Чающие утешения Израилева

В самом описании нового Храма, занимающем три главы, важно отметить несколько аспектов. Некий таинственный муж, сияющий, как медь, измеряет все детали Храма. В руках его льняная вервь и трость измерения – обычные в древности орудия строителя. Для Библии они, в первую очередь, символы Премудрости Божией, полагающей меру земле. В словах, обращенных к Иову, Господь восклицает из бури: «Где был ты, когда Я полагал основания земли? Скажи, если знаешь. Кто положил меру ей, если знаешь? или кто протягивал по ней вервь?»[42 - Иов. 38:4—5.] – и те же мера и вервь присутствуют в видении Иезекииля. В отличие от Соломонова Храма, построенного по образцу древних хананейских святилищ, в отличие даже от Второго Храма, который Ездра, а потом Ирод старались устроить по указанной Иезекиилем мере, тот будущий Храм, который видит сам пророк, построен по мере Божественной Премудрости. Не человеческие усилия, но Премудрость Творца созидает его для людей. Именно это делает видение пророка не просто предвидением недалекого будущего, но откровением о конце времен и цели истории. Неудивительно поэтому, что будущий Храм оказывается гармоничнее Соломонова Храма, и многие особенности его конструкции проникнуты глубоким символизмом.

Кроме того, читателю бросается в глаза тесная связь видения Иезекииля с двумя жизненно важными библейскими текстами, с началом и концом Священной Истории. Описание Храма, составленное Иезекиилем, живо напоминает описание Скинии, в которой Бог обитал посреди Своего народа в пустыне. Это описание, занимающее значительное место в Пятикнижии, поражает обилием деталей и является существенной частью Моисеева завета. Как присутствие Божие в Скинии было смыслом Синайского завета, так и смысл нового Иезекиилева Храма – в присутствии Бога среди людей. Как Скиния в Пятикнижии, так и новый Храм в книге Иезекииля становятся знамением Завета с Богом. И, конечно, невозможно не вспомнить, что Новый Иерусалим описывает еще один пророк и тайновидец – евангелист Иоанн Богослов. В самом конце Апокалипсиса Иоанн говорит о городе и об Ангеле, который измеряет его тростью, в точности как в видении Иезекииля. Характерно, что если Иезекииль видит, в сущности, только чертеж (так и хочется сказать – черно-белый), то описание Иоанна сверкает ярчайшими красками всех драгоценных камней. Прекрасно знавший текст Иезекииля, евангелист Иоанн говорит о Новом Иерусалиме: «Храма же я не видел в нем; ибо Господь Бог Вседержитель – храм его», – и эти слова выражают основной смысл обоих видений.

Иез. 41—42

Смысл детального описания Храма, которое приводит пророк Иезекииль, в первую очередь, заключается в самой этой детальности. Этим подчеркивается для самого пророка и особенно для его слушателей подлинность и реальность его видения. Оно настолько ясно, что можно измерить все помещения Храма, все его части. Однако это не просто гомилетический прием, призванный воздействовать на слушателей. Логика слова пророка состоит в том, что туманное и неопределенное будущее невозможно было бы описать в точности. Как о разрушении Храма Господь говорил, что оно сбудется непременно, и ничто не в силах предотвратить его, так и слово о восстановлении есть предвидение того, что в какой-то незримой реальности, в ином измерении времени уже совершилось. Иезекииль говорит не о здании, которое еще только может быть построено, но о том, что в вечности оно уже существует.

Кроме того, пророк полагает, что его слушателям или, в крайнем случае, их детям, предстоит собственными руками строить этот Храм, хотя в вавилонском плену еще нельзя об этом и помыслить. И в предвидении этого пророк стремится снабдить народ Божий, возможно, более точным описанием предстоящей постройки.

Самое важное для пророка в этом описании – Святое Святых, место пребывания ковчега Завета, жертвенник и все необходимые для культа помещения. Ведь их наличие в будущем Храме можно объяснить только тем, что в нем будет возобновлено поклонение Единому, и Храм снова станет местом Его присутствия. Значит, то обращение к Вседержителю, которое в Вавилоне силой обстоятельств остается неполным, найдет в будущем Храме свое завершение в будущих богослужениях.

