По дороге из леса

По дороге из леса
Таиска Кирова

Они давно и прочно женаты. От любви осталась только привычка. Но прогресс не стоит на месте, им выпадает шанс освежить отношения. Надо лишь пройти по дороге из леса…

По дороге из леса

Красная Шапочка перехватила корзинку левой рукой и нерешительно шагнула на тропинку. Он тоскливо следил за ней, укрытый кустарником душистой жимолости. « Ну, нет, я за ней не пойду, – подумал он, – Лучше подожду кого-нибудь еще». В своем новом облике он чувствовал себя очень неуютно, словно надел пальто на два размера меньше. Впрочем, кого он обманывал? В этой модели мира они были одни: только маленькая девочка и огромный серый волк. Все остальное являлось плодом высоких технологий, помноженных на человеческий гений. Он пригнул голову к земле и осторожно втянул носом воздух. Ее едва уловимый запах – земляничное мыло и домашняя выпечка – вился над тропинкой и манил за собой. Этьен встряхнулся и осторожно, припадая к земле, двинулся следом. Пожалуй, аромат пирогов пересилил его дикое желание бежать от нее, сломя голову, пока в легких не закончится воздух, а ноги еще могут двигаться в одном ритме с бешено колотящимся сердцем. Ах, эти ее пироги, воздушные, с хрустящей корочкой, таящие в недрах восхитительную начинку, именно они возглавляли список причин, по которым Этьен на ней женился. От одного только воспоминания его рот вмиг наполнился слюной, он судорожно сглотнул, остановился и резко отпрянул назад. Люсиль стояла очень близко и рассматривала небольшую поляну, заросшую ярко-зеленой травой. При желании Этьен легко мог коснуться ее лапой, но вместо этого он юркнул за дерево и приник к теплой коре, от всей души надеясь, что она его не заметила.

Она ничего не видела, просто стояла, разинув рот, и разглядывала окружающий пейзаж. Он прекрасно ее понимал: после всех этих причесанных городских лужаек, то, что находилось перед ее глазами, невозможно было осмыслить потому, что в этом великолепии не существовало никакой логики. Могучие деревья соприкасались тяжелыми кронами, словно поддерживали друг друга. Их листья совсем не пропускали свет к земле, ни единого лучика, и в лесу царил вечный сумрак, не смотря на то, что светило находилось в зените. Лишь поляна в окружении лесных исполинов казалась ярким пятачком зелени на фоне пенного кружева листвы. Их было двое, но, тем не менее, мир вокруг не безмолвствовал. Этьен слышал, как в траве поют цикады, а лесные хоромы наполнены птичьими голосами. Он не знал – была ли это фонограмма, или птицы существовали на самом деле, да это и не важно, главное, что вокруг царила удивительная гармония. Через поляну вилась тропинка, деля ее надвое, словно диковинный пирог. Тот кусок, что оставался слева, был чуть больше. Трава, не городской подстриженный ежик, а словно бы настоящая, должно быть очень мягкая, плавно колыхалась от невидимого ветерка. Этьен знал, что данный мир не существует, но, черт возьми, все было так реально, даже ощущение шероховатости коры дерева, к которой он прислонился мохнатым боком, казалось вполне естественным. Волк следил за девочкой, никак не обнаруживая свое присутствие. Внешне она ничем не походила на его жену: белокожая, с озорными каштановыми кудряшками и толпой веснушек на носу, ни дать ни взять иллюстрация из книжки со сказками, но это была именно она.

Люсиль медленно двинулась через поляну и очень скоро скрылась под деревьями. Он не спешил ее догонять, в запасе есть еще несколько часов, он найдет ее чуть позже по запаху, когда привыкнет к своему новому телу.

Все их многочисленные друзья завидовали Этьену и Люсиль, ведь они считались идеальной парой. Он – управляющий солидным банком, она – владелица модного салона красоты, дополняя друг друга, они твердо стояли на земле и имели приличный годовой доход. Их вилла располагалась на Лазурном берегу на окраине города Сан-Тропе, но оттуда восемь лет назад они перебрались в столицу по настоянию отца Люсиль и теперь занимали огромную квартиру на западе Парижа. Люсиль обставила ее по своему вкусу: много массивной мебели, традиционные бордовые тона, тяжелые шторы на окнах – все то, что делало жилище больше похожим на музей, нежели на уютное семейное гнездышко. Каждое лето они отдыхали в новой стране – где именно, выбирала Люсиль, а он не возражал, слишком загруженный работой. Вообще, Люсиль была очень хорошей женой, заботливой и удобной, как бывает удобно старое потертое кресло, которое помнит все твои изгибы. Он невольно поморщился от подобного сравнения, но, что есть, то есть – их чувства давно переросли в прочный деловой союз: секс два раза в месяц, поход в театр или оперу через воскресенье, а недавно, жена добавила в его распорядок еженедельное посещение тренажерного зала. Он знал почему: все восемь лет каждое рождество они проводили у родителей Люсиль, и последние два года ее мать, эта старая грымза, при встрече взяла привычку шлепать Этьена по щеке сухой морщинистой ладошкой и приговаривать:

– Этьен, дорогой мой зять, ты скоро не сможешь протиснуться в двери, – а затем она запрокидывала голову и громко хохотала над своей шуткой.

Он криво улыбался, но никак не мог избавиться от гадливого чувства, будто его коснулась змея. При первом удобном случае несчастный мчался в ванную комнату и старательно мыл лицо, тихо ругаясь сквозь зубы. После такой процедуры ему становилось немного легче. Этьен искренне считал, что они слишком часто бывают у ее родителей, но ему и в голову не приходило сказать об этом Люсиль. По правде говоря, он и сам замечал, что неуклонно растет вширь, но ничего не мог поделать с собственным аппетитом.

Он выбрался из-под дерева и ступил на тропинку, желая отвлечься от воспоминаний. Однако, мысли уже вырвались из под контроля и упорно несли его назад, в то солнечное утро, с которого все началось. Было воскресенье, но Люсиль встала как обычно рано и хлопотала на кухне, тихонько мурлыкая под нос незатейливую мелодию. Этьен любил поспать, поэтому проснулся под чудесные ароматы, доносящиеся из кухни. Он накинул халат и побрел на запах, по дороге в гостиной обнаружив Перси, царапающего дорогой кожаный диван. Этьен с чувством пнул его так, что тот отлетел в сторону, а затем торопливо залез под кресло, от чего настроение у хозяина только улучшилось. Может быть, поэтому, сидя на кухне и уплетая черничный пирог, он и затеял этот нелепый разговор.

– Дорогая, ты должна научить меня готовить свои восхитительные пироги, – он отхлебнул ароматного кофе из большой кружки и с удовольствием откусил сочный кусок.

– Но зачем? – искренне удивилась она и села напротив него за обеденным столом.

– Чтобы я сам мог их готовить, если мы вдруг разведемся, – он замолчал, увидев, как исказилось лицо жены, но уже ничего не мог изменить – слова обрели независимость, лишь только слетели с языка. Нет, он не хотел причинять ей боль, наоборот, в то утро Этьен любил ее почти так же сильно, как в первые годы совместной жизни.

Люсиль поднялась с места и подошла к плите, а он шагнул следом, обнял ее за плечи и, целуя в щеку, прошептал:

– Прости, я неудачно выразился. Я хотел сделать тебе приятное….

– Ты сделал, – глухо сказала Люсиль и смахнула слезу.

Больше они не разговаривали до самого вечера, но Этьен знал, что так просто он не отделается. И точно: через несколько дней Люсиль потащила его на прием к их семейному психоаналитику. Немногие супружеские пары совместно посещали врача, но Люсиль считала, что полное доверие лишь укрепляет брак. И Этьен вынужден был согласиться, хотя в отличие от жены ему было что скрывать. Уже несколько месяцев он изменял жене с собственной секретаршей, как это ни банально, и делал это скорее от скуки, нежели по любви.

Этьен крался через поляну, почти незаметный среди травы и недоумевал: для чего ей понадобилась именно такая модель мира. Может быть, она хотела вернуться в детство, туда, где душа полна желаний и надежд. Но тогда какую роль Люсиль отводила ему? Он не знал.

Солнце все время находилось в зените, ему было жарко в волчьей шкуре, он хотел пить, но не имел понятия, есть ли здесь вода. Этьен вошел в лес и осмотрелся: его окружали сосны-исполины, их мощные стволы, обернутые светлой корой, казались колоннами древнего храма. Хвоя устилала землю палевым ковром, пружинила под ногами и не давала ни одного шанса хилым травинкам, так некстати выросшим в тени деревьев. Здесь тоже была тропинка, едва заметная, она петляла между стволами, и Этьену ничего не оставалось, как следовать ее изгибам, вслед за женой. Неуместный здесь запах земляничного мыла тонкой нитью стелился над землей, заползал в ноздри Этьена, для человека он был невидим, но волк воспринимал его отчетливо, словно дорожную разметку. Интересно, в этом лесу можно заблудиться? Этьен почувствовал зачатки тихой паники, вызванные одиночеством, и прибавил шагу. Наверное, всему виной полумрак, господствующий под сводами леса. Этьен припомнил, что точно такое же освещение было на сеансах у психоаналитика. Они с женой полулежали на удивительно удобных кушетках, говорила в основном она, впрочем, она всегда говорила больше него: он лишь отвечал на вопросы. Как всегда, она жаловалась на невнимание со стороны мужа: он забыл о дне рождения ее любимого кота, опоздал к ужину в четверг и вообще, перестал говорить, что он ее любит.

Доктор сидел напротив, сцепив руки, с полузакрытыми глазами и ритмично кивал в такт ее обвинениям. Лишь только она замолчала, он произнес:

– Но, мадам, поверьте мне, у вас счастливый брак. Насколько я помню, вы прожили восемнадцать лет вместе, а ведь многие расходятся уже в первый год совместной жизни. Сегодня у нас незапланированная встреча, может, есть еще что-то важное, что Вы хотели сказать?

– Да, – ответила она, – Этьен хочет со мной развестись.

И зарыдала, прикрыв лицо ладонями холеных рук.

– Милая, нет! – Этьен привстал с места. – Ты не так поняла меня.

Но она продолжала глухо рыдать. Доктор Мартин изумленно смотрел на нее, затем опомнился, вскочил и торопливо подал ей стакан воды. Этьен и сам был шокирован происходящим. Люсиль никогда не позволяла себе устраивать истерику и тогда она тоже не притворялась, судя по тому, как ее зубы тихо клацали о край стакана. Доктор достал из ящика стола упаковку бумажных носовых платков и протянул Люсиль. Она кивком поблагодарила, вернула стакан, но продолжала тихо всхлипывать, словно обиженный ребенок.

– Мадам Лерой, послушайте меня. Я, кажется, знаю, как решить вашу проблему, – доктор замолчал, собираясь с мыслями, а затем сказал, обращаясь к обоим:

– Вы, наверняка, слышали о проекте «Гименей».

Они дружно кивнули, пожалуй, только глухой не слышал об открытии профессора Гликмана. «Большой прорыв» в области межличностных отношений, вот как окрестили газетчики научные разработки профессора, согласно которым человеческие индивидуумы, вступая во взаимодействие на уровне сознания, способны находить компромиссные решения и улаживать любые конфликты. Подробности, конечно, не разглашались, но изыскания финансировались правительством и были весьма успешными.

Доктор Мартин тем временем продолжал:

– Профессор Гликман мой давний друг, он изобрел машину, при помощи которой сознание человека отделяется от его физической оболочки и помещается в некое виртуальное пространство, где вступает в контакт с сознанием другого человека. Я знаю, что его изобретение проходит последнюю серию тестов, вы могли бы принять участие, ему как раз нужны добровольцы.

– Подопытные, Вы хотели сказать, – Этьену совсем не понравилась эта идея, но Люсиль была заинтересована.

– А это не опасно? – спросила она.

– О, уверяю Вас, это совершенно безопасно. Более того, я лично знаком с одной супружеской парой, которые испытали действие машины на себе. Они сейчас переживают второй медовый месяц.

