Ангел. Бесы. Рассказы

– Ламара сегодня потеряла кольцо, – Арон отложил в сторону нож-струну и облокотился о прилавок. – Бегает по району, ищет, а оно у вас. Нехорошо.

– Не знаю, кто такая Ламара, – Куча презрительно скривил губы и протянул руку к весам, чтобы забрать кольцо.

– Дядя Арон, верните тете Ламаре кольцо! – крикнул я. Удавка на шее лопнула, и я задышал. – Пожалуйста!

– Хорошо, швило, – Арон печально улыбнулся. – Думаю, она обрадуется и отблагодарит.

Мы с Кучей вышли из магазина, он в бешенстве швырнул свою школьную папку на землю, попрыгал на ней и, выпустив пар, обозвал меня дураком и велел держаться от него подальше.

Вечером к нам постучалась тетя Ламара, я открыл дверь, она обняла меня, поцеловала и сунула мне в руки пачку вафель за двадцать копеек.

Беса

На вершинах деревянных столбов горели электрические в круглых шляпках лампочки, освещавшие вечернюю улицу. По ней ехал желтый автобус, а я бежал за ним с ватагой ребят. Мне не терпелось ухватиться сзади за бампер и прокатиться на стертых подошвах своих кирзовых сапог по утрамбованному шинами снегу. Поскользнувшись, я упал и, откатившись к тротуару, затаился в сугробе, подобно индейцу. Я радовался, что бледнолицые дьяволы, спешившие с большими набитыми сумками в свои дома, не замечали меня.

Автобус и гнавшаяся за ним кричащая детвора вскоре исчезли за поворотом. Но я ничуть не огорчился. За что-нибудь я все же зацеплюсь. Вон, буксуя, тащится красная «шестерка». Она тащит за собой орущую толпу мальчишек. То, что надо. Водитель «Жигулей», открыв дверцу машины, высунулся из салона. Угрозы и мат сердитого шофера больше веселили, нежели пугали детвору.

– Отцепитесь, вам говорю! – надрывался он. Но прилипалы пацаны только смеялись над ним. – Вы еще пожалеете, мать вашу!

– Лучше за дорогой смотри, а то в аварию попадешь! – кричали в ответ дерзкие мальчишки.

Владелец «шестерки» в бешенстве хлопнул дверцей и нажал на газ. В хвосте автомобиля это вызвало всеобщий восторг. Я подбежал к машине. В нос ударил запах паленой резины. Кто-то протянул мне руку в мокрой кожаной перчатке, за которую я схватился. Это была клешня Бесы.

– Цепляйся за мою куртку! – крикнул он. – Только не порви. Она новая, отец ее только привез из Москвы!

– Я держусь уже, не ори, – сказал я, обрадовавшись встрече. – Классные у тебя перчатки. У кого стянул?

– Девчонка одна дала потаскать! С паршивой овцы хоть шерсти клок! Слушай, а ты знаешь водилу?

– Кто же не знает этого садиста, мать его! Продавцом работает в охотничьем магазине. Однажды он отлупил меня за пару крючков… А я ведь тогда задницей чувствовал, что неспроста эта гадина выползла из магазина, оставив меня там одного. Как глупая рыба, клюнул на приманку: схватил с прилавка крючки и только хотел дать деру – продавец тут как тут оказался. Поймал за руку на месте преступления. Он бил меня руками и ногами, как будто дрался со своим ровесником. Спасибо рыболовам, которые зашли туда по своим делам. Они-то и не дали убить меня.

– У тебя нет ничего такого острого? Я бы покорябал краску на его новенькой тачке.

– Да он просто сумасшедший! – воскликнул Беса и поправил свою пушистую шапку-ушанку, которая то и дело сползала ему на глаза. – Но дочка его, Хатуна, – красавица. Она там внутри сидит и знает, что я здесь. Вчера мы с ней в кино пошли на какой-то заумный фильм. Зал был совершенно пустой. Даже старый очкастый билетер не стал смотреть такую муть. Для кого такие фильмы снимают, непонятно. Ни одного выстрела за две серии, ни драки.

– А про что был фильм?

– Про партийного босса, о том, какой он правильный, и все такое. Кстати, отец Хатуны тоже коммунист.

– Ненавижу их, они моего деда раскулачили!

– Это который у Бичерахова служил?

– Он самый, мама говорит, что генерал Лазарь Бичерахов за храбрость и отвагу в войне против красных подарил деду три кинжала: золотой, серебряный и обычный!

– Твой дед контра, скажи спасибо, что его не расстреляли!

– Пусть коммунисты со всего света чпокнут твою мать!

– Слышал, что твоя мама одна удовлетворила всю белую гвардию, – смеялся Беса. – Ну а если серьезно, на фильмы, где одни только разговоры, надо ходить с девушкой, обниматься с ней, мять, лапать. Хатуна классно целуется, и я обещал на ней жениться после армии.

– Врешь ты все, – сказал я. – Никого ты не целовал, и замуж за тебя она не пойдет. Тобой родители своих маленьких детей пугают, вот что!

– Ха-ха! Да ты мне просто завидуешь.

И он был прав. Я действительно ему завидовал. В него влюблялись девчонки не только из нашего, седьмого «Б» класса, но и красавицы из параллельного «А». Как-то Беса похвастал мне, что у него свидание с Ирой. «У нас с ней настоящая любовь», – прибавил он, вздыхая.

Ира была старшеклассница, и я считал ее самой красивой девушкой в нашей школе. Я не поверил Бесе и тайком увязался за ним. То, что я увидел, привело меня в изумление. Ира в зеленой куртке и короткой черной юбке сидела на лавочке у озера в парке. Ее длинные каштановые волосы, обычно заплетенные в косы, теперь были распущены и красиво спадали ей на плечи. Когда она увидела моего недоношенного друга, ее милое лицо стало пунцовым, и она улыбнулась ему своими пухленькими губками. Беса подсел к ней и начал о чем-то просить. Я наблюдал за ними из-за дерева с почтительного расстояния и слов не слышал. Но о чем мог просить мой озабоченный друг в наступивших сумерках, в парке, где, кроме них, не было ни души? Нетрудно догадаться. Ай да Беса! Молодчина. Кажется, он уломал ее, потому что они встали и, взявшись за руки, медленно побрели вглубь, к самшитовым кустам.

«Девочки от него без ума, – думал я в досаде. – А от меня шарахаются, как от чумного». Тьфу, мать твою. Плевок попал в придурковатую харю Гурама, с которым мне предстояло драться. Давно я точил на него зубы. Насрать, что он старше и сильней. Этот краснорожий мудак вздумал ухаживать за моей старшей сестрой, которая училась в самой элитной школе Цхинвала. Масло в огонь подлили слухи, будто Гурам мял мою сестру в лесу Чито. Для меня это было страшным оскорблением. Сдохнуть мне, если он не пожалеет, что родился на свет. У меня и кастет имелся, если что. А мать его шлюха, это все знают…

Краснорожий держался за бампер с краю и посмотрел в мою сторону. Я спрятал улыбку в горло своего шерстяного свитера. Кажется, он понял, кто в него плюнул, но стерпел. Сделал вид, что смахивает снежинки со своего перекошенного бешенством лица. Ничего. Завтра ты будешь вытирать со своей разбитой морды кровь.

Еще бы он не стерпел: ведь я был с Бесой, а его боялись даже старшеклассники, и не только они. Малый рост моего друга нередко обманывал любителей подебоширить. Но после драки с ним они неделями не выходили на улицу из-за выбитых зубов и синяков.

Меня Беса терпел, несмотря на мой жуткий характер. Может быть, потому, что я был такого же невысокого роста и казался ему беззащитным и ущербным? А я не раз пользовался его покровительством и затевал ссору с ребятами намного сильней и старше меня. Беса появлялся в самом разгаре драки и на вопрос наблюдателей, по какому праву он вмешивается в честный поединок, говорил: «Он мой двоюродный брат!» – хотя мы были с ним всего лишь однофамильцы, и начинал крушить всех подряд.

После нескольких таких стычек меня боялись не меньше самого Бесы, у которого были не совсем обычные ребра, они как будто срослись – такие люди, как известно, необыкновенно сильны. По крайней мере, так говорили взрослые, с восхищением взиравшие на фигуру Бесы летом на берегу Лиахвы. Тот не любил, когда на него глазели, и бросался в воду не раздумывая. Однажды он нырнул и пробыл на дне Лиахвы так долго, что загоравшие на каменистом берегу «серьезные» парни засуетились, гадая, в каком месте всплывет труп моего «двоюродного брата». При мысли о том, что Бесу, раздутого водой, с неузнаваемым лицом, понесут в гробу на Згудерское кладбище, у меня сдавило в груди. «Беса, братишка, не оставляй меня одного, – шептал я, вытирая слезы. – Ну где же ты?» Я заплакал громко, навзрыд.

– Кто он тебе? – спросил меня какой-то волосатый дядька.

– Брат мой… двоюродный…

Когда Беса наконец вынырнул и с улыбкой подплыл к берегу, я бросился на него с кулаками.

– Не делай так больше, слышишь?! – кричал я в исступлении. – Это совсем не смешно! Тенгиз утонул так же! Или ты забыл?!

Беса схватил меня за руки и крепко держал, пока я бился в истерике. Он ничего не понимал и растерянно оглядывался по сторонам.

– Мы все думали, что ты утонул, – сказал один из «серьезных» с татуировками на теле. – Малый волновался за тебя…

Машину уже заносило то вправо, то влево. Некоторые, срываясь, падали, но, поднявшись, догоняли нас и снова цеплялись. Мы медленно скользили вверх по Исака, и люди, попадавшиеся навстречу, были веселы и беспечны. Среди них были и пьяные; на них не обращали внимания. Все радовались снегу, выпавшему как раз под новогодние праздники.

– Может, отцепимся? – сказал Беса. – У меня ноги промокли.

– Ты как хочешь, – ответил я, – а мне еще рано домой.

– У отца сейчас запой, как с Москвы приехал, так и запил. Достанется мне от него, когда заявлюсь домой в таком виде.

Я злорадно усмехнулся про себя, представив, как пьяный Чермен будет пороть ремнем голозадого Бесу, имя которого заставляло задумываться даже взрослых.

– А у нас уже елка есть, – сказал я. – Дома сейчас хвоей пахнет. Обожаю Новый год и все, что с ним связано. И фильм будут показывать новогодний… как его… ну про баню и пьяниц. Мы этот фильм у вас смотрели в прошлом году. Тогда у нас еще не было своего телека. А, вспомнил: «Ирония чьей-то судьбы».

– Да отстань ты, не помню, – сказал Беса и тоже плюнул в Гурама.

Тот отцепился от греха подальше. Мой «двоюродный брат» проводил его недобрым взглядом и крикнул:

– Я еще доберусь до тебя, мать твою!