В первой половине книги пророк записывает слова Всемогущего об изгнанниках: «Я Сам буду для них некоторым святилищем». И в течение четверти века это слово исполнялось день за днем. Только жертвы не приносились во вновь родившейся синагоге, потому что они должны приноситься только в Иерусалиме. И теперь, в видении грядущего Храма, времена и сроки смещаются и соединяются, давая людям почувствовать вкус вечности. Поклонение и молитва могут приноситься Богу иудеями в Вавилонии, потому что в божественном Замысле уже существует будущий Храм, который их детям еще предстоит построить!

Такое рассуждение антилогично, оно опрокидывает человеческие представления о причинах и следствиях, потому что коренится в ином представлении о причинности. Единственная ее основа – воля Творца, исполнению которой не может противостать ничто. Раз определенная, эта воля не меняется и не может не исполниться, потому что Бог – единственная реальная сила в этом мире.

Иез. 43

Иезекииль видел Славу Господню покидающей Храм, и теперь он видит Ее возвращение. Сам пророк подчеркивает одинаковость обоих видений. Только на малое время отходил Господь от Своего Дома и Своего народа, чтобы совершилось покаяние и очищение Израиля. Верность Его Завету с Авраамом, Моисеем и Давидом оказалась превыше всего, даже полное и окончательное падение избранного народа не превозмогло ее. Этим видением возвращения Присутствия Божия не отменяется все, что произошло с Иерусалимом, не отменяется трагичность его судьбы. Но во мраке его истории появляется свет, на который люди не имели права и не смели надеяться. Видение возвращения Славы Господней совершенно меняет эмоциональную окраску всей книги пророка Иезекииля. Исполненная ужаса перед лицом опаляющей Святости Божией, она становится благовестием надежды.

Но Господь, как это бывает почти всегда, говорит о большем, чем просто восстановление попранного и расторгнутого завета. Если люди устыдятся своих поступков, повелевает Он, то надлежит пророку возвестить им о грядущем Храме. Но место пребывания Божия, Святое Святых, уже не ограничивается в нем только малым помещением в глубине здания: все пространство вокруг его – Святое Святых. И в этом священном пространстве Присутствия Господь дает новый устав о жертвоприношениях. Здесь важны не столько сами по себе детали устава, сколько то, что речь идет об общении с Богом. Ведь жертва в Ветхом Завете в первую очередь является трапезой, на которую мы смиренно приглашаем Всемогущего, и Он снисходит к нашим скромным дарам. Едва ли случайно, что центром жизни возвещенного Иезекиилем Нового Завета станет именно священная трапеза, за которой мы становимся, по слову апостола Павла, своими Богу.

В 43-й главе есть важная деталь, не позволяющая считать увиденное пророком просто возобновлением того культа, что совершался до вавилонского плена. Господь говорит, что в обновленном Иерусалиме Храм уже не будет стена к стене соседствовать с домом царя. Тем самым царство мира сего, хотя и продолжающее существовать, отстраняется от Царства Божьего. Все еще важное и нужное, оно перестает быть сущностной частью духовной жизни народа. Свет Иерусалима, к которому немного позже призовет Второисайя все народы мира, сияет только из Храма, потому что это Свет Христа, и поклонение Ему совершается в духе и истине.

Иез. 44

Ключевое слово для понимания всей 44-й главы книги пророка Иезекииля – благоговение. Уже произнесено пророком обетование об очищении, спасении и восстановлении Израиля. Господь обещал, что в завете мира, который Он заключит с народом, людям будет дарован Дух Божий, Который направит наши сердца к исполнению воли Вседержителя. Мессия будет Пастырем Израиля, Который поведет народ по пути жизни. Но пророк говорил и о том, что каждый человек сам отвечает за себя и свой нравственный выбор, значит, духовная свобода людей ничем не нарушается. Именно поэтому в пророчестве о новом Храме так важен призыв не повторять того, что привело к гибели Соломонова Храма. Завет мира и наитие Духа Божия, таким образом, не «зомбирование», в результате которого люди автоматически становятся праведными, но именно путь, который открывает Господь. Идти по нему можно только добровольно.

В новом Храме служение Богу возобновляется на основе того духовного опыта, который Израиль приобрел за годы плена, и этот опыт в первую очередь требует воспринимать святость Божию всерьез. Установления об удалении от греховной скверны и порядок богослужебной жизни в Храме не должны восприниматься как человеческое изобретение, которым можно и пренебречь. Пусть до плена многие в Израиле думали, что Бог не замечает малосущественных нарушений («Бог не увидит»). Отныне все знают, что это не шутки: близость Божия явлена народу самым недвусмысленным образом. Израиль призван приближаться к Богу с радостью и трепетом потому, что он знает, что Бог Авраама, Исаака и Иакова – Бог живой и истинный.

