Случайная свадьба

Вскакиваю с дивана и начинаю кружить по комнате. Ладно, Азат, я ему никто, в то, что он строит в отношении меня коварные планы я еще могу поверить. Но мама! Неужели она тоже во всем этом участвует? Быть не может. Она так радовалась каждой моей победе!

– А ты правда девственница? – в глазах Мадины светится любопытство, и я едва удерживаюсь, чтобы не осадить девчонку. В конце концов, пока она моя единственная надежда.

– А почему тебя это так удивляет?

– Ты старая, – без тени смущения отвечает эта маленькая нахалка, – для ваших вообще нереально.

Несмотря на наглость, Мадина мне нравится. Она определенно прижилась бы в Европе.

– Тебе сколько лет? – спрашиваю.

– Пятнадцать.

– И ты считаешь, что девственности обязательно надо лишаться по паспорту?

– Нет, – пожимает она плечами, – но если к двадцати годам на тебя никто не позарился, то потом ты уже перестарок. Никто точно не позарится. Даже Хамзат бы не посмотрел.

Мда… Невысокого мнения сестренка о своем братце и о моем несостоявшемся муже.

– Послушай, – беру ее за плечи и легонько встряхиваю, – все это полная чушь. Все должно быть по общему желанию. И по любви. И возраст не имеет никакого значения. Я вот пока никого не полюбила так, чтобы захотеть близких отношений. Ты вообще слышала про любовь?

– Конечно, – высвобождается она с невозмутимым видом, – моя подруга влюблена в Хамзата. А он украл тебя!

Бинго! Возвожу глаза к потолку и благодарно улыбаюсь. Вообще-то я благодарю небеса, но пока вместо них потолок. Поблагодарю отдельно, когда отсюда выберусь.

– Послушай, Мадина, – прищуриваюсь и стараюсь добавить в голос побольше меда, – хочешь помочь своей подруге обрести счастье с любимым?

Девчонка колеблется, и я продолжаю напирать. Снимаю цепочку с кулоном в виде сердечка, белое золото с платиновой крошкой, подарок моего отца, родного.

– Выведешь меня отсюда, твоя подруга получит твоего брата, твоя мама сохранит остатки хрусталя и душевный покой, а ты – вот этот кулон.

И когда черные глаза радостно вспыхивают, облегченно выдыхаю.

***

Я иду по обочине шоссе, наплевав на все предосторожности. Дико болят ноги – одну я ободрала, когда скатывалась в овраг, вторую подвернула и потянула связки на внешней стороне стопы. Хорошо, что не разорвала, хоть как-то можно идти.

Руки тоже все в ссадинах и царапинах, они невыносимо пекут и саднят. Мне так себя жалко, что я иду и просто реву, никого не стесняясь. А кого тут стесняться? Некого. За все время, сколько иду, не встретила ни одной живой души.

А ведь уже темнеет!

Поначалу я пряталась, как и советовала Мадина, и шла параллельно шоссе по тропинке, которая то неожиданно начинала петлять, то вела через какие-то буераки, то вдруг обрывалась. Чтобы снова на нее выйти, приходилось перебегать по шоссе.

С той стороны к шоссе вплотную подступали горы, которые периодически сменялись густыми зарослями кустарника. Там идти вообще не вариант.

Мадина вывела меня из дома через задний двор. Для этого пришлось сдвинуть сервант, тот самый допотопный мамонт. Как оказалось, он загораживал дверь в соседнюю комнату, которая вела в кухню, а кухня выходила на задний двор.

– Как мы его сдвинем? – с сомнением оглядела я древний раритет.

– Легко! – заверила меня Мадина. – Держись вот здесь. И толкай!

Девчонка оказалась права. Она уперлась двумя руками, я плечом, и сервант с натужным скрипом пополз в сторону. Причем, даже не развалился.

– Видишь, совсем не тяжело, – Мадина вытерла выступившие на лбу капельки пота.

– Еще бы! – хмыкнула я. – Я так основательно проредила его содержимое!

Мадина не ответила. Судя по всему, хрусталь не предназначался ей в приданое, поэтому она так безучастно отнеслась к его уничтожению.

За сервантом действительно оказалась дверь, оклеенная обоями в тон стенам. Наверное, поэтому я ее не заметила. Дверь легко открылась, мы прошли через комнату с кухней и вышли во двор, заканчивающийся невысоким забором.

Мадина отперла калитку, распахнула ее и отошла в сторону. От калитки вдоль забора вела узкая дорожка, а дальше начинался овраг.

– Все, иди, – подтолкнула меня Мадина в сторону оврага, – тебе на ту сторону. Там увидишь тропинку, иди по ней, никуда не сворачивай. Она выведет тебя к шоссе. Только по шоссе не ходи, если наши вдогонку пустятся, сразу поймают.

– А где они сейчас? – спросила я свою несостоявшуюся сестренку.

– Там, – неопределенно махнула она рукой, – пьют.

– Ты случайно не видела мою сумку?

– Неа. Наверное, она в доме. Лучше за ней не возвращаться.

Я со вздохом кивнула. Мадина права, надо торопиться

– А тебе ничего не будет за то, что ты меня выпустила?

– Не будет, – Мадина хитро прищурилась, – я сервант назад придвину и окно открою, пусть думают, что ты у них из-под носа сбежала. И думают, как тебя собаки пропустили.

Боже, там еще оказывается есть собаки! Я постаралась о них не думать и повернулась к оврагу.

– А как мне его перейти? Здесь есть мостик?

– Вот так и переходи. Садись и съезжай как с горки. Вас что, в Швейцарии не научили? – ехидная Мадина явно начала сомневаться в качестве европейского образования.

– На что садиться? – продолжила тупить я.

– На задницу!

По лицу девушки было ясно, что она не шутит. Я присела на корточки, подобрала подол платья и попыталась ногой нащупать какую-то опору. Но нога соскользнула, и я поползла вниз по отвесной стене. Хорошо, хоть не покатилась кубарем.

Последнее, что увидела, как торжествующе сверкнули черные глаза. Похоже, Мадина решила всерьез устроить личное счастье подруги. Если я сверну себе шею, она сможет присвоить себе холостяка Хамзата в вечное и безраздельное пользование.

Теперь я бреду по шоссе, не представляя, когда дойду и куда оно меня выведет. Но я готова идти хоть всю ночь, пока хватит сил.

***

Уже порядком стемнело, поэтому отблеск сигнальных огней я увидела издали. Первым порывом было броситься вперед с криком «Спасите! Помогите!» Но вспоминаю о том, что встретиться мне может кто угодно, сворачиваю с дороги и иду дальше, прячась в зарослях.