Подозрительные предметы

Смешной мужичок лет под шестьдесят начал многозначительную лекцию о Толстом: кажется, ни о чём другом он в этом семестре и не рассказывал. Он то и дело сбивался на противопоставление духовного материальному: в роли духовного выступал, собственно, Толстой, материальное он пренебрежительно обозначал словом «майонез». Каждый раз, когда упоминался майонез, по аудитории проходил лёгкий смешок, а лектор глядел на студентов с нарочитой ироничной снисходительностью.

Через двадцать минут к Тине подсел тот, кого она хотела видеть в последнюю очередь – однокурсник Кирилл, с которым она однажды неосмотрительно «зажгла» на университетской вечеринке. Ничего особенного между ними в тот вечер не было, но с тех пор Кирилл время от времени обозначал претензии на её внимание. Принялся трещать:

– Слышала, что Макаренко с Амбарцумяном сделали? Это просто пиздец! Я так угорал, это ж надо! Как у тебя вообще-то дела? С личной жизнью как? Какие планы на лето? Я тут одну историю слышал…

Тина отвечала междометиями. Кирилл вдруг перешёл с шёпота на тихий, но вполне отчётливый бас, не переставая, впрочем, нависать у неё прямо над ухом. Тина пыталась усмирить его, но тот, видимо, поймал какой-то особый кураж. Лектор давно приметил Кирилла; теперь ему надоело:

– Молодой человек! – возопил он, – Прекратите болтать! То, что вы не услышите эту лекцию – целиком на вашей ответственности. А вот то, что её не услышит ваша собеседница, будет уже моей виной. Она хотя бы что-то записывает, а вы сюда явно не за этим пришли.

Перед Тиной на столе лежала раскрытая тетрадь с заголовком «Анна Каренина» на пустой странице. В ответ на обвинение преподавателя Кирилл заткнулся и даже немного отодвинулся от Тины, будто бы это она была виновата. Преподаватель кивнул и обратился на этот раз к самой Тине:

– А вам, девушка, обязательно надо прислушаться ко мне, а не к нему. Если вы не хотите закончить как главная героиня романа Толстого.

Женские голоса огласили смехом аудиторию. Тина же заткнула уши наушниками и принялась чертить на тетрадном листе какую-то абстракцию.

По кочкам разбитого асфальта, по рекам тающего пломбира перебежками и прыжками они добрались до уютного суши-бара. Не удержавшись, Тина достала из чьей-то пачки сигарету и зажгла её. Хорошо.

Сидели вчетвером: Тина, Маша Сахарова, Лана, начинающий искусствовед в толстовке «I?ROME», и маленькая Оля, смешливая сокурсница, мечтающая стать преподавателем литературы.

Обсуждали политическую обстановку. Оля предсказуемо верещала об ужасной, невыносимой власти. Загнивающие детские сады, сфальсифицированные выборы, скотские выражения лиц.

Тина вспылила.

– Слушай, ты не обижайся, но я всё время слышу: власти то, власти сё. Как будто они одни плохо работают и нарушают закон. К тебе это не относится, но все эти критики – сами такие же жулики и воры, только не знают этого. Те же депутаты – тратят бюджетные деньги на озеленение – людям ведь пофигу? Всё затопчут, засрут через месяц! Детские площадки те же – это что, депутаты на них слово «хуй» пишут? Или, может, министры? Я так предлагаю: давайте сначала не будем мусорить в лесах и покупать права, а потом уже будем от власти чего-то требовать.

– Нет, ты не понимаешь, – отвечала Оля, – Это же всё звенья одной грёбаной цепи! Скоты во власти – скоты в народе. Пока людям не вернут угнанную у них страну, никто не станет сознательным и цивилизованным. Так и останемся в каменном веке.

– Ладно, хватит – «мы» и «мы»… Ты мне прямо скажи: лично ты нарушаешь закон?

Аня подумала, склонив голову, затем резко взглянула Тине в глаза.

– Нет, не нарушаю.

– Ты просто не знаешь об этом! Я могу честно сказать: нарушаю, и ничего с этим не поделаешь. Хотя я стараюсь внутренне измениться к лучшему, и все должны стараться. Тогда всё получится.

Подруги поддержали Тину, Оля молчаливо капитулировала.

– Вообще, ненавижу все эти споры о политике, – как бы примирительно сказала Лана, – каждый раз собираются выдающиеся специалисты и начинают спорить. Как будто всё это вообще что-то значит!

– А если вдруг значит, – буркнула Оля будто бы без знака вопроса.

Пришло СМС от Антона: «Как дела, милая?». Самонадеянный малый. Ну ничего, зато перспективный. Подождать немного, и затем собирать урожай. Ответила: «Это не ты вчера вечером звонил?».

Сахарова проявила наблюдательность:

– Кстати, как у вас с Антоном?