Помилование, результатом и выражением которого стало пророчество о новом Храме, было даровано Израилю не за заслуги. Только ради имени Своего совершает Господь Свое спасительное вмешательство, только ради Своей милости. И поэтому Израилю предстоит научиться жить и предстоять Богу с этим опытом незаслуженного прощения, опытом спасения от добровольно выбранной им и заслуженной гибели. Это далеко не простая духовная задача. Требуется огромное доверие к Богу, чтобы принять тот факт, что мы прощены не потому, что мы чем-то хороши, но только и исключительно потому, что Бог свят. Никакие подвиги не могут снискать нам милость Творца, Он спасает нас только потому, что Он благ. Благоговение к святыне, о котором говорит пророк в этой главе, – единственно возможное отношение к Богу, Который спасает людей ради Своей, а не их святости. Благоговение, непостижимая смесь поклонения, радости и страха, будет вести народ в отношениях с Богом.

Научиться этому трудно, потому что для этого нужно учиться смирению, доверию к Богу и любви к Нему. В сущности, та трепетная близость к Незримому, о которой говорят изложенные в 44-й главе богослужебные установления, только и возможна как плод любви к Богу. Кто может исполнить это?

С древности Церковь считала начало 44-й главы пророчеством о Деве Израиля, Единственной, на Чье смирение призрел Господь. О Деве, Матери Христа, говорят слова о закрытых вратах: «Ворота сии будут затворены, не отворятся, и никакой человек не войдет ими, ибо Господь, Бог Израилев, вошел ими, и они будут затворены». Она обрела благодать у Бога, и Ее смирение и любовь к Нему прообразованы словами (стиль) Иезекииля о том, как Израиль должен служить Богу. И к Ней же, наверное, можно отнести заключительные слова этой главы о том, что Сам Господь будет уделом Своих служителей, источником их жизни.

Иез. 45—46

Жизнь спасенного Израиля, как ее описывает в последних главах своей книги пророк Иезекииль, сосредоточена вокруг Храма. В ней не может быть места повторению того, что стало причиной гибели страны. И поэтому пророк подробно передает слова Господа об устройстве страны, о месте и обязанностях князя и основах экономики. Сам по себе этот факт имеет определяющее значение, потому что здесь закладываются основания нравственного устроения общественной жизни.

Пророк подчеркнуто избегает говорить о царе и царстве в Иерусалиме: лет за тридцать до времени этого пророчества пророк Иеремия возвестил прекращение власти династии Давида. Не будет более в Израиле царей, доколе не придет Христос, Сын Давидов. Не исключено, что Иезекииль ясно видел, что в будущем не будет у Израиля и полной политической самостоятельности, но его духовная уникальность будет сохраняться в рамках мировых империй (Персидской, Александра Македонского, а потом Римской). Так или иначе, пророк говорит о князе, власть которого весьма ограничена.

И здесь как нечто само собой разумеющееся пророк возвещает совершенно удивительные вещи. Основные обязанности князя, о которых пророк считает нужным сказать, – религиозные. Он приносит жертвы за весь народ, представляет его перед Богом. Можно сказать, что князю поручается некоторая ответственность за народ. Для древнего Востока, да и для более поздних обществ, эта мысль звучит весьма неординарно. Еще в Российской империи последний император в вопросе переписи населения о роде своих занятий писал «хозяин земли русской», тем более в этом духе мнили о себе государи древности. Но в книге пророка Иезекииля на князя не только возлагаются определенные обязанности, но и права его существенно ограничены.

В допленную эпоху цари и их приближенные нередко силой и неправым судом отбирали у своих подданных землю, основной источник пропитания людей. Весьма ярко рассказывают об этом главы 3-й книги Царств, посвященные пророку Илии. Обличают эти жестокие проявления власти и поздние пророки, включая Иеремию и самого Иезекииля. Кровь, которой Израиль обагрял Святую землю, как говорит об этом Иезекииль, проливалась в борьбе с князьями за земельные участки. В обновленном Иерусалиме князю запрещено покушаться на землю своих подданных. Земельная доля князя ясно определена, и пророк подчеркивает, что это делается для того, чтобы князья впредь не теснили народа Божьего.

