Вслед за расколотой луной

Кованые ворота Белого Дворца были гостеприимно распахнуты: принца ждали, и, кажется, с нетерпением. Двор запрудил народ, облаченный в одежды темных оттенков. По древнему обычаю, когда король Дангара уходил в мир иной, все королевство на два месяца погружалось в траур. Запрещалось громко смеяться и носить яркие цвета (впрочем, сей запрет не касался драгоценностей), а любые празднества и увеселения откладывались. Поэтому приветственных выкриков не последовало, однако в них не было нужды: лица людей говорили куда красноречивее.

Лишь только Роланд спешился, как оказался в объятиях высокого статного человека. Несмотря на преклонные годы, лицо его не утратило живости, карие глаза таили искру – даже потяжелевшие морщинистые веки не могли скрыть проницательного взгляда. Серебристая седина обильно усеяла подбородок и виски, резко контрастируя со смуглой кожей лица.

– Добро пожаловать, ваше высочество! – Во всеуслышание объявил он, а затем, перейдя на отеческий шепот, ласково проговорил, – Наконец-то ты дома, мой мальчик!

– Гедеон! – Принц крепко обнял старика, одного из очень немногих людей, за которых без колебания отдал бы жизнь.

Гедеон занимал должность первого министра и главного советника короля, а еще именно он вырастил и Роланда, и Виррейна. Если б принц мог выбирать, то с готовностью назвал бы своим родителем министра, пусть даже ради этого пришлось отказаться от престола. Для Виррейна же советник был и отцом, и наставником, и примером для подражания, а потому юноша с болью отметил, как Гедеон постарел, – государственные дела и придворная жизнь порядком его изнурили…

– Мы рады приветствовать вас обоих, – с теплотой произнес первый министр, – положив руки на плечи своим воспитанникам.

Стоявшие за его спиной члены Королевского Совета были куда более сдержанны в выражении эмоций и лишь почтительно поклонились принцу, игнорируя его низкородного спутника. Роланд собрался было выразить недовольство по данному поводу, однако Виррейн незаметно коснулся его плеча и взглядом дал понять, что эта ерунда не стоит внимания.

Молодой человек прошествовал следом за принцем и Гедеоном в замок сквозь калейдоскоп лиц и выражений, полных горячей надежды на перемены к лучшему – никто не пытался скрывать своей радости от кончины Киннана, невзирая на траур: народ с нетерпением ждал момента, когда на трон взойдет новый король.

***

Роланда, без сомнения, ожидали долгих два месяца: ему предстояло вникнуть во все дела, ознакомиться с текущими вопросами и нерешенными проблемами, коих в Дангаре, как оказалось, полно, ибо Киннан за последние годы совсем забросил королевство. Если бы не первый министр, всей душой радеющий за благо государства, принц унаследовал бы разруху и пустую казну. Последний момент его особенно озадачил. Роланд в первый же вечер запросил у Хранителя казны лорда Коэна расходные книги и с удивлением узнал, что отец тратил огромные суммы. Но цель этих трат была не ясна. Каждая строчка заканчивалась печатью с королевским гербом без каких-либо указаний.

– Что сие означает? – Поинтересовался Роланд у лорда Коэна, вызванного на беседу.

– Не могу знать, ваше высочество, – с почтительным поклоном ответствовал Хранитель. – Мне не дозволено требовать отчета у государя, а он не имел обыкновения объяснять свои повеления.

– И все же вы не могли не заметить некоторые странности: например, тот факт, что отец особенно много денег расходовал в последние года три, до этого времени записи мало отличаются одна от другой.

– Совершенно верно, – согласился лорд Коэн. – Однако я привык не озвучивать свои мысли вслух, ибо вспыльчивость короля известна далеко за пределами Дангара. Уверен, вы поймете мое желание не окончить жизнь в петле или жарясь под солнцем пустыни.

Роланд хмыкнул, сведя к переносице темные брови: очевидно, копать здесь бесполезно – казначей, как и все остальные, слишком боится Киннана. И после смерти его призрак зловеще реет над королевством, внушая ужас всем и вся…

– Но у вас есть хотя бы предположение, куда утекло столько золота? Великое Солнце! Да за него можно целое государство купить вместе с подданными! – Принц пристально наблюдал за реакцией Хранителя казны и заметил в нем некоторое смятение.

Тот, пытаясь спрятать глаза, замер в поклоне:

– Простите, мой господин, я ничего не знаю. Могу лишь смиренно просить вас проявить милость, если вы видите мою вину. Я готов сию минуту оставить свой пост, коли вы сочтете это необходимым.

«Ничего себе!» – мысленно воскликнул изумленный Роланд. Он уже понял: из разговора не извлечь зерна, а от словесной шелухи толку мало. Даже если лорду Коэну и известно нечто любопытное, на устах его печать молчания – виной тому страх или нечто другое, не столь уж важно. Вслух принц заверил казначея, что вполне удовлетворен его службой и отпустил с миром. Сам же подошел к окну и залюбовался южным краем неба. Звездные барашки уже окружили лунного пастушка: тот подсчитывал стадо, не забывая одаривать засыпающий Дангар холодным серебром своего света. Море шумно волновалось где-то вдали: его не видать из замка, а жаль – Роланд любил волны, они спели ему столько колыбельных…

Он глубоко вдохнул: хорошо, что существует час, когда можно сбросить с плеч заботы, отложить их, как неизбежную, но надоевшую вещь. Пальцы снова потянулись к медальону, с которым принц не расставался:

– Потерпи еще немного, Элли! Уже совсем скоро мы будем вместе! И никто больше посмеет назвать наш союз недостойным!

