ресторана перестали жевать, шуметь столовыми приборами и переговариваться. Страстный и экспрессивный тембр саксофона захватил внимание публики. Андрей протянул руку, приглашая жестом Юлю на танец.

– Если не секрет, можешь поведать подробности твоего запутанного дела? – она кокетливо посмотрела на мужчину, когда после танца они вернулись за столик.

– Три дня назад в престижном поселке «Покровское» произошло тройное убийство. В собственном особняке задушена молодая женщина – Пименова Алёна Вадимовна, жена крупного чиновника – главы администрации подмосковного района. На территории участка недалеко от входа обнаружен труп охранника, а прямо перед воротами труп садовника.

– А следы, отпечатки есть?

– Есть, конечно, но только хозяев и прислуги.

– Намекаешь, что убийца – кто-то из своих? – Юля задумалась. – А как убиты мужчины?

– Охранник застрелен, а садовник получил удар ножом. Видеонаблюдение там чисто формальное, всего одна камера, направленная на центральный вход в особняк. Ни въездных ворот с калиткой, ни бокового выхода из дома не видно. Видимо хозяева не стали особо заморачиваться с камерами, понадеявшись на круглосуточный пост охраны. В общем, на записи видно, как садовник Юрий Мурашов со спортивной сумкой в руке выходит из дома, охранник его останавливает и, судя по жестам, просит показать, что внутри сумки. Они отходят в сторону, вероятно, к скамейке, которая в поле видимости камеры наблюдения не попадает.