Возвращение черной луны. Книга 2. Горькая линия

– А мне-то что! Я сам по себе. От того, что они сохнут или мокнут, в моем сердце ничего не изменится. – Он отломил стрелку шалфея, дал ей понюхать.

– Класс! Как я люблю все это! – воскликнул с восторгом, обведя темно – карими своими глазами поляну, небо, колок, в тени которого они устроились.

– Что ты любишь?

– Лес… Русский лес, русские цветы. Лягушек всяких, птичек, зверушек… – он говорил, как ребенок. – Жить без этого не могу!

– Забавно.– Произнесла Лора, даже пожала плечами.

– Я в самую душу блаженства залез. Тут солнце. Тут травы. Тут птицы и лес!

– Ты еще стихи пишешь?

– Нет. Это стихи чудесного детского писателя. Бианки, знаешь? Я его с детства обожаю. И это все про меня. – Он обвел глазами опушку. Взгляд его темных глаз был восторжен, словно он впервые видел эту красоту. -Смотри, смотри… Ель… Ель дает лесу глубину и делает его таинственным. А сосна превращает лес в храм.

– Да? – наивно изумилась Лора.

– Ну, да!.. У нее стволы колонны, вот и получается. Храм!

Лора отщипнула какую-то травинку, поднесла руку к лицу, чтобы скрыть смятение.

Этот мальчишка словно сорвал стоп-кран с ее души. Она вспомнила, вдруг вспомнила, что тоже любила все это – березовые колки ее детства, травы и озера, особенно полевые цветы – желтый львиный зев, яркую пахучую пижму, и еще саранки, вызревающие в сырой глубине леса подобно сказочному аленькому цветочку. Она любила лечь на прогретый солнцем дощатый мостик на старице и долго, забыв о времени, пристально вглядываться в глубину воды, где среди подводных кущ деловито сновали мальки и какие-то тонконогие создания. В воздухе над головой плясали золотые от солнца комарики и пролетавшая мимо бархатно-белая бабочка, казалось, вот-вот превратится в неземной красоты фею.

Почему это исчезло из ее жизни? Почему она забыла об этой красоте, частью которой когда-то была сама?!

– Знаешь, – продолжал Евгений, – мне иногда снится, как я один живу в лесу, одиноким лесовиком. Сижу у костра, с белками общаюсь. Мне иногда надоедают люди… Вернее, я устаю от них, от их болтовни, и тогда я уезжаю на несколько дней в лес. Сбегаю. У отца есть сторожка дальняя, тайная. Домик в лесничестве. Мама о нем не знает. А мне там самое то. И представляешь, живу я там три дня и молчу. Молчу, молчу, молчу, и представляешь, силы набираюсь. Я понимаю теперь отшельников. Оказывается, это правда…

– Что – правда? – не понимала она.

– Правда в том, что человек только на природе, от земли может очищаться от всякой душевной нечистоты.

– Понятно. – Произнесла она отчего-то растерянно.– Ты – натуралист. – Она вспомнила, что Фаина говорила ей о страсти Евгения к природе.

– А чем ты занимаешься, кроме спорта и природоведения?

– Матери помогаю в ресторане.

– В каком ресторане? – насторожилась Лора.

– «Ишим», ты же там была вчера, наш ресторан. Три года назад мы его купили и теперь все трудимся. Я там за грузчика и распорядителя. А иногда за швейцара и громилу.

Лора вспомнила рыхлую, белокожую со старомодной прической хозяйку ресторана. Ах, вот ты какой стала, Верочка! Почти со злорадством воскликнула про себя. И не узнаешь тебя!

– Значит, маме помогаешь. Хороший мальчик. Любишь маму? – спросила насмешливо.

– Люблю, очень. У меня родители классные. Мамусик такая пушистая, ласковая, как подушка-думочка. А папа, между прочим, мэр этого захолустья.

Она на всякий случай сделала большие глаза.

– А он какой? – все же спросила.

– Батя? Настоящий мужик. – Коротко и уверенно сказал он.

– Ты у них один?

– Один. – Проговорил он с растяжкой в голосе, так, что она поняла – не отказался бы он от брата или сестры.– Зато у меня два отца.

– Как это?

– Мой крестный отец Аркадий Эрастович, наш местный судмедэксперт. Замечательный мужик. Они с отцом с юности дружат, хотя дядя Аркаша на десяток лет старше моего. Человек своеобразный, профессия у него такая… ужасная. – Он брезгливо сморщился… – А ты случайно не врач, Танюля?

Лора отрицательно покачала головой, заметив про себя, что смирилась с его «Танюлей». Сама придумала. Пусть будет.

– Слава Богу. Не люблю врачей. Меня в детстве по врачам затаскали – то свинка, то корь, то понос, потом какой-то вообще смертельный диагноз ставили, типа лейкемии. В общем, они со мной намаялись. Мама до сих пор не хочет поверить, что я здоров. Продолжает переживать по поводу каждого моего чиха. Кстати, позвонить надо, а то она меня потеряла. Мне тут от отца на днях досталось.

– За что?

– За исчезновение. Я на рыбалку сбежал, с ночевкой. Что было!.. – наивно приврал он, утаив, что рядом с ним всю ночь находилась очень милая девушка. – Мамусик, мамусик! Ты слышишь, это я. Что я делаю? Гуляю по лесу, недалеко тут, в Мещанском. А я тебе нужен? Очень? Хорошо, заеду, заберу. Короче, три упаковки «Золотой короны» и ящик коньяка, ящик «Мартини», водка «Империал». Запомнил. Ничего я не перепутаю! А сухое надо? Нет. Нет, так нет. Целую. – Он отключился. – Видишь, сухое вино у нас не любят! А я, кстати, пью только сухое красное. Радиацию выводит. Желательно французское. А ты?

– Я не против «Мартини», и не против сухого французского вина.

Евгений стукнул себя по лбу.

– Что же я сижу! Байки тебе рассказываю… Мне же угощать тебя надо! Я ведь, кое-что захватил из ресторана. – Он вскочил, открыл багажник машины и через тридцать секунд поставил перед ней сумку.– Это у нас будет полдник, ладно? Мне, как спортсмену, постоянно нужен протеин. А ты, наверное, не обедала.

– Не обедала. – Подтвердила она. Евгений ловко извлек из сумки пластиковую скатерть, расставил на ней в судочках салаты, колбасу, сыр, хлеб уже нарезанный. На дне сумки он нашел штопор и открыл бутылку вина, налил в пластиковый фужер.

– Меня мама воспитывала, как девочку. А папа и дядя Аркаша, как мальчика. Поэтому я все умею.

– Все? – изумилась Лора.

– Ну, да! Плаваю, ныряю, стреляю, рыбачу, грибы собираю, машину и всякую технику сам ремонтирую. Не удивляйся. Я пироги пеку лучше, чем мама. А машину вожу лучше, чем папа. Дядя Аркаша вообще не водит. Ему не надо. Компьютер я знаю на пять! Я даже книги пишу. Со мной уже один договор заключили в Екатеринбурге, в одном издательстве. – Он говорил, как хвастливый мальчуган.

– И о чем же ты пишешь?

– Я пишу о секретах русской сибирской бани.

– И откуда же ты их знаешь? – искренне удивилась Лора.

– А я умный. Я знаю, где взять информацию. Сейчас это самое главное. Я просто умею работать с информацией, вот и все. В детстве отец учил меня систематизировать знания. Я заводил себе тетрадки и регулярно переписывал, переклеивал из газет и журналов всякие заметки и статьи, зарисовывал то, что не мог вырезать, ту информацию, которая меня интересовала. Например, о рыбалке. Рыбалкой дядя Аркаша меня заразил. И вот таких тетрадок я накопил десятки. Так, что мне оставалось только их обработать, порыться в Интернете, добавить кое-что из новых методов. И вот так я стал автором-составителем очень солидной книжки. Мне даже гонорар дали. Правда-правда… Я маме на эти деньги золотой крест на цепи купил. Самый большой, который был в нашей ювелирке.

Лора усмехнулась про себя, вспомнив огромный крест, лежащий на груди Верочки.

– Теперь дописываю книгу о сибирской рыбалке. А потом возьмусь за грибы. Я вообще очень умный, – подвел он итог, – но страсть, как люблю придуриваться.

– Я это заметила. – Лора заставила себя засмеяться. Действительно, ботая так, он производил впечатление пустомели, если б не сила, исходящая от него, от всего его красивого мужественного облика. Это было слегка странно и очень волновало ее. Впрочем, он ведь очень похож на отца.

День перевалил за половину. Гомон и звон в траве приутих. Под голубым безоблачным небом этого очередного дня жизни царствовала красота, неуемная сила земли дарила праздник всем обитателям, и сердце Лоры готово было разорваться от восторга, впервые так яростно овладевшего ею.