Венец безбрачия

Вера вышла замуж за Николая, когда они еще учились на третьем курсе института. Для нее это была первая любовь, первые серьезные отношения, и она очень гордилась тем, что несмотря на моду, на свободные нравы и взгляды, царящие в современном обществе, она сумела сохранить себя в чистоте – для будущего мужа.

Вообще-то мужу было абсолютно все равно, он не придавал этому никакого значения. Ему гораздо важнее было не прошлое, а настоящее и будущее.

– Запомни, милая, -предупредил он Веру накануне свадьбы, – я не смогу простить не только физическую измену, но даже эмоциональную. Не такой я человек. Моя женщина должна быть только моей – даже на уровне мыслей. В общем – даже не думай. Не прощу.

А Вера даже не обиделась. Лишь удивилась – ну зачем он это говорит? Это же очевидные вещи, как таблица умножения. Если выходишь замуж за человека, хранить ему верность – это не добродетель. Это бесспорная норма.

И началась их семейная жизнь. Спокойная, размеренная, без серьезных конфликтов и выяснения отношений. Оба закончили институт, оба пошли работать в одну и ту же фирму, только в разные отделы.

Вера вела их нехитрый быт, тихо что-то напевая, часами возилась на кухне или убирала крошечную "двушку", которую отдали молодым ее родители, а сами переехали к бабушке, маминой маме. Николай участия в бытовых делах не принимал – уставал на работе и дома хотел лишь тишины. Вера не возражала – она была молодой здоровой женщиной, и домашние дела вовсе не казались ей непомерной нагрузкой.

Единственное, что огорчало Веру – это некоторая холодность мужа, который очень не любил проявлять свои чувства. Он никогда не обнимал и не целовал жену "просто так", не говорил ласковых слов, не предлагал вместе сходить куда-нибудь, а, когда инициативу проявляла Вера, аккуратно, но решительно отстранялся.

Конечно, ее это огорчало, ей хотелось, чтобы муж уделял ей внимание, но потом она решила, что, наверное, она слишком многого хочет, что это женщины такие эмоциональные, а мужчинам это совершенно не нужно и – смирилась.

Прошло десять лет. Анечка, их дочка, пошла в первый класс, и тут грянул гром. То ли у Николая начался кризис среднего возраста, то ли еще что-то, но он совершенно по-глупому и очень нагло закрутил роман прямо на работе. Об этом, а еще о том, что Николай никогда ее не любил и живет с ней только по инерции и ради ребенка, Вере поведала та самая любовница – энергичная и решительная девица.

Николай вечером умолял о прощении, пытался что-то рассказать о мужской полигамности и эффекте новизны, о том, что после кризисов браки должны становиться еще крепче. Вера молча слушала и кивала. А потом, когда успокоенный муж лег спать (дочка легла еще раньше, до начала разговора), она собрала все сильные таблетки, которые оставались в аптечке еще от родителей, и выпила их.

Так Вера оказалась в неврологической клинике на целый месяц. Терапия очень хорошо помогала ей, но больше всего выздоровлению способствовали долгие беседы с Георгием, ее психиатром. Сначала это были рядовые беседы в рамках курса лечения, потом Георгий стал все чаще оставаться после приема пациентов или приходить чуть раньше, и тогда они шли гулять по территории больницы, подолгу сидели на скамейке, пили кофе с булочками в буфете.

Очень быстро стало понятно, что они оба испытывают взаимную симпатию. Но, если Георгий был свободен, то Вера по-прежнему была замужней женщиной. Она не хотела уподобляться мужу, считала это непорядочным по отношению к обоим мужчинам.

С мужем она все-таки планировала попробовать начать сначала, ведь он так искренне раскаялся, просил прощения, плакал, через день приходил сюда, приносил цветы и сладости. Конечно, прежнего доверия уже не будет, но у них семья. И ребенок. А Вера – мудрая женщина, которая должна уметь прощать.

Георгий же был слишком хорошим и порядочным мужчиной, чтобы оставаться любовником, мужчиной "для души", запасным аэродромом или средством мести мужу. С ним так было нельзя. Или все, или ничего.

Вера долго мучилась, но все-таки приняла решение – ей нужно сохранить семью.

– Я все равно люблю тебя. Просто знай это, – сказал Георгий, когда она сообщила ему о своем решении. А на следующий день ее выписали.

Николай приехал встречать ее один – Анечку на все лето забрали на дачу родители Веры.

– Это к лучшему, – в который раз подумала она. – Нам надо заново научиться общаться.

Дома было, на удивление, чисто.

– Вызывал службу специальную, чтобы тебе после больницы не возиться с уборкой – пояснил Николай, и Вера обняла его:

– Спасибо за заботу, Коленька.

Тем не менее, немного "повозиться" пришлось – корзина с грязным бельем была полна: похоже, Николай перестелил постель перед ее возвращением, а постирать грязное не успел.

Вера взяла комок ткани, то ли простынь, то ли пододеяльник, и встряхнула его, чтобы расправить перед загрузкой в машинку. Из середины комка выпало что-то черное. Она наклонилась и подняла маленькие черные кружевные трусики, которые явно не принадлежали ни ей самой, ни семилетней дочке.

– Гош, я еду к тебе. Можно? – с удивительным спокойствием она набрала номер и выговорила непривычные для нее слова.

– Я как раз еду домой, буду через полчаса. Сама доберешься или тебя забрать? – совершенно обыденно уточнил он.

– Доберусь сама. Диктуй адрес.

Муж уже смотрел телевизор и даже не услышал, как Вера вышла из дома. А она не хотела с ним прощаться. Через неделю Вера подала на развод и попросила Николая освободить квартиру.

…У Веры был любимый человек, ее поддержала дочка, которая, хоть и скучала по папе, но захотела остаться жить с мамой. Больше у Веры никого не осталось.

От нее отвернулись ее собственные родители, свекры прокляли в самом прямом смысле этого слова, общие друзья прекратили общение, на работе многие сторонились и чуть ли не показывали пальцем. Шутка ли – изменила мужу и развалила семью!.. Тьфу, противно! Приличных слов для таких даже нет.

Я этого так не оставлю!

У Анатолия не было детей. Так сложилось. В первом браке у жены были проблемы со здоровьем, а, когда он женился второй раз, после сорока, на своей ровеснице, уже вроде бы, как-то и не нужно было. Тем более, что у второй жены, Тони, была дочь-второклассница, а у самого Анатолия была племянница Инночка, дочь младшей сестры. Словом, было о ком заботиться, но не было возни с пеленками-распашонками и бессонных ночей.

Анатолия все вполне устраивало. Тем более, что он был реалистом и неглупым человеком: у него имелось серьезное хроническое заболевание, которое периодически вступало в острую фазу. Тогда за ним самим нужен был уход. Да и общее состояние медленно, но верно двигалось в сторону ухудшения. Врачи давали прогноз максимум лет на десять активной жизни. А потом… неизвестно.

Ну и что ждет ребенка в таком случае? Нет. Анатолий не афишировал свою мотивацию, отговариваясь тем, что он – убежденный чайлфри. И точка. Кто-то отступал, кто-то убеждал, кто-то презрительно фыркал, но ему это было до лампочки. Он принял решение и был убежден в своей правоте.

Тоня хотела ребенка от любимого мужа. Конечно, хотела. Но разделяла его взгляды. Да и возраст… В общем, со временем и она смирилась: есть дочь, есть любимый муж, что еще нужно для счастья? Наверное, только здоровье…

Они были женаты чуть больше года, когда к ним из небольшого провинциального городка перебралась жить Инночка. Она только что закончила институт, и поняла, что в родном городе перспектив нет ни в плане работы, ни в плане удачного замужества. Поэтому совершенно естественно, что она вспомнила о дяде.

– Я ненадолго. Мне только зацепиться в Москве. Ну не буду же я квартиру снимать, когда у моего дядечки Толечки своя квартира есть? – хлопая длинными ресницами объясняла она свой неожиданный приезд.

И действительно. Дядечка Толечка и тетечка Тонечка недавно продали свои квартиры и купили общую – большую, просторную, светлую и в очень хорошем районе. Ну разве жалко на время отдать одну комнату родной племяннице?

– Живи, конечно. Родным людям нужно помогать, – сказал Анатолий и выделил Инночке не только комнату, но и помогал деньгами, пока она не устроилась на работу. А тетечка Тонечка стеснялась просить помощи по хозяйству – ведь Инночка у них в гостях. Она кормила племянницу, убирала в ее комнате, мыла за ней посуду и гладила ее одежду, когда Инночка об этом просила – а просила она довольно часто.

Инночке очень нравилось у тети и дяди, и неизвестно, сколько бы она еще гостила у них, но через полгода она закрутила на работе роман и очень удачно вышла замуж, перебравшись в квартиру мужа.

Муж Инночки был перспективным мальчиком, но пока с деньгами было не слишком шикарно. И Инночка, теперь уже с мужем, часто приходила занимать денег у дяди Толи, иногда забывая их отдавать, по несколько дней гостила на их даче и использовала дядин гараж в качестве склада своих вещей – ведь она же его родной человек, это нормально.

…Муж Инночки пошел в гору, а вот дядя Толя стал заметно сдавать. Периоды ремиссии становились все короче, а периоды обострений – дольше и мучительнее. Тоня ухаживала за мужем, искала новых врачей, заказывала какие-то чудодейственные лекарства. Но мужу лучше не становилось.

Он становился физически слабее, зато характер его сделался невыносимым: он почти постоянно кричал на жену, капризничал и чего-то требовал. Тоня все сносила терпеливо и оставалась любящей, заботливой женой – до самого конца.

– Дяди Толи больше нет, – позвонила она Инночке поздним вечером. – я не могу поверить… Сил нет… Давление подскочило… Дочка завтра первый экзамен сдает в школе, ЕГЭ, не могу ее выдернуть… Ты не поможешь мне все организовать? У тебя, вроде бы, отпуск

– Ой, тетечка Тонечка, какой кошмар, какой кошмар!.. Дядя Толечка… Нет, я на завтра уже к стоматологу записана, но на похороны послезавтра приду. Обязательно приду!..

И Инночка пришла. Принесла две розы, красиво поплакала на плече мужа, обняла Тоню, а, едва все зашли в квартиру, где собирались помянуть, отозвала вдову в сторонку прямо в коридоре.

– Тетечка Тонечка, а вы знаете, дядя Толя завещание оставил? Нет? Странно… Впрочем, у него из родных – только я и мама. Вы, наверное, эту квартиру себе хотите оставить? Тогда давайте мы дачу заберем и машину – вы же все равно не водите… И запонки с бриллиантами заберу – их мама ему дарила. Вам-то они ни к чему, да? И еще кожаный портфель отдайте, это мы с мужем дарили, он мужской, вам не нужен. И, наверное, коллекцию марок заберу – он мне обещал их отдать, там редкие есть, дорогие…

Тоня подняла на нее сухие, покрасневшие от слез глаза, и что-то прошептала.

– Что вы сказали? – не расслышала Инночка.

– Пошла вон! – уже громко повторила Тоня.

Инночка вздрогнула от неожиданности: