Души прекрасные порывы. Три мини-повести

– Не забудь предварительно позвонить!

Костя посмотрел на мать словно со стороны, не-то оценивая, не-то удивляясь:

– За кого ты меня принимаешь, ма?

– За… Рагозина. За кого же ещё?!

И началось: та… та… та…

– Хочешь и со мной поругаться? – поинтересовался Костя, перебивая мать.

– С чего бы это?! – взвилась та.

– Не знаю с чего, – пожал плечом Константин, и чтобы предотвратить дальнейшие нравоучения добавил:

– Ты не заметила, ма, что я давно вырос?… Мне двадцать шесть. Не шесть, и даже не шестнадцать… Хватит читать лекции! Я и сам в состоянии прочесть любую лекцию. Но, заметь, не делаю этого…

Нина Яковлевна слегка опешила от такого обращения, ведь раньше Константин никогда не вёл себя так. Её голубые глаза, обрамлённые густыми, красиво изогнутыми ресницами, начали затягиваться слезами и Костя, чтобы предотвратить материнскую истерику, заявил:

– Извини, ма, спешу: у меня скоро встреча с клиентом!

Быстро чмокнув её в щёку, он метнулся за порог, облегчённо вздохнув уже за дверью:

– Кажется, на сей раз обошлось без скандала!

А Нина, промокнув навернувшиеся слёзы салфеткой, (к чему они, когда никого нет рядом?) ещё какое-то время ломала голову над тем, от кого Костя узнал, что за полчаса до его прихода они снова поругались с Димкой? Что кто-то выдал её, она не сомневалась. Только кто?

– Зловредная соседка слева, которая не отходит от дверного глазка ни днём, ни ночью? – предполагала она. – Или сам Димка пожаловался сыну?

Сомнений и вопросов было много – ответа ни одного. Впрочем, долго ломать голову и переживать по пустякам, Ниночка не любила, считая, что такие проявления старят женщину более остальных негативных факторов. Потому через несколько минут она думала уже о том, что передать Полине, чтобы та не смогла осудить, выгодно устроившую свою жизнь, младшую сестру.

Нинель Яковлевна, как она любила говорить, работала дизайнером модной одежды, оставаясь по суди хорошим закройщиком. Потому гардероб у неё был всегда модным, индивидуальным, с учётом ей стройной, немного худощавой фигуры. Свои платья, уже вышедшие из моды, она обычно сплавляла старшей сестре. Вот и сейчас Ниночка подобрала целый ворох платьев, которые уже не могла и не хотела носить, в полной уверенности, что Полина приладит их по своей фигуре, ведь швейное дело у обеих сестёр в крови.

Она даже не задумывалась над тем уместны ли в селе такие экстравагантные наряды? Важно было другое: не ударить в грязь лицом перед старшей сестрой, а, может быть, даже и вызвать её зависть.

Получая подарки от Ниночки, Полина всегда думала:

– И зачем мне вся эта красотища? Куда я пойду в таком платье: коров доить, или быкам хвосты крутить?

И большую часть нарядов отдавала соседской девчонке Катюшке: благо, что и переделывать почти ничего не приходилось – разве что убрать неуместные в сельской местности излишества в виде украшений, оборочек и рюшечек.

Тем временем Константин развил бурную деятельность. Подгадав начало отпуска к выходным, он подобрал все свои дела, покидал в рюкзак кое-какие вещички, зачехлил этюдник, упаковал краски и, присев на дорожку для порядка, шагнул за порог квартиры.

Неожиданный отъезд Кости на некоторое время выбил Нину Яковлевну из колеи, вызывая неприятие и досаду, ведь в первый раз сын уехал на родину один, без неё. Но не это волновало Нинель, точнее – не это было главным фактором. Один вопрос не давал женщине покоя:

– Что если Полина не сдержит данное двадцать шесть лет назад слово, и откроет Константину их тайну?

Но, прикинув практически, она решила, что сестре это совсем не выгодно, ведь тогда её авторитет в глазах сына упадёт, как любит выражаться Димка, ниже ватерлинии.

Глава 2. Странный сон

Дорога оказалась не такой тягостной и нудной, как ожидал Константин. Может быть, потому, что он с самого начала настроился на худшее, а может – попутчики попались нестандартные: заводные и весёлые. Даже старушка с нижней полки – баба Маня, оказалась совсем не похожей на тех обычных бабушек со скамеек, которые вечно чем-то недовольны, вечно ворчат и поучают.

Баба Маня потчевала своими «деликатесами» касатиков – как она называла Константина и молодую студенческую пару, совсем недавно соединившую свои судьбы узами Гименея. И те за обе щёки уплетали старушкины печения, соления и варения, не забывая расхваливать их на все лады. Баба Маня широко улыбалась, радуясь тому, что молодёжи нравятся её угощения.

Светлана и Игорь, как молодые, шаловливые котята затевали всевозможные игры, вовлекая в них попутчиков. Смеху, шуткам, розыгрышам не было конца. Константин сначала смотрел на всё это, если и не с удивлением, то с явным непониманием, но вскоре сам втянулся в игры, почувствовав себя не старше студентов второкурсников: стал отвечать на шутки и сам затевать розыгрыши.

Света всё что-нибудь придумывала: то буриме, то города, то фанты, то испорченный телефон, загадки, шарады. Костя дивился, глядя на неистощимую фантазию юной женщины: он был уверен в том, что всё это давно уже в прошлом и молодые люди даже представления не имеют о том, что когда-то всё это имело место быть. Выходит – нет, знают.

Игорь смеялся, глядя на выражения лиц Кости и бабы Мани, и шутил:

– Это Светлая, (иначе, как Светлая он свою половинку и не называл) – на вас свои методы воспитания проверяет: она ведь у меня собирается стать методистом детских дошкольных учреждений!

Баба Маня смеялась ему в ответ:

– Да мы вроде бы уж с Кинстинтином (она никак не могла запомнить его имя) из дошколят выросли! Гляди, каким Кинстинтин-то вымахал? Чай метра два будет…

И Костя улыбался, с удовольствием поддерживая всеобщую весёлость:

– Почти, баба Маня! Почти… Метр девяносто.

– Вот это рост! – восхищалась Светлана. – А мой Игорёк – метр с кепкой!

– Почему это метр с кепкой?! – делал вид, что сердится, Игорь. – Метр семьдесят пять! Разве мало?

– Но ведь не метр девяносто? – доводила его Света.

А, когда Игорь начинал хмурится, добавляла лукаво:

– А мне почему-то маленькие всю жизнь нравились?

И Игорь, изобразив сердитую мину на лице, нападал на неё, словно собираясь наказать за шутку. Смеху было, визгу! Из других купе даже к ним заглядывали, чтобы приобщится к веселью.

Константин смотрел на юную попутчицу и думал:

– А ведь действительно: светлая. Именно это определение подходит к ней, как никакое другое. Вот и тётя По такая же – светлая и простая… Ах, если бы таких людей было больше, как было бы тогда светло жить. Светло и вольготно…

И ему вдруг так захотелось нарисовать портрет Светланы. Костя достал из рюкзака небольшие листы бумаги на которых обычно делал наброски и, всего несколькими штрихами воссоздал образ девушки.

– Ничего себе! – восхитилась та. – Это ведь я! Как здорово!

– Действительно: похожа, – добавил Игорь, придирчиво рассматривая набросок. – Да ты у меня, Светлая, просто красавица…

– Красавица-красавица – это точно, – подтвердила и баба Маня. – Повезло тебе Игорёк с женой-то: и красавица, и умница. Ты уж её береги, пожалуйста, не потеряй! А то я вас знаю, молодых! Все вы – Маши-потеряши.

Костя нарисовал несколько портретов Светлой, раздал их попутчикам, а один – самый первый набросок оставил себе, чтобы использовать его в какой-нибудь гравюре. Какой он пока не придумал, но был уверен, что случай представится.

Предлагал сделать портрет и бабе Мане, но та в ответ только руками замахала: