В лесу

Обычно на вскрытии мы не присутствуем. Как правило, туда отправляется кто-нибудь из побывавших на месте преступления, чтобы подтвердить, что тело то же самое (бирки на трупах, бывает, путают, и судмедэксперт звонит следователю и сообщает, что его “подопечный” умер от рака печени), но чаще всего мы перекладываем эту обязанность на полицейских рангом пониже или на криминалистов, а сами потом обсуждаем с Купером сделанные ими записи и снимки. По бытующей у нас в отделе традиции, ты обязан прийти на вскрытие, когда ведешь свое первое дело об убийстве, якобы для того, чтобы осознать всю серьезность новых обязанностей, однако все прекрасно понимают, что это обряд инициации, где тебя судят со строгостью, которой позавидовали бы члены первобытного племени. Я знаком с отличным следователем – он проработал в отделе уже пятнадцать лет, и тем не менее его по-прежнему называют Гонщиком из-за того, с какой скоростью он свалил из морга, когда патологоанатом извлек мозг жертвы.

Лично я выдержал доставшееся мне испытание (несовершеннолетняя проститутка, худенькие руки в синяках и дорожках от уколов), но повторять тот опыт желанием не горел. Я хожу на вскрытие лишь в редких случаях – удивительно, но они самые жуткие, – которые требуют самоотверженности. По-моему, с первого раза преодолеть это никому не под силу. Когда судмедэксперт срезает скальп и лицо жертвы, деформированное и бессмысленное, словно маска на Хэллоуин, сползает с черепа, разум твой бунтует.

Мы едва не опоздали, Купер как раз вышел из прозекторской. На голове у него была зеленая одноразовая шапочка, а халат из водоотталкивающего материала он уже снял и двумя пальцами держал чуть на отлете.

– Детективы, – его брови удивленно поползли вверх, – какая неожиданность. Если бы вы сказали мне, что собираетесь навестить нас, я, разумеется, ради вашего удобства подождал бы.

Вредничал он из-за того, что мы опоздали на вскрытие. Справедливости ради скажу, что еще даже одиннадцати не было, однако Купер приступает к работе с шести до семи, а уходит в три или четыре и любит, когда это учитывают. За это помощники его ненавидят, но ему плевать, потому что ненависть эта почти всегда взаимна. Купер знаменит великим множеством антипатий. Насколько мы успели выяснить, ему не нравятся блондинки, низкорослые мужчины, все, кто носит больше двух серег, те, кто часто повторяет “знаете”, и еще очень многие личности, не вписывающиеся ни в одну из этих категорий. К счастью, он когда-то решил, что мы с Кэсси ему нравимся, в противном случае отправил бы нас восвояси со словами, мол, ждите результатов вскрытия в письменной форме, причем написанных от руки, – все отчеты Купер пишет изящной чернильной ручкой, и сама эта идея никакого отвращения у меня не вызывает, вот только перенять ее я ни за что не осмелился бы. Бывают дни, когда меня не покидает тревога: вдруг лет через десять-двадцать я проснусь и обнаружу, что превратился в Купера?

– Ух ты! – Сэм явно решил подольститься к нему. – Вы уже закончили?

Купер наградил его холодным взглядом.

– Доктор Купер, я очень сожалею, что мы вот так неожиданно свалились вам на голову. Суперинтендант О’Келли устроил летучку, мы с трудом вырвались. – И я закатил глаза.

– Вон оно что. Ну разумеется. – Судя по тону, Купер считал, что упоминание имени О’Келли – вопиющая бестактность.

– Если вдруг у вас найдется время, может, расскажете нам о результатах?

– Ладно уж. – Купер испустил сдержанный вздох страстотерпца.

В действительности, как и любой мастер своего дела, Купер обожает хвастаться своими трудами. Он распахнул двери прозекторской, и в ноздри мне ударила волна – смесь смерти, холода и едкого спирта, заставляющая животное внутри нас инстинктивно съежиться.

В Дублине тела поступают в городской морг, но Нокнари к городу не относится, поэтому найденных в сельской местности жертв просто отвозят в ближайшую больницу, где и проводят вскрытие. Условия там бывают разные. В этой прозекторской, неряшливой, без окон, на зеленой плитке слоями собиралась грязь, а на старых раковинах темнели непонятного происхождения пятна. Единственные предметы, появившиеся здесь после 1950-х, – два патологоанатомических стола из нержавейки с тускло поблескивающими углами.

Кэти Девлин, обнаженная, лежала под безжалостными люминесцентными лампами, слишком маленькая для такого стола и почему-то еще более мертвая, чем вчера. Я вспомнил старое суеверие о душе, которая еще несколько дней после смерти бродит вокруг тела, потерянная и неприкаянная. Серо-белое тело наводило на мысли об инопланетянах из Розуэлла[9 - Имеется в виду так называемый Розуэллский инцидент – легенда о крушении НЛО близ города Розуэлл в штате Нью-Мексико, США, в июле 1947 года.], с левой стороны темнела россыпь синюшно-бордовых пятен. Слава богу, помощник Купера уже пришил на место скальп и сейчас заканчивал V-образный шов на туловище – орудуя иглой, по размерам похожей на парусную, он накладывал размашистые стежки. На миг меня накрыл стыд за то, что мы опоздали, за то, что бросили ее, такую маленькую, одну, отдали на последнее поругание. Нам следовало прийти раньше, чтобы хоть кто-то держал ее за руку, пока обтянутые перчатками пальцы Купера протыкали и резали. К моему удивлению, Сэм незаметно перекрестился.

– Половозрелая белая женщина, – сказал Купер, устремившись мимо нас к столу и оттеснив в сторону помощника. – Как мне сказали, возраст двенадцать лет. Рост и вес по нижней границе, но в пределах нормы. Шрамы свидетельствуют о проведенной некоторое время назад операции на органах брюшной полости – вероятно, диагностической лапаротомии. Насколько я могу судить, очевидные патологии отсутствуют. Она умерла здоровой, уж простите мне этот оксюморон.

Как послушные студенты, мы выстроились вокруг патологоанатомического стола. Наши шаги негромким эхом отдавались от облицованных кафелем стен. Невозмутимо жуя жвачку, помощник привалился к раковине и скрестил на груди руки. С одной стороны V-образный разрез, темный и непостижимый, так и остался незашитым, а иголку обыденно воткнули в кожу.

– Хоть намеки на ДНК есть? – спросил я.

– Если позволите, я предпочел бы по порядку, – раздраженно сказал Купер. – Итак. На голове две раны, обе анте мортем. То есть нанесенные до наступления смерти, – любезно пояснил он Сэму, и тот серьезно кивнул. – Обе раны нанесены твердым грубым предметом, продолговатым, но без четко очерченных граней, что соответствует камню, который передала мне мисс Миллер. Один удар пришелся по задней части головы, рядом с макушкой. Он вызвал повреждение мягких тканей и небольшое кровотечение, однако череп остался целым.

Купер повернул голову Кэти и показал небольшую шишку. Чтобы выяснить, есть ли повреждения на лице, кровь смыли, и все-таки на щеке виднелись едва заметные потеки.

– Значит, возможно, ее ударили, когда она вырывалась или пыталась убежать? – предположила Кэсси.

Психологов-криминалистов у нас нет. Если возникает необходимость, нам присылают специалиста из Англии, но в основном у нас в Убийствах эту функцию выполняет Кэсси по той сомнительной причине, что она три с половиной года изучала психологию в Тринити-колледже. О’Келли мы об этом не рассказываем, он считает психолога-криминалиста кем-то вроде бабки-гадалки и даже с ребятами из Англии разговаривает через губу. Впрочем, по-моему, Кэсси в этом смысле молодец, хотя ее годы в компании Фрейда и лабораторных крыс тут ни при чем. Просто она видит вещи под необычным углом и, как правило, бывает близка к истине.

В наказание за то, что Кэсси его перебила, Купер надолго задумался. Но наконец рассудительно покачал головой:

– Маловероятно. Если бы во время удара жертва двигалась, кожа была бы содрана. А это ничем не подтверждается. Второй удар, в отличие от первого…

Купер повернул голову Кэти в другую сторону и одним пальцем приподнял волосы. Фрагмент кожи на левом виске отсутствовал, обнажая обширную неровную рану, из которой торчали осколки кости. Кто-то – Сэм или Кэсси – сглотнул.

– Как видите, – продолжал Купер, – второй удар нанесен с большей силой. Он пришелся над левым ухом и привел к вдавленному перелому черепа и существенных размеров субдуральной гематоме. Вот здесь и здесь, – он показал пальцем, – кожа, о чем я и говорил, содрана и царапины ведут к центру удара. Думается, что жертва дернула головой, поэтому орудие убийства сначала прошло по черепу вскользь. Я доступно излагаю?

Мы дружно закивали. Украдкой взглянув на Сэма, я с облегчением заметил, что ему тоже приходится трудно.

– Этого удара было бы достаточно, чтобы смерть наступила в течение нескольких часов. Тем не менее гематома прогрессировала совсем незначительно, поэтому можно с уверенностью сказать, что жертва умерла по другим причинам, но в скором времени после получения этой травмы.

– Как вы полагаете, ее лицо было обращено к нему или в противоположную сторону? – спросила Кэсси.

– Многое свидетельствует о том, что во время нанесения более сильного удара жертва лежала ничком. Кровотечение было сильное, кровь стекала по левой части лица и собралась в носогубных складках.

Что воодушевляло – если, конечно, это слово вообще здесь уместно, – поскольку означало, что если мы найдем место преступления, то обнаружим там и следы крови. Это также говорило о том, что, скорее всего, мы имели дело с левшой. Подобные детали играют решающую роль разве что в романах Агаты Кристи, но уж никак не в настоящих расследованиях, однако на этом этапе любая тоненькая ниточка – уже хорошо.

– Должен добавить, что перед нанесением удара жертва сопротивлялась. Такого удара достаточно, чтобы жертва потеряла сознание, однако на кистях рук и предплечьях есть повреждения – ушибы, ссадины, три сломанных ногтя на правой руке. Вероятно, она оказывала сопротивление и пыталась защититься от ударов. – Ухватившись большим и указательным пальцами за запястье девочки, он перевернул ее руку и показал царапины. Ногти жертве обрезали и отправили на анализ. На тыльной стороне руки фломастером был нарисован цветочек со смайликом внутри. Рисунок уже успел выцвести.

– Я также обнаружил припухлость вокруг рта и отпечатки зубов на внутренней стороне губ. Это свидетельствует о том, что преступник рукой зажимал ей рот.

Снаружи, из коридора, доносился настойчивый женский голос. Неподалеку громко хлопнула дверь. Воздух в прозекторской был плотным и слишком неподвижным, таким, что даже вдохнуть его сложно. Купер обвел нас взглядом, но мы молчали. Он понимал, что этого нам слышать не хочется. В подобных случаях нам остается лишь надеяться на то, что жертва не осознавала происходящего.

– Пока она находилась в бессознательном состоянии, – невозмутимо продолжал Купер, – голову ей обмотали, вероятнее всего, полиэтиленовой пленкой, которую затем затянули сзади.

Он приподнял голову. На шее виднелась широкая отметина. Там, где пленка собиралась в складки, отметина превратилась в несколько полосок.

– Как видите, странгуляционная борозда отчетливая, из чего я делаю вывод, что пленку накинули, когда жертва была обездвижена. Признаков удушения не наблюдается – следовательно, вряд ли дыхательные пути были полностью перекрыты. Тем не менее петехиальная сыпь на белках глаз и поверхности легких свидетельствует о том, что смерть наступила вследствие гипоксии. Я бы предположил, что на лицо жертве натянули полиэтиленовый пакет, который в течение нескольких минут придерживали на затылке. Жертва умерла от удушения, осложненного черепно-мозговой травмой, нанесенной тупым предметом.

– Погодите-ка, – перебила его Кэсси, – то есть изнасилования не было?

– Хм, – поджал губы Купер, – терпение, детектив Мэддокс, до этого мы еще не дошли. Ее изнасиловали после наступления смерти, и преступник использовал для этого некий посторонний предмет. – Купер умолк, незаметно наслаждаясь эффектом.

– После наступления смерти? – переспросил я. – Вы уверены?

В определенном смысле мне стало легче, это исключало наиболее мучительные образы, но в то же время могло означать, что наш преступник – отмороженный урод. Лицо Сэма скривилось.

– Снаружи влагалища и на три дюйма в глубину присутствуют ссадины, девственная плева нарушена, но ни кровотечений, ни воспаления нет. Это произошло после наступления смерти, без всяких сомнений.

Я ощутил, как мы, все трое, передернулись – никто не желал смотреть на это, сама мысль казалась чудовищной, но Купер лишь удивленно глянул на нас и остался стоять на своем месте в изголовье патологоанатомического стола.

– Что за посторонний предмет? – спросила Кэсси.

Внимательно и бесстрастно она смотрела на горло Кэти.

– Внутри влагалища мы обнаружили частицы земли и две небольшие деревянные занозы, одну обугленную, другую покрытую тонким слоем прозрачного лака. Полагаю, это предмет длиной не менее четырех дюймов, один или два дюйма в диаметре, изготовленный из дерева и покрытый лаком, а кроме того, долго находившийся в использовании, поскольку края у него не острые и к тому же есть след обгорания. Рукоять метлы или что-нибудь в этом роде. Царапины разрозненные и ярко выраженные – следовательно, предмет ввели один раз. Я не обнаружил ничего, что свидетельствовало бы о насильственном введении пениса. В анальном отверстии и во рту следы насильственных действий сексуального характера отсутствуют.

– Значит, и телесных жидкостей нет, – угрюмо заключил я.

– Под ногтями также не найдено ни крови, ни кожи, – с мрачным удовлетворением добавил Купер. – Конечно, анализ еще не завершен, но я бы советовал не возлагать лишних надежд на образцы ДНК.

– Вы осмотрели тело? Семенной жидкости нигде нет? – спросила Кэсси.

Купер наградил ее суровым взглядом, ответом не удостоил.

– После смерти телу придали позу, в которой его и обнаружили, то есть уложили на левый бок. Вторичной синюшности не наблюдается, значит, она пролежала в этом положении не менее двенадцати часов. Воздействие насекомых умеренное, поэтому предположу, что тело находилось в закрытом пространстве или, возможно, его плотно во что-то завернули и оно долго пролежало в таком виде. Разумеется, все это будет отражено в отчете. Ну а пока… У вас остались вопросы?