Вот так и получилось, что всего лишь через три дня они уже беседовали с профессором Гликманом в его офисе, расположенном в одном из зданий в квартале Дефанс.

– Прежде чем мы подпишем соглашение, позвольте объяснить вам принципы работы моего изобретения, – профессор, большой и грузный, откинулся в кресле напротив, сдвинул очки к самому кончику носа и сложил руки на животе.

«Ну, прямо как добрый дядюшка», – подумал Этьен, вежливо улыбаясь. Он совсем не был в восторге от очередной затеи Люсиль. Она же, напротив, вся светилась от предвкушения.

– Мы подключим вас к машине, – продолжал тем временем профессор, – которая отправит ваши сознания в модель мира, созданную по вашему выбору. Моя команда специально разработала несколько вариантов, взяв за основу сказки. Кстати, самой популярной оказалась «Золушка», затем «Шахерезада», знаете ли, все мечтают быть принцессами и обольстительницами.

Он хихикнул, достал из кармана платок и вытер вспотевший лоб. Люсиль воспользовалась паузой и спросила:

– Почему именно сказки, профессор?

– Ну, это очевидно. Сказки… они несут в себе максимум информации и почти всегда имеют счастливое окончание. Вот Вы, наверняка читаете детям на ночь сказки?

– У нас нет детей, – несколько сухо ответила она.

– Простите, я не знал, – начал он извиняться, но Люсиль перебила его.

– Все в порядке, профессор, это было наше с мужем решение.

Этьен покосился на жену. «Черта лысого, это было только твое решение», – он прикусил губу, стараясь овладеть собой и неожиданной злостью. Она не хотела детей просто потому, что это могло вредно отразиться на ее фигуре, и теперь в свои сорок с небольшим была по-девчоночьи стройной и подтянутой. Он догадывался, что некоторые его приятели, находили его жену весьма привлекательной женщиной. Сказать по чести, это его мало трогало, более того, он испытывал приступы веселья, представляя лица этих ловеласов, окажись они в постели его жены. За всем этим лоском и великолепием скрывалась одна простая истина – вот уже много лет он спит с монстром. Он не мог назвать точную дату превращения, наверное, это случилось, когда Люсиль обнаружила первую морщинку. Пожалуй, мало найдется холостяков, которые знают о невидимой войне слабого пола со старостью, но женатые могут многое рассказать. Каждый вечер Этьен, ложась в кровать, старался не смотреть на существо, белолицее и благоухающее всевозможными ароматами, именовавшее себя его женой. А ведь когда то он мог часами смотреть на нее в неверном свете ночника, любоваться изгибом ее шеи, наивно-милым выражением лица и сонно-оттопыренной верхней губой. Иногда она просыпалась, словно его ласкающие взгляды обретали плоть, и тогда они любили друг друга до самого рассвета. Он подумал, что может быть стоило рискнуть и попытаться вернуть то время. Что там бормочет этот Гликман, что эксперимент абсолютно безопасен?

– Скажите, профессор, а вы лично испытывали действие своей машины? – неожиданно для самого себя спросил Этьен.

Гликман охотно ответил:

– Видите ли, мсье Лерой, мы сейчас изучаем только внутрисемейные связи, а я не женат.

«К счастью для тебя», – подумал Этьен, а вслух сказал:

– Понимаю, наука пленила Вас. Ну что ж, давайте попробуем окунуться в мир грез и фантазий. Дорогая, кем ты хочешь стать: Золушкой или Белоснежкой?

Она выбрала Красную Шапочку. Этьен до сих пор не мог понять причин столь странного выбора, и теперь, пробираясь под сводами леса, думал именно об этом. Тропинка неожиданно вильнула вправо и выбежала на еще одну поляну, такую же ярко-зеленую, но в отличие от предыдущей, имеющую одно дополнение: тут росли маки. Их алые лепестки, словно маленькие флаги, трепетали над зеленым травяным ковром. Люсиль оставила корзинку на тропке, чтобы та не мешала ей рвать цветы. Этьен вернулся в лес и побежал прочь. Не смотря на острое чувство одиночества, он передумал встречаться с женой. « К черту, пропади оно пропадом, – думал он, – Плевать я хотел на ваши тесты».