***

– Ну, расскажи мне, как ты? Потешь старика! – Гедеон приветливо улыбался молодому воспитаннику, поудобнее устраиваясь на бархатной подушке кресла.

– Что рассказывать? Ничего нового не случилось с того момента, как ты гостил в нашем замке у моря!

Вечер в компании наставника умиротворил Виррейна. До сих пор он чувствовал некое напряжение, висящее в воздухе: кончина короля, прибытие ко двору, встреча Роланда – все это казалось ему ненастоящим, странной декорацией. Словно события были кем-то заранее подготовлены и к чему-то вели, а принц и сам Виррейн – просто фигуры на шахматном поле, подвластные чужим манипуляциям. Это юноше совсем не нравилось, оттого-то он частенько хмурился, всматривался в каждого, кто попадался ему на пути, ища подвох…

Его красивое скуластое лицо с налетом высокомерия отталкивало людей, но на деле служило лишь защитой безродному найденышу, который мало от кого слышал доброе слово. Знать взирала на него с высоты своего величия, Виррейн отвечал тем же и перестал замечать, что выражение, нацепленное им от безысходности, почти приклеилось, как маска, которую с каждым разом все труднее снимать. Лишь в обществе самых близких – принца и первого министра – молодой человек позволял себе быть таким, какой он есть.

Сейчас Гедеон и Виррейн сидели у очага, наслаждаясь обществом друг друга. В окна мягко лилась ночная чернь, но не смела подступать слишком близко, напуганная теплым танцем огня. На столике между мужчинами стоял серебряный поднос с двумя кубками и кувшином с самым лучшим вином, а дангарские вина славились по всем миру!

– Через два месяца Роланда коронуют, – произнес первый министр, будто ставя галочку в списке неотложных дел, – но прежде ему предстоит сочетаться браком!

– Ну, за этим дело не станет, – благодушно усмехнулся Виррейн, щуря глаза на пламя и делая глоток. – Полагаю, если б не траур, наш будущий государь женился бы хоть завтра.

Гедеон засмеялся:

– Да уж, за него я спокоен: из леди Элли получится прекрасная спутница жизни. А вот ты, мой друг, имеешь ли сердечную склонность? Тема деликатная, однако, думаю, могу поинтересоваться: как-никак я твой названный отец.

– Жаль разочаровывать тебя, но моя душенька спокойна, и никто ее не бередит.

– Хм, мне странно это слышать, ибо я вижу, сколько нежных взглядов разбивается о броню, выкованную в кузнице твоих сомнений, – лукаво подмигнул министр. – Ты хоть замечаешь, как красавицы Дангара смотрят на тебя?

– Как на сорняк, который случайным ветром занесло в королевский розарий, – фыркнул Виррейн, не видевший себя в роли завидного жениха.

– О, мой мальчик, если б ты только знал, как неправ! – С неожиданным отчаянием вдруг воскликнул Гедеон.

В его голосе слышалось страдание, словно старик не мог простить себе давний грех, который мучил его с каждым днем все сильнее. Юноша встревожился, взглянул на своего наставника:

– О чем ты говоришь?

Старческую руку скрутил спазм, бокал накренился, и рубиновая жидкость выплеснулась на зеленую с золотом тунику, расплывшись мокрой кляксой у сердца. Виррейн затряс головой, пытаясь не пустить рвущийся в мысли образ кровавого пятна…

– Ты должен знать, мой мальчик, должен знать, – будто в забытьи бормотал Гедеон. – Но сейчас я слишком устал.

Молодой человек бережно подхватил его под руки и помог прилечь.

– Я возлагаю на тебя большие надежды, – прошептал первый министр, всегда уважавший ясный ум своего воспитанника. – Тебе предстоит занять мое место, потому что без твоих советов Роланд не справится…

– Мы поговорим об этом в другой раз, – Виррейн успокаивающе похлопал старика по предплечью, – к тому же мне кажется, ты рано собрался на покой.

Гедеон кивнул, снял сдавивший голову золотой обруч, чуть влажный от выступившего пота:

– Ступай, сынок, – проговорил он, закрывая глаза. – Отдохни. Всем нам потребуются силы.

Виррейн с поклоном удалился, но его не оставляло ощущение, что наставник чуть было не раскрыл давний секрет, причем, судя по всему, не очень-то благовидный.

***

Когда следующим утром принц спустился в тронный зал, то обнаружил, что основные члены Королевского Совета уже там. Помимо первого министра, его ожидали лорд Коэн, лорд Дин, лорд Элидар и леди Глэйм, облаченные в длинные черные с золотом одежды. Все они поклонились его высочеству и выстроились у трона, стоявшего на небольшом возвышении. Это означало, что Роланду надлежит занять место владыки Дангара. Он молча прошествовал к трону, надеясь, что никто не замечает, насколько неприятные ощущения его одолевают. Принц от души пожалел, что Виррейн отказался составить ему компанию.

– Ты ведь станешь главным советником и первым министром! Почему бы не включиться в обсуждение насущных вопросов? – Роланд попытался надавить на чувство долга, но не сработало.

– Возможно, – лениво откликнулся друг и весело подмигнул. – Однако пока я всего лишь твой оруженосец, коему нечего делать в обществе столь знатных особ. Придется тебе самому воевать с демонами в лице твоих будущих придворных!

– Зубоскалишь? Не поможет! Все равно часть проблем я свалю на тебя – не одному ж мне расхлебывать последствия загадочной отцовской расточительности!