– Как, как, – вздохнула Тина, – отвратительные манеры. Позвонил мне вчера, нарочно низким голосом нёс какую-то херню… Порнографическую почти. Я стараюсь с ним пореже видеться, но для моих родителей он в статусе жениха.

– Боже ты мой! – усмехнулась Оля.

– Ну а что? Мужчины – они такие. Ты посмотри на однокурсников. В двадцать лет ума совершенно нету. Но иногда бывает, что деньги при этом есть – тут уж сердцу не прикажешь.

Рассмеялись.

– Ему бы немного подрасти, ощетиниться. Вот тогда с ним и поговорим серьёзно. А пока – в лёгком режиме, раз в месяц по букету.

– И по минету! – срифмовала Сахарова; все засмеялись, кроме Тины, – Ладно, ладно, не обижайся.

– А чего на вас, тупых, обижаться?

Тут Тину окликнули из-за стола неподалёку. Подошла: ребята-одноклассники там пили красное. Пять пар подкрашенных вином губ чмокнули её в щёки. Серёжка Огородников рассказывал:

– И вот, подъезжаю я к её дому на Порше, в тот же день. Всё блестит, цветы, шампанское на заднем сиденье. Звоню ей: выходи, говорю. Выходит. Сначала: сначала «Ах», вздохи там, какая красота… Я шампанское открываю, благородно так наливаю ей, сам, говорю, не буду, за рулём. И тут она что-то задумалась и говорит: «А багажник большой?». Нет, говорю, не очень, зато движок пятьсот лошадок. А она, типа: «Сдались мне твои лошадки, как на этой тачке за покупками ездить?». Ну, я начал что-то шутить, типа, труп в мешке конечно в багажник не влезет, с этим проблемы. А она всё-таки завелась: а, блядь, без задних сидений как? Это ж мы только вдвоём сюда влезаем, а если подвезти кого-то? В общем, испортила праздник мне, конечно, рассорились с нею в прах. Но вот, что я вам скажу, ребята: тачку взял вот такенную.

Тина посидела с ними несколько минут, но вежливо откланялась – сегодня никакого вина, надо в тренажёрный зал. Загалдели:

– Ну Кристинка, ну сколько мы с тобой не виделись?

– Вот я, лично я – возьму и обижусь. Ты скажешь: не обидишься; а я обижусь!

– Крис, мы столько лет вместе, а ты нас на каких-то тёлок променяла, ну!

Еле отделалась, вернулась к девочкам.

– Отходишь от коллектива! – сказала Лана.

– А это потому что вы тут про меня пошлые шутки шутите круглые сутки, – сказала с улыбкой, а сама подумала: и правда.

От Антона пришёл ответ: «Нет, а чё такое? Могу приехать».

Всё-таки нужно, нужно, нужно бросать курить. Безоговорочно. Безо всяких перекуров с подружками на свежем воздухе и пятничного правила «Курю, когда пью». Над тем, чтобы бросить пить, тоже нужно подумать, но не сегодня.

Трудно дышалось Тине на беговой дорожке. Каждую минуту она тайком от инструктора понижала скорость бега. Вспомнила, как пару лет назад точно так же упорно повышала скорость, желая сбросить жир во что бы то ни стало.

Боюсь, что до конца своих дней я не овладею каким-либо механизмом лучше, чем беговой дорожкой и велотренажёром. Остальное – для мужчин.

За окном стремительно темнело. Инструктор Женя стоял тут же, облокотившись на подоконник перед широченной стеклянной стеной, отделявшей зал от заснеженной улицы. Тина рассматривала его фактурную спину с этим характерным для всех накачанных мужчин, но таким странным для человеческого тела в принципе, мышечным массивом за шеей. Женя носил крепкий кожаный пояс, как у боксёров, с красноречивыми белыми буквами: «BULL». Строгий чёрный спортивный костюм, серебристые часы на правой руке, забранные в хвостик чёрные волосы. Женя пил тёплую воду из кулера.

Действительно, бык, размышляла Тина. Провинциальный, хамоватый. За задницу горазд ухватить – впрочем, в каком-то смысле это и есть его работа. Все его друзья – такие же глыбы, как он, их разговоры тяжело слушать: камень с камнем говорит. Всё-таки неправильно, когда у мужчины на стене вместо каких-нибудь голых тёлок висит плакат со Шварценеггером.

А всё-таки – сила. Сила и способность ударить – даже нет, не ударить, а одним своим видом дать понять, что лучше не связываться. Этого, пожалуй, и не хватает всем этим щуплым Ромео, которые меня окружают. Эх, Женя, тебе бы мозги! Хотя бы как у меня…

It’s a beautiful life, o-o-o-oh
It’s a beautiful life, o-o-o-oh
It’s a beautiful

– Алло.