Но требование справедливости, требование не причинять зла слабым и беззащитным, распространяется не только на князя. Всему народу повелевает Господь содержать правильные меры веса. Обратим внимание, что в то время это одновременно подразумевало и честность в установлении валютных курсов. Специально определяет пророк и порядок передачи земель по наследству. Иными словами, у стен нового Храма не может быть экономических махинаций, торгового обмана. Тем самым пророк дерзает давать нравственную оценку и государству, и экономической жизни общества, на что мы далеко не всегда решаемся. Главный смысл его слов в том, что обман и ограбление бедных и беззащитных – грех перед лицом Вседержителя.

Точно так же приводимый Иезекиилем порядок жертвоприношений, которые должен совершать князь, лишают его власти в области духа. Многие допленные цари Северного и Южного Царств считали себя вправе приступать к жертвеннику по собственному разумению и устраивать религиозную жизнь по своему усмотрению. Большей частью это выражалось в том, что цари допускали, а порой и насаждали чужеземные языческие культы; это делали и Соломон, и большинство его потомков, вплоть до Манассии. Лишь изредка, как во времена Езекии и Иосии, голос веры и совести звучал в сердце и поступках царей. Но отныне участие князя в почитании Бога строго регламентировано, и тем самым подчеркивается, что перед Богом князь – такой же человек, как все. Пророк специально говорит, что когда весь народ приходит пред лице Господне, князь «должен находиться среди них; когда они входят, входит и он; и когда они выходят, выходит и он». Для древнего мира, где государь нередко был не только верховным жрецом, но часто и земным богом, это абсолютно уникальная позиция. В словах пророка мы видим своего рода предзнаменование обличений, которые первые христиане бросали в лицо римской власти, принуждавшей их поклоняться императору.

Весьма важно, что пророк не только разграничивает светское и религиозное в жизни спасенного Израиля. Нравственная оценка светской жизни с точки зрения закона Божьего подразумевает, что в жизни Божьего народа нет ничего, что было бы религиозно индифферентным: вся его жизнь должна быть служением Богу. Когда Господь скажет искушающим Его книжникам: «Отдавайте кесарю кесарево, а Божие – Богу»[43 - Мк. 12:17.], в Его словах отзовется пророчество Иезекииля о том, что Царство Божие несравненно выше царств мира сего.

Иез. 47—48

В заключительных главах своей книги пророк Иезекииль описывает устроение Святой земли и распределение земли между коленами Израилевыми. Но в этом «техническом» тексте мы видим несколько исключительно важных деталей. Как и в предыдущих главах, эти детали подчеркивают, что пророк говорит о чем-то большем, чем просто земное устроение. В его словах звучат апокалиптические ноты, удивительным образом сочетающиеся с «проектом земельного кадастра» для обновленного народа Божия.

47-я глава начинается пророчеством о потоке, исходящем из-под порога Храма. В земном Иерусалиме на Храмовой горе ему нет реального соответствия, и потому описание пророка следует воспринимать как символ некоей духовной реальности. Иезекииль говорит, что этот поток, текущий из Дома Божия, напояет всю землю и животворит все, через что он протекает. По берегам потока все расцветает, воды его изобилуют рыбой, и даже воды моря, в которое он впадает, становятся «здоровыми», пригодными для питья. Такими красками пророки всегда изображают землю, преображенную в день воцарения Всемогущего, в день Его победы над грехом и смертью.

Поток Иезекииля в общебиблейском контексте следует сопоставить с водой, которую дает Господь Иисус Христос и которая становится в нас «источником воды, текущей в жизнь вечную»[44 - Ин. 4:14.]. Иезекииль таинственным образом видит и возвещает нам те «реки воды живой», которые, по слову Христа, переполняют верующих в Него[45 - Ин. 7:38.]. В видении Иезекииля эта животворная вода истекает из Храма, где присутствует Бог; пророк Захария говорит о живых водах, которые в день Спасения потекут из Иерусалима на восток и на запад[46 - Зах. 4:8.]; в рамках Ветхого Завета в целом эта живая вода воспринимается как символ животворящей благодати Божьей, символ того Духа, Которым сердца людей из каменных превращаются в плотяные. В Новом Завете евангелист Иоанн открывает нам, что речь идет не о символе: это та самая вода, что истекает из пронзенного сердца Сына Божьего[47 - Ин. 19:34.]. И тот же евангелист Иоанн свидетельствует в Откровении об этой «реке воды жизни», «исходящей от престола Бога и Агнца»[48 - Откр. 22:1.].

Описывая далее разделение земли между коленами Израилевыми, Иезекииль соотносит его с тем, что должно было совершиться в рамках нарушенного Израилем Синайского завета. Тем самым мы видим, что в спасенном и обновленном Иерусалиме Синайский завет находит свое исполнение. То, что не состоялось из-за неверности и греха людей, все же будет исполнено, когда Сам Бог придет спасти народ Свой и заключить Новый Завет. И вновь нельзя не вспомнить о словах Господа Иисуса, пришедшего «не нарушить закон, но исполнить»[49 - Мф. 5:17.]. Господь говорит о законе, который по грехам нашим не мог быть нами исполнен без Христа и без излияния Духа Святого, и эти Его слова тоже тесно связаны с пророчеством Иезекииля.

В пророчествах о соседних с Израилем странах и народах Иезекииль говорил, что замысел Творца о спасении простирается и на них. Эта мысль находит поразительное для Ветхого Завета продолжение в конце 47-й главы. Говоря о разделе земли, пророк возвещает волю Божию о том, чтобы иноземцы, живущие среди избранного народа, считались наравне с природными жителями Святой земли и тоже получали земельный надел. Эти слова резко контрастируют с повелениями Пятикнижия об отделении от иноплеменных. Это тоже деталь, несомненно относящаяся к чаемому нами Царству будущего века: даже при возвращении Израиля из вавилонского плена Ездра и Неемия продолжают, в духе Пятикнижия, добиваться отделения от иноземцев. Время единства всех людей перед Богом настанет не по возвращении из плена, но в конце времен. Лишь тогда, с приходом Христа, в Церкви Нового Завета исполнится то, о чем говорит здесь Иезекииль, а после него – Второисайя и Захария[50 - Ис. 60:3, Зах. 8:20—23.].

В последней, 48-й главе, Иезекииль подробно повествует о том, как следует разделить землю Израиля. Принципиально для него, что это разделение земли основывается не на удачливости или силе колен, но на воле Владыки неба и земли. Речь идет не о немощной человеческой «социальной справедливости», но о правде Божьей. Последняя так же животворна по сравнению с первой, как воды истекающего из Храма потока животворны по сравнению с горькими водами Мертвого моря. В центре всей земельной системы – земля Храма, земли князя выделяются наравне с землями колен Израилевых. Понятно, что тем самым решительно сужается сфера княжеской власти и возможности его произвола. Центральное положение Дома Божия, места присутствия Славы Господней в мире подчеркивается вновь в последних словах книги, где пророк говорит о вратах Иерусалима, открытых всем. Эта открытость и Присутствие обусловливают новый смысл существования народа Божия и Иерусалима, выраженный в его имени: «Господь там».

О, если бы Ты расторг небеса и сошел

Исайя Вавилонский (Ис. 40:1—66:24)

В середине и второй половине 6-го века до Р. Х. в Вавилоне, а затем, вероятно, в Иерусалиме, жил и действовал неизвестный по имени пророк; быть может, он принадлежал к целому пророческому движению, наследовавшему традиции Исайи Иерусалимского. Вскоре после того, как его пророчества были записаны, их стали объединять с книгой Исайи Иерусалимского в единый свиток; в результате слова обоих пророков оказались объединены под общим заглавием «книга пророка Исайи». Под этим названием книга как единое целое, включая и речения безымянного вавилонского провидца, вошла в состав Священного Писания.

Объединение текстов Исайи Иерусалимского и вавилонского пророка в единую книгу может объясняться, впрочем, и не принадлежностью последнего к школе Исайи. Книга Исайи Иерусалимского завершается пророчеством о грядущем вавилонском плене; книга вавилонского пророка посвящена освобождению народа из плена. Нельзя исключить, что древние редакторы объединили эти тексты по тематическим, а не по генеалогическим соображениям. Наконец, правдоподобным выглядит и предположение, что направленные против Вавилона высказывания пророка могли быть для него небезопасными; этим может объясняться анонимность его текстов. Так или иначе, это не меняет нашего отношения к книге пророка Исайи как к целостному боговдохновенному тексту, одному из центральных в Священном Писании Ветхого Завета.

Для различения двух частей книги и их авторов принято именовать автора второй половины книги Исайей Вавилонским или Второисайей (нельзя исключить, что вавилонский пророк мог и в самом деле быть тезкой Исайи Иерусалимского). Исследователи Библии выделяют, кроме того, последние главы Ис и предполагают существование еще одного, третьего автора, именуемого ими Тритоисайей. Вполне возможно, что у этой гипотезы есть реальные основания; тем не менее для чтения и понимания книги гораздо важнее различить авторов и время написания первой и второй половин. Различие двух авторов второй части (Второисайи и Тритоисайи) отчасти сглаживается сходством контекста их служения.

Религиозно-историческим фоном проповеди Второисайи послужили масштабные события, связанные с крушением Вавилонской державы под ударами персов. Царство Набопаласара и его потомков, раздираемое внутренними противоречиями, оказалось неспособно противостоять персидскому завоеванию. Около 556 г. до Р. Х., при Набониде, в Вавилонии была сделана попытка ввести обязательный для всех, включая и переселенцев, культ лунного бога. Отказ от участия в этом культе расценивался, в лучшем случае, как проявление нелояльности, а то и как государственная измена. Иудеи, для которых поклонение чужому богу было равносильно отказу от своей веры и, одновременно, от своей национально-религиозной идентичности, подверглись при Набониде наиболее серьезным преследованиям. Впрочем, религиозная политика Набонида была направлена не столько против иудеев, сколько против вавилонского жречества. Так или иначе, от этой политики разительно отличалась относительная религиозная и этническая терпимость персов, сулившая перемену участи народов, выселенных вавилонянами из их родных пределов. Поэтому когда около 550 г. до Р. Х. персидский царь Кир начал свои завоевания, переселенцы (а к ним относились не только иудеи, но и многие другие ближневосточные народы) восприняли войско Кира как освободителей, и это ускорило распад Вавилонского царства.

Духовная жизнь иудеев эпохи Плена, сосредоточенная преимущественно в Вавилонии, складывалась вокруг двух главных ориентиров. С одной стороны, согласно проповеди пророков конца 7-го – начала 6-го вв., необходимо было принять Плен как заслуженный результат допленной иудейской истории; страдания лишенных родины переселенцев рассматривались как своеобразная очистительная жертва. Принять Плен как волю Всемогущего, очистить жизнь и неукоснительно следовать Закону (насколько это возможно) – вот что должно было стать плодами покаяния, принести которые призывала иудеев родившаяся в условиях Плена синагога. С другой стороны, все большее значение приобретала надежда на непреложность обетований Божьих, надежда на избавление из Плена. Горький хлеб изгнания и слезы угнетенных, лишенных в Вавилоне почти всех гражданских прав, укрепляли чаяние утешения от Бога.

Таков духовный контекст конца эпохи Плена, когда прозвучали первые проповеди Второисайи. Служение пророка продолжалось, вероятно, не один год; заключительные главы, скорее всего, были записаны уже после возвращения, в Иерусалиме – и, быть может, третьим Исайей.

Ис. 40:1—31

Нередко среди постигающих человека бедствий в его сердце рождается ощущение того, что сроки отмерены и невзгоды не будут продолжаться вечно. Эта необъяснимая надежда придает людям мужества; не менее важно, что испытания тогда начинают казаться осмысленными. Мы называем это «светом в конце тоннеля». Часто мы приписываем подобное переживание судьбе или собственному оптимизму. Исайя Вавилонский в начале своих речений тоже говорит о надежде – но для него у этой надежды нет иного источника, кроме Самого Бога.

Плен не будет бесконечным, Бог вспомнит Свой народ и выйдет, чтобы возвратить ему свободу. «Господь Бог грядет с силой и мышца Его со властью» – эти слова живо напоминают то, что Бог сказал Моисею перед избавлением народа из египетского плена. «Как пастырь Он будет пасти стадо Свое» – совсем недавно, не более четверти века назад, уже в Вавилонии, говорил об этом пророк Иезекииль. Но для Иезекииля и его слушателей то, что Бог Сам будет пастырем Своего народа, было обетованием отдаленного будущего; времена и сроки избавления оставались скрытыми от изгнанников, из которых почти никто не дожил до него. Исайя же говорит о том, что уже происходит, что уже близко, «при дверях».

Призыв Божий Исайя выразил одним-единственным словом: «Голос говорит: возвещай!» Пророк отвечает на это сетованием на участь своего народа: «Что мне возвещать?» Он сравнивает народ с травой, засыхающей от дуновения ветра. И в ответ на это Господь дает пророку увидеть грядущее явление Своей славы и милосердия. Исайя призван возвестить, что время, когда Бог станет Добрым Пастырем Своего народа, наступает.

Воодушевленный этим обещанием, Исайя произносит начальные слова главы: «Утешайте, утешайте народ Мой!» Время испытаний, время борьбы и очищения закончилось, наступил день, когда Бог идет избавить людей. Вся библейская история наполнена этим обетованием и его исполнением, она становится своеобразной хроникой приближения Бога. Каждое следующее событие опирается на предыдущее, как на прообраз. Исход из Египта был первым; избавление Иерусалима от ассирийцев и возвращение пленников из Вавилона продолжают этот ряд спасительных действий Божьих, предваряющих избавление полное и совершенное. Исайя Вавилонский вполне понимает это, и большая часть его слов посвящена именно будущему окончательному спасению.

Зримый образ приближающегося утешения предлагает Исайя в знаменитых 3—5 стихах этой главы. Когда фарисеи потребовали у Иоанна Крестителя отчета о его служении, Предтеча сослался именно на эти слова Исайи и назвал себя гласом вопиющего в пустыне. В устах Предтечи эти слова стали указанием на явление славы Божьей в Господе Иисусе Христе. Исайя Вавилонский, скорее, напоминает слушателям и читателям о том, как в недавнем видении пророка Иезекииля слава Господня покидала Храм и Иерусалим. Ныне, говорит Исайя, «всякая плоть» увидит возвращение этой славы. «Всякая плоть» – не только страдающий Израиль, но и все человечество увидят это явление славы Божьей. Эти слова, в свою очередь, напоминают нам еще два важных текста, свидетельствующих о приходе Христа. Иов говорит о своей встрече с Богом: «Своими глазами я Бога узрю»; евангелист Иоанн в прологе своего евангелия говорит: «И Слово стало плотью… Бога не видел никто никогда; Единородный Сын, сущий в недре Отчем, Он явил». Исайя говорит о явлении славы Божьей, которую люди увидят не только духом, не только в доступном избранным мужам пророческом видении, но «всякая плоть» увидит Его славу собственными глазами.

Слова пророка непреложны, потому что «уста Господни изрекли это», – никакие земные, человеческие причины не обуславливают чуда Божественного милосердия. Потрясенный этим, Исайя Вавилонский во второй половине главы воспевает гимн величию Творца. Сила и единственность Бога таковы, что никто и ничто не может сравниться с Ним, нет никого, кто мог бы быть подобен Богу. Гимн Ис. 40:12—26 наполнен нескрываемым сарказмом по отношению к язычеству; в словах пророка ясно узнается Вавилон и его религиозная жизнь. В сопоставлении с Творцом мира идолопоклонство вавилонян выглядит нелепым, оно лишь оттеняет подлинное величие Всемогущего. Вот, сколь велик Тот, Кто вспомнил о нас и идет избавить нас – говорит пророк.

Верность и сила Божьи могут стать для Израиля источником мужества, позволяющим выстоять в трагическом испытании. Заключительные слова главы напрямую связаны с первыми: Бог всемогущ, и милость его неотменима – отсюда берут начало надежда и утешение, возвещаемые пророком.

В плену сердца многих израильтян одолело отчаяние, «дело мое забыто у Бога моего» – так говорили или думали те, кто внутренне сдался вавилонянам. Это мрачное ощущение на практике вело к тому, что поколение, родившееся в плену, стало устраивать жизнь в Вавилонии, забыв о возвращении «на историческую родину». В принципе, в этом нет ничего плохого, если бы речь шла не о людях, избранных Богом для того, чтобы быть Его народом. Забвение Иерусалима и таяние веры в замысел Божий, желание быть «как все народы» равносильно отказу от Самого Бога. Об этом говорит Исайя в последних стихах 40-й главы. Поразительно в этих словах то, что пророк не столько обличает, сколько утешает и укрепляет. Об отказе израильтян от своего призвания пророк упоминает вскользь, как о чем-то маловажном. Малодушие – тяжкий грех, но призыв Божий звучит, чтобы дать выход из него.